У Владимира Широкова есть картина «Пасха слепого». Сюжет таков. Светлое утро, дощатый стол, на нём блюдо с большим разрезанным куличом, два чуть деформированных гранёных стакана, цветные яйца. Один край праздничного стола — со стаканом и тарелкой — обращён к зрителю: присаживайся! На втором — стриженый подросток, чистящий крашенку, и мужчина в костюме, под пиджаком застиранная белая рубаха. Одна рука мужчины неуверенно движется к лежащим на столе пасхальным яйцам, вторая придерживает палочку — драгоценную помощницу слепого, прислонённую к столу; невидящий взгляд мужчины направлен куда-то в сторону. Нам ощутимы не только все радостно-пасхальные запахи стола, но и то, что эти запахи ощущает слепец. Зритель вдруг обнаруживает, что палочка слепого — это подпорка стола, подпорка этого шаткого и хрупкого мира. Палочка-выручалочка вывела и мужчину, и подростка, и меня, зрителя, мысленно подсевшего к столу, к Празднику Праздников.
Картина написана лет тридцать назад. Недавно Владимир Александрович Широков ослеп. Последствие диабета. Это катастрофа. Но и ослепнув, он пытался работать, взялся за глину…
В его мастерской около десяти лет назад я увидел полотно — там средь какого-то беспокойного вздыбленного пространства взвился похожий на взрыв высокий одинокий тополь. Непроизвольно припомнились строчки из «Возвращения» Юрия Кузнецова, стихотворения, посвящённого погибшему отцу: «Столб клубящейся пыли бредёт, одинокий и страшный». «Да, это об отце, — тогда отозвался Владимир Александрович, кивнув на картину. — Отец был полковником Красной Армии, погиб под Москвой в 41-м».
Владимир Широков родился в год Большого голодомора. В нынешнем июне художнику исполнилось 70. Детство его прошло в Киеве и Звенигородке. Романтические устремления молодости привели в геологию, в экспедициях он избродил Сибирь. Потом окончил Львовский институт декоративно-прикладного искусства и оказался в Черкассах. В 1965-м здесь ещё не было отделения Союза художников…
Я вхожу в тот же старый дом, в котором когда-то впервые рассматривал картину «Возвращение». На втором этаже мастерская Широкова. В этом доме можно было бы снять фильм, который расскажет правду о нашем времени, не похожую на фейерверк телевизионных версий жизни. Три года назад жаркий огонь изглодал в подъезде доски стен, сотворив угольное замкнутое пространство. Входя в подъезд мы как бы погружаемся в глубины «Чёрного квадрата» Малевича. Штукатурная дранка на закопчённом потолке обвисла как сеть; лестница, ведущая на второй этаж, во время пожара упала, но позже её как-то укрепили… И вот второй этаж; узкий и тусклый коридор, протёкшие потолки, слева и справа запертые двери. Поговаривают, что некто, устроив здесь поджог, хотел таким лихим способом задёшево приватизировать этот особняк в тихом центре Черкасс. В тесненькой мастерской Широкова на потолке жёлтые разводы, штукатурка шелушится как рыбья чешуя; против входа на каком-то неясном возвышении стоит колоритная прялка, рядом — старинный столярный верстак, на крючках — весёлые резные ложки, у дверей штабелем перевязанные картины, подготовленные к выставке. И тут же плашмя лежат на скатерти настенные часы. Лежащие часы — символ закончившегося времени, проекция взгляда, когда человек, оглядываясь на прожитое, вдруг произносит: «Как быстро всё прошло».
Многие картины Владимира Александровича нашли себе дом и в далёких, и в близких странах, а вот званий, премий, приличных мастерской и квартиры не принесли. Теперь уж, наверное, всего этого у Широкова никогда и не будет. Вот с женой — Евдокией Иосифовной — ему повезло…
Известный черкасский художник Евгений Найден (известный и тем, что обладает самостоятельной точкой зрения) говорит о старшем своём товарище, как будто полемизирует с кем-то: «Живопись не терпит лжи, тут бесполезны титулы и звания, напрасны славословия. Стоит глянуть на картину профессиональным глазом и сразу становится ясно: предмет искусства это или эрзац, имитация. И напрасны любые панегирики. Говоря о живописи Широкова, можно точно утверждать, что это искусство. И это та правда, которой никому не удастся спрятать».
Владимиру Широкову 70. Картины, которые я видел в его мастерской, стараниями его учеников переехали в Киев, в престижную галерею «Iрена», в которой было решено устроить юбилейную выставку мастера.