Основным проклятием Вавилонского столпотворения было не то, что появилось множество языков — в смысле там русский, украинский, английский и прочие суахили. Само по себе смешение не так уж и страшно — ну подумаешь, башню до неба не сумели построить. Мелочь, право слово. Настоящее проклятие предполагалось в дальнейшем — появление так называемой «языковой политики» и соответственно целой стаи более-менее искренних производителей и потребителей оной. Что примечательно — в основу любой языковой политики ложится как раз забвение основного положения о Вавилонском столпотворении — о том, что появление множества языков было проклятием, а совсем не даром Небес.
Признаться, поводы подумать о неуместности обожествления такого в общем-то утилитарного явления, как язык человеческий, были и раньше. Хотя бы этот вызубренный и отчеканенный на уроке русской литературы «великий, могучий и правдивый», который почему-то для кого-то «поддержка и опора». Но в то время мне и четверки с плюсом хватило (запнулась на какой-то запятой, что ли). А крепко призадуматься заставило другое — увиденная в менее нежном возрасте на стене одного провинциального культурно-образовательного заведения красиво выписанная и взятая в рамочку из калиновых веток (или вышивки крестиком — не помню) «Молитва до мови». По форме она, впрочем, больше напоминала акафист, но это не важно. И даже не то меня насторожило, что язык для автора — как минимум богоравен. Что с автора возьмешь? Он поэт — не больше и не меньше, что бы ни говорили нам на уроках русской литературы. Важнее мотивы руководства означенного заведения, вывесившего этот опус на стене в «красном уголке». Только ли в том дело, что в уголке этом красном надо было чем-то загородить кусочек стены, на которой осталось пятно от какого-нибудь «Учиться, учиться, учиться» или «С кем вы, работники культуры?»? Странная у нас привычка — в дневное время на стенах писать высокопарные глупости, а в ночное — неприличные выражения. И угадайте, во что больше души вложено.
Нет, прошлое все-таки не уходит. И чем азартнее ты с ним борешься, тем больше продлеваешь ему жизнь. Все эти «ситуации пост-…» имеют гораздо больше общего с тем, что они отрицают, чем различного. Не понимаю, почему. То есть я понимаю, что у разных национальных языков бывают времена пиршеств и времена испытаний. Я понимаю, что во времена империй языкам покоренных народов приходится, как правило, несладко. Не языкам, разумеется, как таковым, а языкам в их некоторых проявлениях — литературе, научной терминологии, искусствах и т.п. Люди-то в большинстве своем говорили на тех же языках, что и их предки, а стало быть, язык жил и сохранял заложенный в любом языке потенциал к развитию и заполнению всего коммуникативного пространства при любой возможности выхода в широкую практику, если не случится по дороге полная ассимиляция. Нам повезло — не случилась.
После распада СССР и провозглашения независимости Украины начинается как раз то, чего я не понимаю. Я не совсем понимаю, но готова принять формулировку «развитие языка». Пусть именно под этим словом мы будем понимать разработку и введение профессиональной лексики, переход на родной язык обучения, дублирование кино- и телепродукции и т.д. Я даже не против мудрого государева решения выделять из госбюджета «на развитие украинского языка» средства для «Просвіти», хотя и не понимаю, как именно означенное общество намерено развивать язык — ведь не на какую-то определенную «Программу развития языка», приложенную, заверенную и, разумеется, опубликованную, а просто на «развитие языка» как такового. Но я «за» — к чему все это буквоедство, когда речь идет о великих целях? Я с сочувствием выслушиваю и читаю работы языковедов и украинистов, которые пишут монографии и обсуждают на конференциях, как этот несчастный язык угнетали, уничтожали и всячески с ним расправлялись при советской власти и до нее. Должна заметить, что будучи в глубине души демократом, а может, даже либералом (хотя знакомые мне не верят), я с не меньшим сочувствием отношусь к инициативе граждан, которые собирают подписи в защиту русского языка. А также к политикам, которые в свою очередь клятвенно обещают обеспечить эту самую защиту на высшем уровне. А эти плакаты и прочие билборды «НАТО — нет. ЕЭП с Россией, Белоруссией, Казахстаном (это если вдруг кто не знает, что такое ЕЭП) — да. Русский язык — да». Согласитесь, к этому совершенно невозможно остаться равнодушным.
Но дальше начинается то, чего я не понимаю. Мне стыдно в этом признаваться: я, журналист, работа которого состоит в том, чтобы информировать, формировать чье-то мнение, влиять на состояние умов (и Бог знает что еще приписывают журналистам и за что их считают, как изволил кто-то выразиться на форуме, «сволочами продажными», но все равно продолжают читать), так вот я признаюсь всей читательской аудитории — я не понимаю. Ладно, что было, то было — империя одна, потом вторая, — но не оставили же они после себя выжженной земли! И культура наша, как напоминают нам исследователи линвоцидов и специалисты по развитию языка, тысячелетняя. А что такое 70 лет советской власти по сравнению с тысячей лет нашей культуры? Кто-то же пишет монографии о «лингвоциде» и произносит пламенные речи с трибун — так может, они мне объяснят, почему после советской власти книг на украинском языке стало выходить меньше, чем во время?
