Во всем мире лишь очень немногим детям доводилось читать волшебные сказки в их неадаптированном, взрослом варианте - т.е. в том виде, в котором их собирали и записывали сказочники.
Например, братья Гримм, Яков и Вильгельм, видели в немецких народных преданиях чистейшее выражение немецкой поэтики. Они не придавали особого значения садистским деталям, которых было полно в этих сказках: мачеху Белоснежки в конце сказки заставляют танцевать в туфлях из раскаленного железа. В сказке про Золушку голуби выклевывают глаза ее злобной и завистливой сестре. Гретель запихивает ведьму в печь, закрывает заслонку и слушает вой старухи, которая сгорает заживо. В сказке «Можжевельник», которой братья Гримм особенно гордились, женщина обезглавливает своего пасынка и приготавливает из него обед мужу... Кстати сказать, и сказки других народов полны жестокостей и часто заканчиваются печально.
Кому же хочется вернуться от любимых с детства шедевров к оригинальным, не смягченным литературной обработкой вариантам народных сказок? Кого вдохновляет перспектива погрузиться в мир окровавленных топоров, отрубленных пальцев и выклеванных глаз?.. Оказывается, многих. Книга братьев Гримм «Детские и семейные сказки» - один из трех перманентных бестселлеров западного мира. Она занимает третье место после Библии и Шекспира, и достаточно прочесть первые несколько сказок, чтобы понять - почему.
Народные сказки наполнены страстями, достойными Гомера, но не усложнены его возвышенным слогом и эпическим повествованием. Сказки возвращают мифы с Олимпа обратно на землю, от богов и героев к простым людям. С сочной образностью сказки повествуют о борьбе людей за жизнь, за любовь, за власть, за деньги... а чаще всего - об их отчаянных усилиях вырваться из колдовских чар и вернуться домой.
Народные сказки создавались для взрослых. Они самовольно пробрались в детские комнаты из кухонь, с конюшен, из людских и гостиных, где взрослые пересказывали их друг другу, чтобы скоротать долгие зимние вечера и разогнать скуку однообразных зимних занятий. Сказки - квинтэссенция общечеловеческого опыта, разукрашенная национальными мечтами, национальными суевериями и страхами, национальным чувством юмора и национальным чувством слова. Именно к сказкам обращаются в поисках причин исторических событий или идеологических сдвигов.
Надо сказать, что когда братья Гримм обнаружили, что их сказки популярные они немедленно занялись их переработкой для детей: убрали из текста садистские подробности и снабдили каждую сказку моралью (которой в оригинальных версиях не было). Например, Красная Шапочка в заключительных строках сказки торжественно обещает, что больше никогда не будет ходить через лес, а только по дороге - как ее учила мать.
Однако на современных детей - если верить германистке Марии Татар, надвигается волна ревизионизма сказок. Модернизаторы сказок приводят мнения детских психологов, утверждающих, что жестокости на сцене якобы воспринимаются детьми не как руководство к действию, а как урок: тот, кто был жесток к другим людям, сам будет жестоко наказан. Именно поэтому, считают психологи, когда на сцене лондонского театра мачеха Белоснежки танцует в раскаленных туфлях, ее конвульсии и вопли заглушаются раскатами детского смеха. Для детей это - торжество справедливости.
Похоже, что корректировка детской классики и в ту, и в другую стороны обречена на провал, поскольку детская природа сама определяет доступный ей предел условности. Чувствительных к литературе и театру детей даже классические, не усугубленные жестокими деталями сказки приводят в возбуждение и будят в них художественное воображение. По признанию великого тенора Лучано Паваротти, первая мучительная загадка его жизни заключалась в том, что Красная Шапочка выходит из волчьего чрева живой и невредимой. Чарльз Диккенс писал, что Красная Шапочка была его первой детской любовью.
Взрослые не оставляют попыток объяснить (а по возможности осмеять или принизить) загадочный гений авторов бессмертных детских сказок: Джея Барри (автора «Питера Пена»), братьев Гримм, Шарля Перро, Гауфа, Гофмана. Гриммов обвиняли в антисемитизме. Художников-иллюстраторов викторианской эпохи - в эротизации сказочных персонажей. Льюиса Кэрролла - создателя «Алисы в стране чудес» - подозревали в вожделении к маленьким девочкам...
Взрослые не оставляют попыток модернизировать сказку: карикатурист Джеймс Тербер создал серию «Девочка и волк». Его Красная Шапочка при встрече с волком достает из корзинки автомат и пристреливает зверя. Режиссер Стивен Спилберг в своем фильме «Хук» (продолжении «Питера Пена») дал Питеру вырасти - чтобы доказать, что и взрослый может вернуться в детство. Не доказал... И вот теперь английские постановщики ужесточают сказки братьев Гримм - словно из злорадного желания дать детям почувствовать, что и они когда-нибудь станут «бывшими детьми».
Вредит ли модернизация самим старым сказкам? Ничуть, считает литературовед Мария Татар. «Волшебные сказки, - пишет она, - обладают волшебной культурной эластичностью, позволяющей растягивать их и сжимать без риска потерять изначальную красоту, мудрость и силу воздействия».
Вредит ли чрезмерное осовременивание и деромантизация сказок детям? Очень может быть. «Большинство родителей, - пишет та же Мария Татар, - хотят читать и рассказывать детям сказки, полные гипнотической красоты, сочного юмора, экзотического очарования и таинственности... И они совершенно правы, когда считают несправедливым взваливать на детей холодную жестокость мира до того, как у них появятся силы ей противостоять. Сказки для детей призваны будить воображение, а не рождать тревогу и тяжелые предчувствия».