В ответ на возникающие сомнения по поводу отечественной культурной политики, последнее время меня успокаивают: все хорошо, мол, у нас лично Президент занимается этим вопросом. Но это «успокоительное» лично на меня действует нетипично. «Хотелось бы, — мямлю в ответ, — чтобы не лично Президент, а профессионалы...» И тут на меня напускаются: «Разве бывают в культуре профессионалы?» Что ж, в культуре, может, и нет. Но вот в культурной политике... Что остается? Надеяться на советников. На их профессионализм и здравый смысл. С этими мыслями я обратилась к советнику Президента, лидеру группы «Океан Ельзи» Святославу Вакарчуку.
Однако разговор начался не с этого. Все-таки культурная политика, как выяснилось, лишь слегка соприкасается с областью его интересов и приложения сил. По собственному признанию Святослава, от политики он бы хотел дистанцироваться. Впрочем, накануне выборов и даже во время оранжевой революции он говорил то же самое... Как бы там ни было, разговор сначала зашел о новом альбоме «Океана Ельзи» и потрясениях, которые пережила группа в связи с очередным обновлением рядов.
— В прежнем составе мы не смогли бы сделать такой альбом, какой сейчас пишем, — убежден С. Вакарчук. — Это новый «Океан Ельзи». Такой, о котором я мечтал.
— Чем же он характерен?
— Искренностью. Натурализмом. Оторванностью от действительности — музыкальной действительности в этой стране. Он о других вещах.
— А какова она, музыкальная действительность в этой стране?
— Примерно девяносто процентов наших артистов стремятся к известности. А известным ты можешь стать, не обязательно записав хороший альбом или хорошую песню. Известным можешь стать, выиграв фестиваль, поставив рекорд или что-то в этом роде.
Хотелось бы, чтобы мы больше обращали внимание на музыку. Я ничуть не умаляю достижений тех, кто выигрывает. Это повод уважать. Сказать спасибо. Но не повод любить. Искусство — это душа, которую ты отдаешь, а не результат, выражающийся в цифрах. Ведь даже хороших спортсменов любят не за результат, а за то, как они играют.
— А вы, стало быть, стремитесь к любви, а не к успеху?
— Я стремлюсь к гармонии. Чтобы люди точно чувствовали и понимали то, что я хочу им сказать. Да, мы делаем музыку для себя. Но она все равно направлена к людям. Поэтому надо делать так, чтобы им не просто нравилось, но чтобы они правильно понимали. Тогда эта любовь будет адекватной. Это важно для любого музыканта. Я бы не хотел, чтобы «Океан Ельзи» любили за то, что группа популярна в России, или за то, что она участвовала в оранжевой революции. Хочу, чтобы нас любили за нашу музыку.
— Вы почувствовали какое-то изменение отношения после участия в оранжевой революции — в России или в Украине?
— Глобально нет. И я очень этому рад. Это значит, что брэнд «Океан Ельзи» независим от политических пристрастий. Как гражданин я сделал тогда все, что мог. И рад этому. А как музыканты мы прошли сквозь это. Песни о революции не пишутся под влиянием революции. Песни о любви пишутся под влиянием любви.
— Вы продолжаете выполнять функции советника Президента или совсем отошли от политики?
— Я сейчас их выполняю. Это хоть и внештатная, но должность. В ней больше ответственности перед народом, чем пафоса. Я переживаю за шаги, которые предпринимаю, потому что, если раньше это было связано только с моим именем или именем группы, то теперь многие ассоциируют мои действия с именем человека, которого мы защищали на Майдане. Я стараюсь соответствовать. Это непросто. Такая ответственность — это, пожалуй, то, с чего начинается взрослая жизнь. Что меня радует, так это то, что могу более эффективно достучаться до людей, находящихся у власти, и помочь тем, кто в этом нуждается. А также объяснить людям, почему власть что-то делает или не делает.
— Вам уже удалось реализовать какие-нибудь идеи на уровне государственной политики?
— До конечного результата нет.
— А хотя бы начать?
