Бернд Гецке |
Как часто случается с действительно интересными событиями, IV Международный конкурс молодых пианистов памяти Владимира Горовица, словно комета, оставил за собой «шлейф» разговоров. На одном из зарубежных радио появилась информация о том, что киевская акция носила местечковый характер, поскольку на ней не были представлены основные пианистические школы. На вопрос об уровне нынешнего украинского состязания отвечает один из членов жюри этого года немецкий пианист, педагог и музыковед Бернд Гецке:
— Я думаю, что нынешнему мероприятию удалось занять свою нишу в системе мировых конкурсов. В этом году уровень игры всех участников был чрезвычайно высок. Правда, учитывая артистическую традицию Горовица, он и должен быть таким. В Киеве собрались пианисты-виртуозы, это было особенно ясно на соревнованиях старшей группы.
Специфика конкурса памяти В.Горовица заключается в сложной программе. В частности, предусматривалось исполнение транскрипций Лист—Горовиц, Крайслер — Рахманинов. Этот специфический репертуар не так часто играют в других странах. Кроме того, здесь молодые музыканты должны были продемонстрировать большой объем памяти: только в первом туре среднее время звучания участников составило 35 минут. Я думаю, что это хорошо, ведь конкурсантам была предоставлена возможность показать себя в разных стилях и жанрах. Они полностью играли классические сонаты, после чего мы узнали их по-настоящему. На многих других международных конкурсах бывает много участников, но мало времени. Там на выступление отводится всего лишь по 12—15 минут в первом туре. А за 15 минут может произойти все, что угодно. (Может быть, у музыканта был плохой день, и он мог пропустить несколько нот...) А большая программа позволяет лучше оценить участника и сделать меньше ошибок в своих суждениях.
— Можно ли говорить о неких общих тенденциях в игре нынешних конкурсантов?
— К счастью, можно сказать, что игра на фортепиано становится богаче, более тонкой и рафинированной. Это уже изысканное искусство воссоздания музыки. У тех, кто недостаточно богат духовно, на конкурсе памяти Горовица шансов нет. Такова общая тенденция. В прошлом мы слишком много уделяли внимание громкости и скорости, иными словами, требовали играть громко и быстро. Теперь этого уже не достаточно. Я слушал по десять пианистов в день, мы сидели с девяти часов утра и до шести вечера, и я оставался все еще «свежим». Это потому, что за роялем под пальцами конкурсантов постоянно что-то «происходило».
— В прошлом году на фестивале «Владимир Крайнев приглашает...», вы играли Александра Скрябина. Есть ли в нашей отечественной культуре для вас что-либо особенно интересное?
— Действительно, меня в прошлом году пригласили на этот фестиваль, поскольку его организаторы, и в частности мой друг Крайнев, знали, что я играю Скрябина, а один из дней акции был посвящен «скрябиновской программе». Исполнялись Концерт, оркестровые куски «Поэма экстаза» и «Прометей». К сожалению, не было возможности устроить представление со светом, как предполагается в «прометеевской» партитуре. Это было бы интересно, но очень трудно организовать по техническим причинам. Я не специалист по русской музыке, но люблю русских композиторов, особенно Скрябина. Я вижу подобные идеи у многих западных авторов, например, у Мессиана. Это не одно и то же, но Мессиан представляется мне западным кузеном русского композитора. На мой взгляд, они оба продолжили идущую от Дебюсси традицию, которая, впрочем, и сейчас все еще жива, скажем, как в Японии.
— Вы известны не только как исполнитель, но и как автор многих статей, среди которых «Свобода интерпретации», «Артикуляция и движение в классической музыке». Предполагаете ли вы использовать в научной работе свои наблюдения на этом конкурсе?
— Это интересно... Вообще, я приезжаю на такие события без какой-то определенной цели. Просто сажусь и слушаю. И когда слышу десятки пианистов, меня посещают более абстрактные идеи, которые витают над конкурсом. Музыка, почему она существует? Почему я музыкант? Такие вопросы ко мне приходят и на конкурсах, и на вступительных экзаменах в школу, а иногда и непосредственно во время выступлений. Но если какая-либо мысль захватывает меня, потом не отпускает. Я долго ее обдумываю и позже записываю. Но это случается не так часто, потому что я в основном занят преподаванием, вот и сейчас я говорил по телефону со своими студентами... Впрочем, действительно, иногда конкурсы меня вдохновляют.