В Ивано-Франковском художественном музее проходит выставка живописи Юлиана Панькевича (1863—1933), посвященная 140-летию со дня рождения художника, который чаще всего подписывал свои работы псевдонимом Простен Добромысл. Выставка получила название «Незнаний Панькевич». Говорят, чтобы стать знаменитым — нужно умереть. В основном этим утешают себя люди творческие. Но в украинской действительности эта сентенция почему-то не срабатывает. Причина простая. Там, «у них» на Западе, действует реалистичный подход ко всему, что касается зарабатывания денег на искусстве. Организаторы аукционов «Сотбис» или «Кристи» получают миллионные прибыли с малоизвестных когда-то и бешено популярных сейчас импрессионистов, Ван Гога, Пикассо, украинца Архипенко... Несложно догадаться, что любой стоящий в художественном плане факт жизни в искусстве или личность талантливого мастера всеми возможными способами «раскручиваются» и запечатлеваются в памяти потомков.
Вспоминаю, на рубеже 1980—1990-х годов газеты и журналы наперегонки сыпали сенсационными заголовками, позабытыми личностями и событиями, которые методически затирал и скрывал тоталитарный советский режим. И что из этого вышло? Ну, поработала комиссия ивано-франковского горисполкома по переименованиям, обогатив топонимику нашего города фамилиями Ярослава Пстрака, Осипа Сорохтея, Григора Крука, Святослава Гордынского — наших земляков, ставших классиками украинского искусства ХХ ст. Но для большинства людей табличка на углу улицы или даже «икона» в виде мемориальной доски — этот пустой звук, ведь в каком таком музее на территории области можно увидеть полотна упомянутых мастеров, хоть они и есть в запасниках? Выставка в Художественном музее — не исключение. Через год-два с чистой совестью можно будет снова вывесить на дверях музея эту же афишу «Незнаний Панькевич», потому что ничего не изменится в плане цивилизованного приобщения творчества художника к наследию национальной культуры. Конечно, приходят на выставку какие-то посетители, что-то написали и сказали о ней местные СМИ, но картины снова попадут на полки в фондохранилище, не оставив после себя памяти хотя бы в виде какого-то проспекта или буклета. Выпрашивание средств у спонсоров на такую продукцию или реставрацию произведений, часть которых находится в плачевном состоянии, — не выход из ситуации. Такое впечатление, что государство не хочет знать настоящую цену музейных вещей, ему принадлежащих. Тут стоит вспомнить, что единственный в области музей изобразительного профиля со времени основания в 1980 г. ютится в бывшем коллегиальном костеле — архитектурном памятнике ХVІІ ст. И какой бы чудесной ни была нынешняя его экспозиция галицкой иконописи и барокковой скульптуры ХV—ХVІІІ вв., она не в состоянии заполнить эстетическую пустоту. Ведь представлены только два процента пятнадцатитысячной коллекции живописи, скульптуры, народного искусства. Если разрабатывается стратегия по превращению Карпатского региона в туристический рай, то, наверное, деньги для осуществления практических проектов у области должны быть!
Наследие Юлиана Панькевича относится к самой интересной части музейного собрания. Если другие классики представлены (в фондохранилище, конечно же) двумя-тремя работами или же вообще ничем, то здесь имеем коллекцию из 20 портретов, пейзажей 1920-х годов и даже большую театральную декорацию, выполненную им для Народного дома в с. Данильчее на Рогатинщине. Эта декорация с романтизированной панорамой украинского села под соломенными крышами из спектакля «Наталка-Полтавка» несколько месяцев назад экспонировалась на другой музейной выставке под названием «Нереставровані скарби». Пять недель, из номера в номер, в городской газете «Західний кур’єр» под рубрикой «Врятуємо картину» печатались цветные репродукции наполовину уничтоженных икон, скульптур, картин с короткими сопроводительными аннотациями и призывами к потенциальным меценатам. Последней в этом перечне была декорация Панькевича и сакраментальный вопрос: «Хто поремонтує українську ідилію?». Желающих не нашлось, хотя благодаря совместной акции журналистов и музейных работников, благотворители пожертвовали средства на реставрацию нескольких конкретных произведений. Интересно, что со стороны государственных учреждений, которые занимаются делами культуры, предложения о помощи или хотя бы моральной поддержке не поступили.