— Да. Сейчас, например, создается программа поддержки талантливых детей, в первую очередь тех, которые были лишены возможности что-то делать — дети-инвалиды, дети из неблагополучных семей, сироты. Это не просто благотворительная программа, не просто помощь — это жизненный менеджмент. Это то, что мы закладываем в будущее. Если мы сейчас в детских домах, интернатах улучшим материально-техническую базу для занятий музыкой, то кто знает, сколько найдем талантливых ребят. Кроме того, есть идея пропаганды нашей страны за ее пределами. Мне кажется, что проблема Украины не только в объективных факторах. Главное, что мы не используем свои возможности. Раньше этого не делали по очень простой причине — многим людям во власти не приходило в голову, что Украину надо пиарить. Здоровая часть национального самосознания, национальной гордости во мне есть, и я хочу, чтобы она была у нас у всех. Нам надо промоутировать свою историю. Хочу, чтобы весь мир знал Ярослава Мудрого, княгиню Ольгу, историю казачества, Бортнянского и Березовского — основоположников хоровой классической музыки, то, что нам 1500 лет, что у нас была первая казаческая демократия, что мы одна из первых христианских стран. Может, кому-то это покажется популизмом, но это работает.
— И как заставить это работать?
— Есть много способов. Один из них — прямое взаимодействие с исполнительной властью. В данном случае — Министерством иностранных дел. В 2008 году, например, будет всемирная книжная выставка во Франкфурте. Уже есть программа подготовки участия Украины в ней — сейчас этим занимаются очень серьезно. С привлечением серьезных денег и готовностью печатать правильные книги.
— Кто решает, какие книги правильные, а какие — нет?
— Я не настолько осведомлен, чтобы называть имена, но знаю, что участвуют люди, которые в этом разбираются, — книгоиздатели, люди, занимающиеся книжным бизнесом. Но это только один пример. Второй пример — участие Украины в чемпионате мира по футболу 2012 года. Все говорят, что это нереально. Конечно, если об этом только говорить, оно нереальным и останется, а если трезво взвесить возможности, то окажется, что вполне реально. Тяжело, но реально. Инициатив на самом деле очень много. Например, сейчас зреет идея превращения Украины из страны с одной столицей в страну европейского типа — с множеством культурных центров. Я имею в виду привлечение внимания к конкретным регионам. Надо научиться гордиться своим родным городом. И искусственно или неискусственно создавать имидж любви к родному городу. После этого начнется культурное возражение на местах — будут воспитываться звезды местного масштаба. Согласитесь, музыканту проще стать известным в своем областном или районном центре, чем пробиться сразу в столице.
— Стремление молодых людей попасть в столицу, в общем, понятно: здесь они могут найти достойную работу и достойные деньги за свой труд, в отличие от абсолютного большинства райцентров.
— Для искусства не нужны такие деньги, как для экономики или политики.
— Но искусство не живет отдельно от экономики. В том смысле, что кушать всем хочется. Да и искусство — в частности массовое — тесно связано с производством, что, в свою очередь, требует денежных вложений.
— Не согласен. Я, например, живу отдельно и от экономики, и от политики. Стремлюсь к этому, во всяком случае. Мы себя сделали сами. Никому ничем не обязаны. Я на своем примере увидел, что намного легче достичь успеха в столице после того, как ты что-то сделал у себя дома. Я не говорю, что все должны ограничиться и запереться в своих райцентрах. Речь о том, что если мы создадим много альтернативных центров, они будут иметь больше веса. Это в конце концов привлечет и деньги. Получилось же у Донецка стать еще одной футбольной столицей.
— Нынешняя культурная политика способствует реализации ваших желаний?
— Пока мы пребываем с ней в параллельных пространствах. Но я не считаю, что сто дней — это достаточный срок для оценок и критики правительства. Ни в одной стране мира не позволяют себе делать выводы за такой срок. Особенно в культуре. Изменения в культуре долгосрочны. Надо десятками лет что-то менять.
— Конечно. Поэтому мы и оцениваем не достижения, а стиль работы и идеи людей, стоящих у руля.
— Я не оцениваю работу правительства сейчас. Можно соглашаться с какими-то шагами, можно не соглашаться. Но у человека, стоящего у руля, есть какая-то стратегия, о которой мы не знаем. Знаем только те ее пункты, которые уже на виду. Но они еще не предрешают исхода шахматной партии. Против чего я категорически выступаю, так это против искусственного регулирования коммерческого искусства — шоу-бизнеса, кино, литературы, того, что массово покупается. Туда нельзя. С другой стороны, есть целый пласт культуры — Культуры с большой буквы — в которую входят академическое искусство, музеи, фольклор, экспериментальное искусство, которая не может выжить самостоятельно. Так вот, здесь должен быть строжайший контроль, опека государства.
