Накануне Пасхи по ту сторону добра всегда происходит сезонное обострение. В этом году оно как никогда бурное. В российском сегменте моего личного информационного пузыря — условной «палате №6» — в тренде, ни много ни мало, Апокалипсис.
Кто-то шэрит Охлобыстина — хлопнув лишнюю рюмку и в связи с постом не закусив как следует, поп-актер идет на войну, проповедует ядерный пепел и утверждает, что все русские ждали этого момента «30 лет унижений». «Жахнуть бомбой!» (Интересно, это постмодерн или просто плагиат?) «Мир, в котором нет победы России, нам не нужен!» В театральном жанре именно шуту зачастую отводится роль хора — общего гласа.
А вот старик Гребенщиков представляет на Youtube премьеру — очередную криповую песенку-притчу о гробах, прорастающих в сердце и душах, уходящих в небо черным дымом. Российские френды постсреднего взраста и либеральных взглядов привычно впадают в экстаз.
Будто вторя обоим — потрепанному шуту и просветленному гуру — серьезная френдесса-биохимик постит новость о марсианских кирпичах. Индийские (деколонизированные британские) ученые подобрали комплекс микроорганизмов — своего рода закваски, — которая даст возможность «выращивать» кирпичи прямо из марсианского грунта. «Каравай из глины» — ритуальное лакомство для Кощея Бессмертного.
В общем, все российское общество — каждый по-своему — переживает апокалипсис, каждый по-своему лелеет неизбывную русскую тягу к смерти и мертвечине и неизбывный же русский ужас перед адовыми безднами собственной загадочной души.
По эту сторону границы, превратившейся в линию фронта и экзистенциальную пропасть, в воздухе также воняет Апокалипсисом. Пасхального перемирия не будет. Кремлю нужны победы — и срочно. И если пропагандисты от ФСБ обещали победу к 9 мая, то пропагандисты от православия — к Пасхе. Да, именно к Пасхе. Не спрашивайте. Я не знаю, в каком воспаленном мозгу возникла мысль о том, что смерть и разрушение — достойная жертва христианскому Богу. Но символизм, конечно, колоссальный.
Впрочем, у них своя пасха. И свое представление о победе. Это победа смерти над жизнью — в отличие от искупительной жертвы Христа. Еще никогда извращение христианства российской имперской идеологией не было так очевидно. Еще никогда некрофилия, свойственная гражданской религии СССР и в полной мере унаследованная и адаптированная путинской Россией, не представала в таком откровенном виде. Не жалея своих убить побольше чужих — которые тоже как будто «свои», но предназначенные на убой, — это на самом деле не «цена победы». Это ее цель. Потому что настоящее величие растет и расцветает только на одном типе субстрата — на трупах жертв, принесенных этому молоху. Не важно, «своих» или «чужих» — «величие», как червь-трупоед, одинаково успешно переваривает любую плоть.
Обмолвка о «победе к Пасхе» — именно об этом. День Победы настолько же «пасха», насколько Голодомор — «пост». Не от того ведомства и не тому владыке служит.
Растерянность — до оцепенения, — охватившая большую часть украинцев с первыми взрывами новой войны, приступами накатывает на каждого из нас по сей день. Мы не понимаем, как мы здесь оказались — посреди какого-то анахронизма. Разрывы материи — камня, металла, земли и человеческих тел — поражают не больше, чем разрыв времен. Будто какой-то космический злодей (а не измученный физическим недугом карлик) запустил машину времени, которая откинула нас на сто лет назад.
Господи, да это же ХХI век! Космические корабли отошли в прошлое и уступили место спутникам связи и космическим станциям. Сообщение с одного края земли доходит до другого за считанные секунды. Девушки в виртуальных платьицах постят инсталучики. Впереди — заселение Марса, технологическая сингулярность, трансгуманизм. И даже если апокалипсис — почти наверняка это будет связано с климатом или восстанием машин, или хотя бы с вирусом. В общем, с чем-то не-человеческим. Смерть в ХХI веке уже просто не может иметь человеческое обличие. Хотя по-прежнему остается делом человеческих рук и худших наших качеств.
