Олег Митяев стал популярен после первой же своей песни: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Тогда, в начале 80-х, она чем-то неуловимым выделилась из массы подобных же песен о гитарах и кострах и стала своеобразным гимном для любителей авторской песни. Олег переехал из Челябинска в Москву, окончил театральный институт и уже много лет выступает с концертами в паре с Константином Тарасовым. С точки зрения преемственности и традиции, он ближе к Юрию Визбору, чем, скажем, к Окуджаве или Высоцкому. Особенно интересны его музыкальные миниатюры последних лет, в которых психологически точные портреты персонажей рисуются буквально одним-двумя штрихами, а гитарные пассажи Кости Тарасова великолепно гармонируют с голосом Олега, создавая плотную и легкую ткань песни с четкой авторской печатью. Мы разговорились в гостинице, после концерта Олега и Кости, организованного театром «Академия».
— Олег, я вижу у вас в руках прекрасно оформленный компакт-диск...
— Приятно сознавать, что у нас уже вышло пять компактов. Вот этот, «Стихи и песни», выпущен в Германии, в него вложена книжечка с поэтическими переводами. Так что можно спеть мои песни и по-немецки. А вот компакт-диск «Письмо из Африки», это просто записанный в Национальном театре, в Претории, живой концерт, в него вошли и наши песни, и песни Визбора, Мирзаяна. Сейчас выходят еще два диска — один, связанный с именем Юрия Визбора, «Теперь толкуют о деньгах», и второй, по нашей старой, уже раритетной пластинке, выпущенной 5 — 6 лет назад, «Давай с тобой поговорим». А в этом году мы хотим записать еще два компакта. Мы сделаем и оформим их в Москве, а печататься они будут в Мюнхене.
— А сборники стихов и песен?
— Стихов, как таковых, мы не пишем. Ни я, ни Константин. Это скорее тексты для песен. То, чем мы занимаемся, должно быть оформлено в виде аудиозаписей. Видео — это несколько другое искусство.
Мы стремимся, чтобы в аудиозаписи у нас все было в равновесии: и музыка со словами, и голос, и драматургия песни. Бывают слабые стихи и хорошая музыка. Бывают прекрасные стихи, на которые трудно придумать красивую мелодию, и песня рушится. Поэтому, в конце концов, все равно идет борьба за гармонию. Чаще всего мои тексты — это, наверное, плохие стихи, с ломаными какими-то строчками, поскольку они вплетены в мелодию.
Два сборника моих текстов вышли по сути вопреки моему желанию. Они могут быть расценены как подспорье для тех, кто прослушал записи, — чтобы не переписывать слова.
— Олег, Миша Шуфутинский исполняет ваши песни — «Соседка» и «Француженка» — с вашего согласия?
— Да. Он спросил: «Можно я буду их петь?» Я ответил: «Да».
— Но он как-то подкрепил ваш договор материально?
— Я всегда говорю: то, что эти песни есть, что их кто-то поет, — это уже счастье. А остальное — техническая сторона: может, так, а может, этак. Ну, напишем еще. Жванецкий не сильно страдал, что Райкин на концертах не называл его фамилию. В какой-то степени это все равно помогает популярности.
— Он сделал по «Соседке» прекрасный клип, помог «раскрутить» ее.
— Он не помог, он раскрутил ее для себя. Что значит помог? Он не указал автора. Все это работает на его имя.
— Сейчас вы не дали ему своих новых песен? Или он просил не слишком настойчиво?
— Ну, посмотрим. Может, потом...
— Как вы относитесь к нынешнему состоянию авторской песни, и отличается ли оно от положения в 70-х годах, когда вы начинали, и тем более от 60-х? Когда авторская песня рождалась как бы для друзей, и они пели друг другу «за рюмкой чаю»?
— Я всегда считал, что раньше были плохие и хорошие авторы. И сейчас тоже есть: и плохие, и хорошие. Вот Константин более склонен систематизировать...