— Так что должно быть строжайшим — контроль или опека?
— Контроль — не в пошлом смысле слова, а в том смысле, чтобы никто не смог это развалить. Вспомните, в начале 20-х годов мы имели богатый театр, литературу, музыкальное искусство, и всего за десять лет это было уничтожено целенаправленной государственной политикой. За последние пятнадцать лет мы сделали грандиозный скачок — в музыке, живописи, даже в кино. Не понимаю, почему наши новости не начались с того, что мы выиграли Каннский фестиваль? В любой цивилизованной стране из этого раздули бы Бог знает что. А мы едва упомянули. Спросите любого человека, который просто идет по улице, знает ли он об этом — он ответит «нет». А я хочу, чтобы они об этом знали. Ведь любой подобный результат — это повод гордиться своей страной. Повод уважать себя. И это задача культурной политики, а не искусства. В искусстве важна любовь, в политике — уважение. Так вот, за последние пятнадцать лет произошел скачок. Сейчас из десяти самых слушаемых исполнителей в этой стране — как минимум пять украинские. Поэтому нельзя говорить, что все плохо. Мы просто не умеем ценить своих героев.
— Вы представляете себе, как преодолеть этот разрыв — между «героями» и теми, кто «просто ходит по улице»?
— Это наша задача — людей, которые влияют на культуру. Если мы это поймем, осознаем, что мы в этом вопросе союзники, это уже будет победа. А с методами там разберемся. Я — песнями, вы — статьями, и как-то оно будет двигаться. Мы же смогли убедить всех, что украинская музыка может быть популярна за пределами Украины. Почему не сделать то же с украинским кино, украинским театром, украинской живописью?
— Может, потому, что шоу-бизнес и искусство, находящееся в сфере государственного управления, как, например, кино, — это две большие разницы?
— А где написано, что, например, вы не можете вложить деньги и снять кино?
— То есть сделать красивый меценатский жест? Или вы думаете, что я сумею заработать в Украине на продюсировании кино?
— А почему бы не меценатский жест? Надо же с чего-то начать. Когда мы начинали, я, например, тоже не верил, что будем собирать многотысячные залы по всей Украине. Кто-то должен сделать первый шаг и показать, что это возможно. Мы можем стать популярными в России. Победить на Каннском фестивале. На «Евровидении». Если Довженко родился на этой земле, почему не может родиться еще один? Дело в том, что мы не верим, что можем что-то сделать. Нам просто надо уметь достучаться до людей. А если речь идет о материально-технической базе, то вы понимаете, что государство, которое настроило кучу всего, вложило в это сумасшедшие деньги, не может все это взять и отдать. Другая проблема — почему тот, кто «слишком много ест», не может взять немного прибыли и вложить ее в кино? Почему есть люди, готовые финансировать футбольные команды и даже строить музеи, но нет тех, кто создал бы независимую киностудию?
— Почему же?
— Да они есть. Я даже думаю, что где-то эта идея зреет. Но не так много людей, которые искренне переживают. Они смотрят у себя дома в домашнем кинотеатре американское кино и их все устраивает.
— Что же их изменит?
— Придут новые люди — искренние, немного сумасшедшие, любящие свою страну. Я встречаюсь со студентами разных вузов, хочу понять, чем они живут, как изменились. Хочу чувствовать дух времени.
— Получается?
— Да. Они другие. Намного больше индивидуализма — умеют абстрагироваться от того, «как надо», «что модно» и вытянуть из всего этого то, что важно и нужно для тебя. Они рациональнее подходят к жизни. Их выбор более осознанный. Это еще не та свобода, которую хотелось бы видеть, но она уже появляется. Нужно время. Необходимо, чтобы наше руководство имело в голове и сердце украинскую идею.
— Сформулируйте.
— Я горжусь своей страной. Горжусь тем, что руковожу этим государством. Тем, что могу что-то для него сделать. И задача всей моей жизни — сделать брэнд «Украина» как можно лучшим. Важно, чтобы они любили Украину. И тогда даже если кто-то из них будет ошибаться, не так страшно. Потому что любовь спасает все. Одного этого иногда более чем достаточно. В этом случае ты не будешь считать выгоду — будешь делать, и все.