UA / RU
Поддержать ZN.ua

СЛУШАЯ ПРОКОПОВА

Торжественная музыка - напишем эти слова и пусть звучат. Бронзовый цветок «Тайной вечери». Эль-грековскими силуэтами колышатся тринадцать раскрывшихся лепестков...

Автор: Алексей Титаренко

Торжественная музыка - напишем эти слова и пусть звучат. Бронзовый цветок «Тайной вечери». Эль-грековскими силуэтами колышатся тринадцать раскрывшихся лепестков. Колышатся? Бронзовые-то? У Прокопова все возможно. Тени, изгибы, извивы. О его тенях можно написать отдельный «теневедческий» трактат, где перетекания, изгибы формы рождают меняющиеся мизансцены света-тьмы, ясности-загадки. Ветер неоднозначности, тайны гуляет между лепестками этой бронзовой чаши-цветка. Уже чаши. У него все - переплетение метафор-ассоциаций.

В жизни - трезвый и динамичный. Когда закрывается со своими шевелящимися восковыми «выкройками» и уже готовыми бронзовыми «органчиками», что-то с ним происходит. Что-то со слухом. Вам нужно к отоларингологу, Евгений. Пусть пробки какие вставит - слишком тонкий шелест, шум исчезающей, аннигилирующейся материи слышит ухо. Как это древние называли - «музыка времени».

Но «торжественная», торжественная музыка, вспомним! Лепестки чаши-цветка загибаются неумолимым стремлением к гармонии, тончайшим контрапунктом бежит стягивающая в единое целое, гармонизирующая волна по этим вроде бы свободным лепесткам. Помните баховские фуги? Пластика староукраинских «Пиет» и бестелесность конца тысячелетия, конца великой пластической традиции.

В большом, уходящем ввысь пространстве мастерской - органные раскаты бронзы. Высоченный неоготический костел неподалеку, дырявящий шпилями небо, химерный дом скульптора, распадающийся на две половины, между которыми вечером появляется солнце - заколдованный мир.

Его пластика - то завораживает этими самыми фугами, то каким-то реактивным раскатом «Вознесения» уходит-уводит куда-то в XXI век. Его Христос - космонавт-узник «Челленджера». Обтекаемость в крови - как у последней модели «Альфа-ромео». Представьте себе город III тысячелетия, где все залито солнцем, двигается, сверкает, проносится мимо с еле слышным шумом. Мы покажемся оттуда «едоками картофеля». Прокопов - он уже там. Диверсант времени.

Над Рио - монумент громадным кондором, над Парижем - ну пусть «Пастушка Эйфеля», где тот город, который примет космического странника Прокопова? Нью-Йорк? Помните Шемякина: «Мне хорошо в Америке. Только приехал - солнце, небоскребы, океан. Загорелые люди идут и смеются». Уитмена страна. Прокопов - с твоей динамикой Пловца, лепить бы тебе его героев. Ломая кринолины европейских пластических условностей - к свету, к солнцу, к свободному движению.

Движению-скольжению, свободному полету. Ускользающий от дефиниций - сегодня еще напряженно топорщащийся контрапостами, гальванизирующий телесность до шока прикосновения в «Адаме-Еве», завтра - ошеломляюще бесплотный в своих бронзовых выкройках.

Сняли с креста, а там на месте тела - пронзительная дырка и пронизывающий ветер. Это как у Блока - Христос посмотрел через дырку в ладони.

И движение! Овеществление метафорического ветра, раскадровка сакральных мгновений. Чтобы понять пластику Прокопова, нужно стать лиллипутом, сесть в боб и вниз по этим головокружительным изгибам. Забивает дыхание, сдавливает на виражах, но полет! «Solomon» - тебе нужна вечная реклама?

Маринетти бы заплакал от восторга, но он ведь ходил в детстве в маленькую темную капеллу Санта-Мария делла.., а тут - огненным крестом над тобой уносятся четыре реактивных сопла какого-нибудь «Союза».

Где тот Супермаркет III тысячелетия, перед которым будет вращаться громадный, сверкающий куб Прокопова: 16 слоев стекла и россыпи кварцевых призм, преломляющих рассыпающиеся лучи. В слоях-сетях застыла, завязла бронзовая фигурка Христа. Схвачена - но летит! Искрится, преломляется, головокружит, это движение - не остановить! Оно только меняет субстанцию. Читавшие Эйнштейна, вам ли рассказывать об энергии света? В Принстоне до сих пор нет памятника Свету.

Прокопов, впрочем, не любит размахивать руками, говорить о будущем. «Я - художник конца века». Неумолимо надвигается этот самый конец, апокалиптическим бульдозером прессует форму. Плоть истончается, аннигилируется. Христа тысячекратно - за две-то тысячи лет - предали и продали, а силуэт горит неуничтожимо.

«Ночной кораблик негасимый...»

В «Ирене» (Киев), во второй половине февраля выставка Евгения Прокопова и Александра Дубовика (живопись). Прощальная - впереди Америка. Чикаго, Вашингтон - целое турне.