Но пока мы высматривали, пытались угадать черты новых неведомых угроз, пока мы смотрели в будущее — с любопытством, страхом и обязательно надеждой, — тонкая ткань мироздания разорвалась, и оттуда полезли черти. Как в Love, Death and Robots. Только в человеческом обличии. И именно это поражает нас больше всего — больше, чем фантазии художников-мультипликаторов и возможности компьютерного моделирования.
Что это — затянувшийся Fin de siècle? ХХ век, как престарелый развратник, понял, что появились более молодые и более успешные конкуренты, накололся ботоксом, и пошел в свой последний и решительный бой? Вынул из широких штанин все, чем бряцал и наводил ужас в молодости и зрелости — фашизм, колониализм, ядерный апокалипсис, пропагандистскую ложь…
Но на самом деле вопрос от века к веку не меняется. Он всегда один и тот же: откуда берутся черти? Они приходят, как мы можем убедиться, независимо от того, который век на дворе. И берутся не из каких-то непонятных далей.
Война — принудительная экскурсия к вратам ада. С возможностью заглянуть внутрь и увидеть там, кроме всего прочего, самих себя. Вместо транс- или пост-гуманизма перед нами — и внутри нас — происходит обычное, банальное для военного времени расчеловечивание. В аду, который внезапно подошел вплотную, а многих из нас окружил со всех сторон, образ и подобие Божии, которые мы все на себе носим, кажутся неуместными. Сковывают. Отягощают. Натирают местами до крови. И есть огромное искушение снять их с себя. То есть сделать нечто прямо противоположное тому, что сделал христианский Бог, родившись Человеком. Многие так и поступают.
Этот прагматизм военного времени в точности повторяет «прагматизм», положенный в основу путинской политики. Все человеческое ему не просто чуждо, не просто должно быть отброшено во имя более важных/высоких/личных целей. Сами эти цели возникают из внутренней необходимости отбросить все человеческое. Снять с себя и заодно с огромного максимально возможного количества людей Образ и Подобие. Такое вот служение собственной глубоко затаенной некрофилии. Тайному дьяволу, который окопался внутри и пообещал за верную службу и обильную жертву исполнение всех желаний. В том числе тайных и отвратительных. В первую очередь тайных и отвратительных. Дьявол и есть отвратительный старик, который умеет выглядеть ослепительно, но лишен способности постоянно возрождаться и процветать.
Поэтому любая война в той или иной мере повторяет евангельские сюжеты — она всегда не просто о добре и зле, но о личном выборе, который мы делаем до последнего вздоха, как два разбойника, разделивших с Христом его последнее испытание. Война сдувает с Евангелия, как пыль, любой символизм. Делает сюжет осязаемым. Подсвечивает Богоматерь в каждой маме, спасающей своего ребенка. Семью беженцев — в Святое Семейство. Каждого невинноубиенного — в вифлеемское дитя. Слово высвобождается из-под толстого-толстого слоя ритуалов, богословских концепций и деловых интересов церковных корпораций и становится плотью мира.
Любая война ведется прошлым против будущего. Прошлое, скованное старческими немощами, старается нанести противнику максимальный урон. И ему это, увы, отчасти удается. Конечно, герои не умирают. Но умирают люди. Нация рождается в огне — но в огне же она несет колоссальные потери. Война забирает лучших на поле боя. И губит лучших в тылу — истощает силы, ожесточает души, сеет в них горе и отчаяние. С этим букетом травм нам придется жить еще долгие годы. Враг, который намеренно терроризирует мирное население не щадя ни старых, ни малых, прекрасно знает, что он делает — он тянет нас вниз по спирали к адовым вратам, куда и сам безудержно скатывается. Но целится он при этом не столько в нас, сколько в будущее, где ему, как атавизму, просто не будет места.
Зная историю того прошлого, которое пьет нашу кровь прямо сейчас, не приходится удивляться, что оно заканчивает так страшно. Но оно заканчивается. Распадается. Истерит. Впадает в экстаз всеобщего уничтожения. И все только потому, что видит собственный конец. Наступает будущее. Больше никаких «пост-» и «пост-пост-» — только чистое будущее, не отягощенное метастазами прошлого.
Самая густая тьма — перед рассветом. После жестокого, тотального уничтожения приходит время возрождения и безудержного роста. Пасха — настоящая Пасха Христова — именно об этом.
Больше статей Екатерины Щеткиной читайте по ссылке.