Приметил как-то я хрупкую, миловидную женщину. Она сидела в нашем скверике, углубившись в какую-то книгу. Читала внимательно, изредка отвлекаясь на играющих рядом малышей. И в этот момент ее доброе лицо озарялось улыбкой.
Каждый раз, когда я проходил через скверик, невольно искал ее взглядом. Что-то тянуло к ней. И однажды подсел к ней.
Она закрыла книгу, отложила ее в сторону. Разговорились.
«Надежда Степановна, - представилась она, - а фамилия простая, но звучная - Соколова». И она стала рассказывать о себе. Жила Надежда Степановна с родителями-учителями в Ленинграде. Радостное, беззаботное детство. Но неожиданно пришло горе. Как-то ночью пришли люди и начали обыскивать квартиру. Перевернули все, забрали какие-то рукописи, тетради. Комнату опечатали, а родителей увезли. Наде - ученице 10 класса - пришлось перебраться к тетке. Было это в 1937 году. Энергичная тетка сделала все, чтобы как-то обезопасить свою племянницу. Она поселила ее в пригороде Ленинграда, даже сменила ее документы, переписала фамилию. Тревожно было жить, с родителями не удалось установить связь. Но Надя стойко переносила все трудности. Позже поступила в педагогический институт. Пришла любовь. Но когда ее возлюбленный лейтенант-летчик узнал, что она - дочь «врага народа», постарался исчезнуть.
В начале войны Надя добровольно ушла на фронт. Стала радисткой в штабе стрелкового полка. Была ранена. К концу войны ощутила, что над ней сгущаются тучи. В переписке с теткой она допустила оплошность: упомянула о родителях. Вызывали дважды в «Смерш». Добивались сведения о родителях. Надя молчала. О святая наивность... Если уж «смершевцы» взялись, то хоть под землей найдут и все узнают.
В феврале 45-го Надю арестовали. Немного раньше была арестована и тетка. Получили они по 10 лет за придуманный кем-то шпионаж. Сначала были лагеря в Ухте, а потом в Мордовии в Потьме.
После реабилитации попыталась вернуться в Ленинград. Но не тут-то было. Квартиру отобрали. А тут повстречался хороший человек. Подружились да и решили пожениться. Он был киевлянин, находился в командировке в Ленинграде.
...В этой мрачной жизни началась радость, светлые дни, но длились они недолго: муж тяжело заболел и вскоре умер. Судьба жестоко поступала с этой доброй, честной женщиной. Погибли в лагерях родители, потом - тетка. А теперь, когда сверкнул лучик счастья, не стало мужа. Какую невероятную силу воли надо было иметь этой женщине, чтобы не потерять жизнелюбие, не опустить руки. Ведь позади были долгие годы страшных испытаний и в тюрьмах, на пересылках в лагерях, а еще за плечами у Надежды Степановны были почти четыре года войны, отмеченные двумя боевыми орденами.
- До сих пор, - рассказывала Надежда Степановна с нескрываемой болью, - часто снятся лагерные сны: бараки, скудные пайки, теплушки, этапы, пересылки. А сколько лет уже прошло. Не забывается... Видимо, весь тот ужас навсегда вселился в нас. Не отпускает... А тут еще жизнь теперешняя устроила нам испытания, как бы спрашивая: «Ну а это еще вы выдержите?»
...Люди старшего поколения с болью переживают эту теперешнюю неразбериху и бесперспективность. Все равны только в смерти, а в жизни судьба поворачивается к людям по-разному, разделяя их на бедных и богатых, а порой и на нищих.
Принят закон «О реабилитации жертв политических репрессий в Украине». Закон-то принят - прекрасно! Но, к сожалению, этот закон, как и некоторые другие, далеко не всегда и не в полной мере выполняется.
В Киеве создано общество бывших политзаключенных, которое зарегистрировано 18 октября 1993 года Киевской городской государственной администрацией, управлением юстиции. Общество насчитывает около 1300 человек. Большинство членов общества - бывшие политзаключенные, которые провели в лагерях и тюрьмах по 10-15 лет. Часть членов общества - те, кто по политическим, национальным, религиозным мотивам, а также члены их семей были высланы с постоянного места проживания или сосланы в отдаленные местности. Часть - вдовы и дети расстрелянных и умерших в заключении так называемых врагов народа.
Репрессии проходили в разные годы - и в 30-е, и в 40-е, и в 50-е, и в 60-е, и даже в 70-е. Их жестокость описывалась в печати, в литературе, показана в кино и на сцене.
- Мне теперь не страшно, если суждено попасть в ад, - говорит Николай Панасюк, проведший в заключении около 20 лет, - хуже этого быть не может.
Нечеловеческие условия лагерно-тюремной жизни, надругательство над заключенными, их абсолютное бесправие - все это ломало человеческие судьбы, нанесло непоправимый моральный ущерб, катастрофически подорвало здоровье.
А ведь должна быть и ответственность за эти истязания. Ведь не само по себе все это происходило. Был главный дирижер и были исполнители во всех концах Советского Союза. И исполнители в большинстве своем изощрялись в своих надзирательских инициативах, изуверствах. Как говорил один надзиратель-надсмотрщик на работе в лагере, заставляя заключенных выполнять бесцельную работу: «Мне не важно - работаете вы или нет, мне важно, чтобы вы мучились...»
Да, уж мучили всех тех беззащитных людей с каким-то диким наслаждением. Вспоминать об этом жутко. Неужели до сих пор у тех, кто причастен к этих злодеяниям, не шевельнулось в душе чувство покаяния? Это покаяние должно исходить не только от злодеев-исполнителей, но и от государства, взвалившего на свои плечи неимоверный груз преступлений советского периода. Уверен, что настанет прозрение и государство освободится от прошлого греха.
Пора понять, что бывшие политзаключенные - это категория людей уходящих, и надо сделать все возможное, чтобы как-то скрасить, облегчить им остаток жизни. В числе бывших политзаключенных есть немалое количество людей, стоящих теперь у власти. Это В.Чорновил, Л.Лукьяненко, братья Горыни, С.Хмара и другие. Им-то хорошо известно, что такое сидеть за справедливость, а порой и ни за что. Следует им сказать свое слово в защиту собратьев по тюрьмам, лагерям и ссылкам. А много ли надо этим уважаемым людям? Самая малость. Пока же они получают всего лишь скупую словесную доброту за тяжкие многолетние муки.