Не надо об экономических проблемах — кто с ними не знаком. Но в таком случае, может, старшие товарищи объяснят мне, почему те книги, которые все-таки выходят (так и хочется написать «наперекор всему», хотя снова непонятно — чему именно), во многих случаях вызывают кривую усмешку из-за своего качества? Качества языка, я имею в виду. В стране, где существует уже несчетное количество «правописів» и целая Правописная комиссия (надо думать, коллега «Просвіти» — тоже «развивает язык» за счет налогоплательщиков и, судя по некоторым признакам, с тем же успехом), качественных и просто грамотных текстов на украинском языке становится все меньше.
А иногда опыты бывают просто экстремальные. Сейчас, например, читаю книгу «Онлайнова журналістика» Хола. Так вот, потрясающее впечатление — читать текст об интернет-технологиях, вылизанный согласно «Правопису» Скрыпника 1923 года. Знаете, как если бы из Центра управления полетами шли телетайпы с ятями. Что-нибудь вроде «Русскія космонавты высадились на Сатурнъ. Состояніе экипажа лепо». Просто постмодерн какой-то. Нет, я не против «скрыпниковки» — пускай. Это в конце концов своеобразная интеллектуальная мода, и не стоит осуждать тех, кто ей следует, так же, как девочек, красящих волосы в невообразимые цвета. А в случае с текстом о технологиях, которые на полшага впереди современности, это даже прикольно. Я другого не понимаю: почему редактор, проявивший столько скрупулезности, переправляя «ефір» на «етер» и «аудиторію» на «авдиторію», не потрудился согласовать предложения? Я уж не говорю о таких высоких материях, как имена собственные. Возможно, специалисту по «скрыпниковке» позволительно не знать имен Пьера Бурдье или Поля де Мана, а также тот факт, что «штата Омаха» нет на карте США. Но, может, в таком случае издательству стоило разориться еще и на научного редактора?
Нет, это совсем не «негативная рецензия» на книгу. «Онлайнова журналістика» — еще вполне приличный вариант среди нынешних переводов особенно околонаучных. Эту книгу я прочту до конца — не только потому, что «по специальности», но и потому, что это в принципе возможно. Что далеко не всегда можно сказать о нынешней переводной литературе. У меня скоро подберется целая полка чисто декоративных книг, о которых я когда-то сказала «ух ты!» и купила/выклянчила в подарок/попросила почитать и, продравшись сквозь синтаксическую и лексическую сельву первых 30—40 страниц, отправила на дозревание. На собственное дозревание, я имею в виду — когда будет много-много времени, когда читать станет окончательно нечего, когда прочтение этой книги станет вопросом жизни и смерти. В общем, никогда. Послушайте, а может, это заговор? Может, кто-то подкупил наших издателей, чтобы они выпускали украиноязычную литературу, которую не сможет читать даже самый украиноязычный читатель? Может, вот он, лингвоцид в действии?
Кажется, еще со времен войны во Вьетнаме гуляет скабрезная шуточка. В смягченном (пардон за цензуру) переводе она звучит так: «воевать во имя мира —то же самое, что заниматься сексом во имя девственности». Нечто в этом роде хочется сказать о «борьбе за язык», «развитии языка» и (пардон за отсутствие цензуры) тому подобных оральных извращениях. Развитие языка происходит помимо нашей воли, хоть и при нашем деятельном участии. И я не берусь давать советы космического масштаба, что нам делать, чтобы сохранить язык. Я не уверена, что его можно или нужно хранить — это все-таки не кисет прапрадедушки. Наверное, все, что мы можем сделать, — разговаривать. Быть добросовестными с тем, что нам дорого. По мере сил следить за собственной речью и речью своих детей. Не покупать книг, которые «плохо испечены». Убегать от педагогов, которые несут околесицу. Спасти, развить или уничтожить язык могут только его носители, а не комиссии, общества и даже президенты, какие бы части бюджета они на это ни спускали. Поэтому все, что мы можем и, наверное, должны — просто жить и говорить на родном языке (даже если это непросто или «не модньо») — на русском, украинском, суахили (хоть я его и не понимаю). Быть честным перед собой — этого иногда вполне достаточно, чтобы не позволить циникам, рвущимся к власти, и примкнувшим к ним «продажным сволочам» заморочить себе голову. А НАТО или ЕЭП — это уж как повезет.