«Семейная выставка - явление редкое. Особенно когда она охватывает своим творческим диапазоном почти полувековой период нашей истории». С первой частью этого утверждения можно поспорить, однако такой «художественно-династический размах», как в семье Ряснянских, действительно встречается нечасто. Отцу, живописцу Михаилу Ряснянскому, наследовали сын, скульптор Ярослав Ряснянский, и дочь Виктория, дипломантка живописного факультета Украинской академии искусств. Сопоставление трех таких близких генетически художников странно и интересно; выводы оказываются часто неожиданными, а порой и необъяснимыми.
Михаил Ряснянский - мастер «старой школы», ученик Т.Яблонской и С.Григорьева. Сила и слабость реализма предстают в его работах со всей очевидностью и полнотой. Необыкновенно лиричны пейзажи («Голубое утро», «Перелесок», «Туманный день»); виртуозны и эмоциональны портреты - писателей, поэтов, композиторов и просто близких художнику людей («Портрет дочери»); сочно, с размахом, безупречно виртуозно в техническом отношении исполнены исторические композиции («Степные рыцари»). Однако порой художнику хочется выйти за пределы этого, все-таки только «вещного» мира - и просто помечтать. Даже не передать свое, такое мимолетное и такое важное, настроение - тут еще может и помочь пейзаж, - а именно помечтать. И тогда создается впечатление, что художнику не хватает слов, как может не хватать их писателю или поэту. Его страстное и искреннее желание передать весь трагизм старой как мир легенды и одновременно - ее ликующее завершение («Пигмалион и Галатея») - оборачивается всего лишь «жанровой сценой из античных времен», а кроваво-комическая фантазия на испанскую тему («Серенада») - детализированной иллюстрацией.
Виктория Ряснянская наследует отцу прежде всего в методе. Молодая художница оказывается последовательной, можно даже сказать, решительной реалисткой. Однако есть нечто, неуловимо отличающее работы дочери. В них уже нет самодостаточной уверенности. Виктория Ряснянская принадлежит к иному поколению; она знает, что истина многолика и относительна. Отсюда - скрытый трагизм всех ее работ, будь то пейзажи ее родного Николаева («Крыши», «Дворик в Николаеве», «Ночной дворик») или портреты («Портрет Аннушки», «Автопортрет»).
Ярослав Ряснянский, напротив, говорит о другом - и на другом языке. И дело совсем не в том, что он - не живописец, как отец и сестра, а скульптор. Просто в его работах присутствует нечто, совершенно не свойственное двум другим Ряснянским, - тонкая, язвительная, порой даже циничная ирония. Ярослав Ряснянский иронизирует на мрачнейшую из тем - на тему смерти: исписанная стена, а в ней - дыра в форме мотоциклиста («Смерть рокера»); зафиксированный со всей точностью, разложенный на кадры эпизод из известнейшего фильма - или иллюстрация к не менее известному анекдоту («Полет профессора Плейшнера»); элегантная фигура политикана, пересеченная прицелом («Лидер»). И тут же - отчаянный, мучительный лиризм - трагический в своей безысходности («Жизнь человеческая») или просветленный особой, высшей пробы, печалью («Млечный путь»).