Сашко Ирванец может вызывать у читателя целую гамму чувств. При этом есть у него удивительное качество — он не боится быть не просто актуальным, а по самые уши политически заангажированным. Довольно редкостный дар в современной литературе, умеющей и даже стремящейся говорить о политическом настоящем в глазок телекамер или для газетных полос и справедливо негодующей, если она не получает такой возможности, но не хочет? не может? не умеет? — писать об этом (простите за некоторую несуразность) собственно литературу.
Наиболее ярким и выразительным примером, достойным отдельного разговора, стал позапрошлогодний Майдан, через который так или иначе прошли все без исключения горячие литературные головы. Но из художественных текстов за минувший год на полках появились только вариации на тему дневников Let my people go Оксаны Забужко и пьеса с элементами балета «Лускунчик-2004» Александра Ирванца. Именно она не только дала название его последней книге и оправдала оранжево-майданную обложку, но и, очевидно, создала определенную ось смысла и настроения, позволившую собрать в одном сборнике странную смесь: пьесы и стихи последних двадцати лет. В общем, «непрозу».
Хотя, возможно, та ось существует только в моем воображении, а ее появление связано с необходимостью хоть как-то объяснить себе и читателю, что делают под одной обложкой любимые стихи разных времен и периодов — солдатского, бубабистского, fin de siecle’евского, — а также уже поставленные и еще не поставленные (но неоднократно прочитанные и напечатанные) пьесы и оранжевый свежачок — «Лускунчик». Ибо, если говорить откровенно, этому тому ужасно не хватает предисловия, и даже не дружески-критического, а, собственно, авторского. В котором бы речь шла о том, что именно вынудило Ирванца собрать именно эти тексты именно в эту книгу именно сейчас.
А так неопытный читатель, прочитав только блерб, может подумать, что книга появилась лишь потому, что Ирванец «минулої весни придумав назву «Непроза», чим дуже пишається», и обязательно хотел испытать ее на себе. А слишком мудрый критик начнет соединять вместе Форум издателей во Львове, накануне которого и появилась книга, и тот факт, что новых книг у Ирванца давненько не выходило...
Но кто ищет, тот непременно находит. Так что, по-моему, не зря в финале книги на сцену выходит оранжевый «Лускунчик-2004». История нехитрой декабрьской любви «оранжевой» девушки из Луцка и спецназовца из Симферополя, которая, казалось, обречена — если не из-за идеологической и географической несовместимости влюбленных, то из-за коварства завистников, — демонстрирует незаурядный талант Ирванца обеими писательскими руками хвататься за главный нерв своего времени и наглядно показывать, как тесно переплетены в нем нити политического и социального, идеологического и личного.
Не с этим ли мы сталкиваемся в «Маленькій п’єсі про зраду» (1992), где главную героиню, в прямом смысле, раздавливает броневичок яростной борьбы «серых» против «черных», навлеченных на нее ее любимым (потому что кровь только подпитывает борьбу), и любовь превращается в бесконечный ряд измен. Или в пьесе Recording (1995), где герой становится жертвой случая и собственного политического равнодушия, неоднократно подтверждающего бессмысленность и безальтернативность любого политического выбора и выборов как таковых. Или в «Брехуні з Литовської площі» (новая версия 2000, хотя оригинал приходится на начало 1990-х) — о случайной встрече в Люблине двух постсовковых украинцев, даже мимолетная влюбленность между которыми невозможна, поскольку она — украинка из Днепродзержинска, мотающаяся между польскими и украинскими базарами и ненавидящая диссидентов и «пісатєлєй» в парламенте, а заодно и Западную Украину, которая их «туди понавибірала», а он — украинец с Западной, который хочет разговаривать на польском и жить в Польше без действующей визы, чтобы только не ассоциироваться с совком...
Довольно лирически-ностальгическая книга получается. Или, может, книга для ностальгирующих, тех, кто помнит, как медленно, из-под палки приживалась свобода мысли и слова, ценой каких измен она покупалась, кто помнит разруху в головах и электричках, введение гривни и «Рабыню Изауру», магнитофоны International, спортивные штаны и первые клетчатые сумки (предшественники нынешних), торговлю на польских базарах, самогон и стыд из-за первых попыток самоосознания... Книга для тех, кто вместе с автором хочет запомнить эту, иногда довольно жуткую историю страны не в официальных сообщениях СМИ или страницах официальной же истории, а во вполне правдивых и натуралистических писательских зарисовках: минимум выдумки — максимум правды. И, под таким углом зрения, похоже на то, что финальный «Лускунчик» играет еще одну, возможно, наиболее важную композиционную роль. Эта пьеса — единственная, судьбы героев в которой не разрушаются, а выстраиваются, приобретают смысл, она единственная заканчивается хеппи-эндом (или, скорее, уверенным намеком на хеппи-энд): оранжевый Майдан победил, и восточно-западная любовь получает все-таки свой шанс на железнодорожной станции Ковель. Любовь и политика, чудеса и хеппи-энды — все возможно в этой, теперь уже другой, стране, — кажется, говорит автор.
Но это речь шла о пьесах — а что же стихи? А стихи густо рассыпаны между другой «непрозой» для того, чтобы не оставалось сомнений: несмотря на всю многогранность своего таланта, Ирванец — прежде всего поэт. И поэт фразы, поэт образа, идеи, гениально подмеченной и воплощенной в нескольких экономных словах «фишки». А остальные слова и сюжеты — иногда до невозможности и неловкости наивные, иногда грубовато-натуралистические — дарованы читателю для того, чтобы тот мог по достоинству оценить настоящий блеск скрытых ценных бриллиантов. Ибо кто сказал, что литература — это просто? Кто обещал, что политически заангажированное творчество — это легко? Кто говорил, что реальность — это приятно?
И скольких бы спецназовцев ни превратило творчество Ирванца в принцев-щелкунчиков — лидерство все равно уверенно будут удерживать сержанты Пономаренки. Сколько бы трансзбручанских свадеб он ни устроил — наша Ненька все равно наиболее полно будет звучать в Eine Kleine Nachtmusik. И «Пісні східних слов’ян», и «Ода гривні», і «Латиноамериканська величальна» расскажут нам о нас значительно больше, чем все многозначительные «мультиплюндизми» и «мольви». И именно его, бессмертного солдата строительного батальона, уже несет на олимп литературной истории на своих нежных руках санитарочка Рая, ни на шаг не отступая от неназванных на блербе «двох інших поетів», с которыми весной 1985 года он основал группу «Бу-Ба-Бу» и которых как будто до сих пор пытается перебубабить.
Ірванець О., Лускунчик-2004, К.: Факт, 2005.