К. — Ситуация, в сущности, простая, хотя все изменения, происходящие в жизни, породили реакцию и в авторской песне. Вот такой пример, конечно, утрированный: когда выпустили человека из тюрьмы, чего он хочет в начале? «Оторваться». Пойти в ресторан, выпить. А пройдет какое-то время, он выпьет, и закусит, и вернется в нормальное состояние. Когда в 86—88 годах авторскую песню «разрешили», она на какой-то модной волне выплеснулась в громадные залы, миллионы людей ходили на концерты, — это было нетипичное явление. Оно постепенно ушло, вернулось в свои рамки. И остались те несколько миллионов, которые любят наш жанр, знают основных авторов, ходят на концерты. Приятно, что в большинстве своем это — интеллигенция. Но у нее часто нет денег на билеты...
— А осталась ли в новых условиях социальная база для авторской песни?
К. — Она-то осталась. Но трудней стало проводить концерты. Большие деньги надо платить за залы, артистам и прочее. Произошел очень сильный отсев среди выступающих. И люди, которые не имеют большого коммерческого успеха, уходят в сторону. Все это живет, но вместе с тем меньше проявляется на широкой публике.
— Авторская песня изначально не была коммерческой. Сейчас появилась возможность высокой профессионализации — и вместе с тем коммерциализация жанра. Не изменилась ли нынче подоплека этого явления — авторская песня?
О. — И тогда был талант, и сейчас есть талант. Но вообще ведь раньше людям деятельным, умным просто некуда было девать свою энергию. Посмотрит, в авторской песне были сплошные кандидаты наук, доктора, профессора. Для них что-то организовать было просто. Даже обходя все запреты. Сейчас появились другие поля деятельности, многие ушли из жанра. Остались чаще всего не очень пробивные — и организаторы, да и певцы тоже. Вот Алик Мирзаян — гигант, а до сих пор не выпустит свой компакт-диск.
— Пробивные уходят в шоу-бизнес.
К. — Но есть и еще один момент.
О. — Тогда «жареного» было побольше.
К. — Да, жанр перестал быть альтернативным искусством. Когда это все вышло из-под запрета, его социальная база, конечно, сузилась. Время предъявило к нашему жанру требования, конечно, очень высокие, потому что приходится конкурировать напрямую с другими течениями в эстраде. Но мы постоянно встречаем много талантливой молодежи, нынче возрождаются былые фестивали. Вот недавно в Сергиевом Посаде, в бывшем Загорске, прошел очень интересный юношеский фестиваль авторской песни. Нас поразил его уровень. А вообще, авторская песня — это искусство слова. Оно остается очень национальным, языковым и не допускает почти никаких заимствований из других культур. Очень важно, что вокруг этого жанра объединяются прекрасные поэты, которые создают это слово, сохраняют нашу культуру: Окуджава, Ким, Левитанский, Юнна Мориц, Сухарев.
— Олег, приглашают ли вас с Константином на, так сказать, общеэстрадные концерты?
О. — Бывает. Но нам интересней не общеэстрадные, а обще-, так сказать, человеческие. Вот совсем недавно мы выступали на концерте в помощь театрам Чечни. Марк Захаров, Глузский, Джигарханян, Окуджава, Макаревич. Мы счастливы, что нас пригласили с ними выступать. Но чаще всего, и это самое приятное, мы даем сольные выступления, когда приходит наша публика.
— Вы работали вместе с Розенбаумом? Чем кончилось ваше сотрудничество?
О. — Особенно оно и не началось. У Александра Яковлевича была идея: создать свой театр, и он нас с Константином пригласил. Было несколько совместных выступлений, а потом он уехал в Америку, мы — в Германию. И все. Ну, у нас было, кроме уважительного отношения к тому, что делает Розенбаум, еще и юношеское заблуждение, что, выступая с таким известным человеком, мы тоже станем известными. А сейчас мы движемся самостоятельно.