Художник родился в с. Устье Зеленое, что на Тернопольщине, но с малых лет жил в Рогатине и в разных селах края, в которых отец Иван — церковный художник — выполнял росписи храмов. По окончании гимназии в Бережанах, дававшей чудесное классическое образование, в 1880-х годах судьба свела Панькевича с будущим меценатом — графом Войцехом Дидушицким из Езуполя, что недалеко от Станислава (так до 1962 г. назывался Ивано-Франковск). Между ними иногда вспыхивали конфликты из-за активной социальной позиции художника, тем не менее на средства графа Панькевич выучился в Краковской школе благородных искусств, а в Езуполе проводил каждый год каникулы. Затем была Венская академия, увлечение археологией, копирование шедевров Тициана, Тинторетто, Рубенса, Рембрандта в австрийских музеях. Дебют художника на выставке во Львове с акварелями «Христос» и «Богородиця» завершился казусом. Одна из церковных газет обиделась на то, что художник изобразил персонажей в «костюмах Грицька и Параски». Речь шла о национальном колорите работ — вышитые сорочки и реальный галицкий пейзаж, которые Панькевич использовал во многих композициях религиозной тематики. По примеру отца он ради заработка создавал иконостасы и расписывал церкви в Сильце, Яблунове, по многим селам Львовщины и Тернопольщины. В Кинашеве, Яблунове, Сухоставе, Езуполе и Сильце основал народные хоры, занимался просветительской работой. В Станиславе стал членом местной «Бесіди». Народнические идеи Панькевича формировались под влиянием Ивана Франко, с которым он поддерживал отношения и иллюстрировал составленный писателем первый сборник украинской лирики «Акорди». На выставке представлен портрет, где Каменяр изображен на фоне заводских дымящихся труб города с одной стороны и сельской хаты — с другой.
В 1898 г. художник переезжает во Львов, женится и вместе с Иваном Трушем и архитектором Василием Нагирным основывает первое профессиональное объединение галицких художников «Товариство для розвою руської штуки». В 1903 г. едет в Киев, посещает Канев. Какой была в то время могила Т.Шевченко, можно увидеть на одной из работ выставки. Счастливый период продолжался недолго. Как и у Ван Гога, периоды творческого напряжения и замкнутости у Панькевича сопровождались тяжелыми психическими расстройствами и больницей в Кульпарке. Сравнение с Ван Гогом кажется уместным, потому что касается не просто сходства жизненных коллизий, пережитых двумя художниками. Не идет речь и об оценочных категориях для сравнения их творчества. Просто Украина не так богата профессиональными талантами в сфере старого искусства, чтобы не гордиться ими.
После Первой мировой войны Панькевич порывает с семьей и подолгу живет на Рогатинщине. Здесь пишет пейзажи и портреты людей, принимавших его. В 1986 г., благодаря бывшему работнику рогатинского филиала Художественного музея Олегу Бойкевичу, состоялось своеобразное путешествие по следам художника через Рогатин, Бабинци, Пукив, Данильчее, Чесники. Находились работы и еще помнившие Панькевича люди. Одну из работ «Портрет Любослава» купили у пожилого мужчины, которого мастер нарисовал еще в детском возрасте. Поэтические пейзажи галицкого Ополья с дорогами, вербами, стожками кукурузы на полях, тихими реками и пологими холмами очень своеобразно чередуются с портретными образами реальных людей тогдашнего села. Незабываемое впечатление производят парные изображения Феодосии Соломин и Теодора Соломина, выполненные в конце 1920-х годов. Седовласый и усатый мужчина представлен в мундире галицкого сечевого стрельца периода освободительной борьбы 1916—1920 гг. Жена одета в вышитую сорочку и корсетку. Работы были приобретены у наследников супругов уже после смерти изображенных на портрете, вместе с пышно вышитыми рукавами, сохранившимися от сорочки Феодосии. В том же году вышла тоненькая монография Ярослава Нановского из Львова — единственный источник хоть какой-то информации о творчестве художника.
Жизнь Юлиана Панькевича закончилась трагически. Осенью 1933 г. он уехал в советскую Украину, в тогдашнюю столицу — Харьков. Работал в историческом музее им. Г.Сковороды, а спустя какое-то время при загадочных обстоятельствах покончил с собой. Вот такая жизнь была у того, кого мы практически не знаем и, к сожалению, не имеем возможности достойно почтить память ничем, кроме очередной «календарной» выставки. Единственное утешение — работы Ван Гога тоже долго лежали в неизвестности, а сегодня это едва ли не самая дорогая коллекционная продукция современного арт-рынка. Подождем?