Пока где-то там, в политических верхах решают, был ли голод в Украине 1932-1933 годов геноцидом украинского народа, на тему Голодомора продолжают писать произведения. Не переиздавать и не переводить с чужих языков, на которых тогдашние европейские атташе в Украине писали своим правительствам об ужасах, творившихся в УССР, а именно создавать - здесь и сейчас, в якобы зажиточном обществе тоже «европейского» образца. Так что ради того, «чтобы помнили», небольшое, но емкое «Відлуння» Сергея Лободы вполне уместно оформлено репродукциями тогдашних агитационных плакатов, где крестьянину советуют поменять «куркульский» хлеб на хлеб «социалистический». Каким именно образом это происходило, пространно рассказывается в этой горькой повести объемом с новеллу, но с намного большей энергетикой отчаяния. «Согласно директиве от 7 августа 1932 года, правительство Советского Союза...» - зачитывали с бумажки, ворвавшись ночью в дом во главе с молоденьким милиционером, и все происходило с упомянутой выше «агитационной» точностью до наоборот: «социалистические» крестьяне, давно уже сдавшие все «продуктовые запасы», вдруг становились теми же «куркулями» с плаката. При этом зачем-то расстреливали отца семейства, а учительница героя произведения с несуразным именем забирала последнюю горсть «куркульского» харча. «Тринадцатилетний Николай навсегда запомнил эту картину: Галина Леопольдовна, которая ползает на коленах по их дому, собирая зерно, и еще живой отец, который хрипит в агонии».
Агонию украинского села Сергей Лобода описал скупыми красками или, как обычно говорят, «кровью сердца», и с хронологической точностью, которую сейчас кое-кто склонен называть исторической придирчивостью и которая в описании сталинских репрессий граничит с дьявольской метафизикой. Так, «Николай никогда не слышал, чтобы кто-либо говорил «забрали в милицию» или «посадили в тюрьму». Это называлось попасть «туда» и произносилось только шепотом». По крайней мере, две школьницы, которые, по сюжету произведения, уже в наши дни собирают для райкомовской анкеты воспоминания уцелевших очевидцев Голодомора, не слишком верят в сказки о национальной трагедии. Адское «туда» не ассоциируется у них ни с чем, а неуместное анкетирование вызывает скуку. Ведь спрашивать приходится о: а) много ли умирало людей? б) от чего умирали? «Ну, может, и умирали. Только не верю я во все это, - говорит одна из них, расспросив 80-летнего Николая Шкарупило, который подростком пережил страшную зиму 1932-1933 года. - Слушай его больше, старого маразматика. Сейчас акция о голодоморе идет, вот они и стараются все пострашнее представить. А я считаю, да и папа так говорит, бомжевали просто тогда, как и сейчас, работать не хотели, вот и не было что жрать им». Может, именно для таких «папиков» и написана эта книга о двух девочках? Ну, и о старике Николае, который благодаря им нашел наконец милиционера, убившего его отца...