«Солнце садилось
меж бронзовых скал,
Лебедь на жесткой траве умирал.
Дробь браконьера иль когти орла?
Смерть, это смерть —
оплошал, и нашла!»
Эдуард Асадов
В конце апреля скончался Эдуард Асадов — один из самых известных и издаваемых поэтов второй половины ХХ века. Такая характеристика кажется преувеличенной, в чем-то полемической, хотя она — не более чем констатация факта. При этом многие считали (и поныне продолжают считать) Асадова неким полунепризнанным, чуть ли не запрещаемым в советское время автором, вроде Вилли Токарева или Аркадия Северного. Вероятно, оттого, что стихи его активно ходили в рукописях, особенно среди тинейджеров.
Между тем Асадова хорошо издавали всегда, а в последние годы — помногу (как в смысле тиражей, так и количества переизданий), и при этом роскошно. На отличной бумаге, с рисунками, в шикарных переплетах. Во времена взлета интереса к поэзии, во времена упадка люди с маниакальным интересом читали его стихи. По тиражам, по количеству изданий-переизданий, в том числе пиратских, с Асадовым может посоперничать из поэтов-современников разве что Иосиф Бродский (после получения им Нобелевской премии) или Евгений Евтушенко.
В организационно и финансово нелегкие для книгоиздания девяностые годы, когда поэзия издавалась вяло и несистемно, все равно на книжных раскладках Москвы ли, Киева его стихи несложно было отыскать —- в более чем почетном соседстве с Есениным, Цветаевой и Мандельштамом.
В один из выходных, пройдясь по книжному рынку на Петровке, я обнаружил четыре различных варианта его книг: в цветной твердой обложке, с иллюстрациями, стоящих неимоверно дорого.
— Покупают? — поинтересовался у продавца.
Он смерил меня взглядом эксперта по книгам и литераторам:
— Тебя б так покупали!
Действительно, сборники Эдуарда Асадова всегда принадлежали к числу бестселлеров. Его стихам не надо было, как драгоценным винам, ждать своего часа: казалось, ничто не в убыль, но все на пользу их колоссальной, зачастую поверхностной, славе. Ни крушение советской империи, ни наличие (или позже отсутствие) цензуры, ни появление мощных конкурентов — русского рока и массовой попсы, Интернета и имейлов — ничто не снизило стабильной, как напряжение автоаккумулятора, популярности Асадова… Небывалая устойчивость к веяниям времени, да что там веяниям — к цунами!
Секрет его немалого успеха был да и ныне остается не слишком понятным. И не слышно, чтобы кто-то всерьез задумался о поразительном (хотя бы только в издательском смысле) «феномене Асадова».
Говоря о стихах Эдуарда Асадова, принято ссылаться на дурной вкус публики, которой-де подавай примитивную Верку Сердючку, упрощенческое радио «Шансон», детективы и вообще «милорда глупого». Впрочем, Асадов знал о таком взгляде на него и даже спародировал его в стихотворении «Литературным недругам моим»:
И в ресторане,
хлопнув по второй,
Друг друга вы щекочете спесиво:
— Асадов — чушь.
Тут все несправедливо!
— А кто талант —
так это мы с тобой!..
Возможно, его успех объясняется скудостью. Но чего? Прежде всего — ассортимента советских издательств, и это при огромных тогдашних тиражах книг! В «самой читающей стране» ежегодный каталог крупнейшего издательского концерна — допустим, «Молодой гвардии» — реально насчитывал едва ли два десятка позиций, отведенных на поэзию. Это при том, что во многих крупных городах-миллионерах вообще не было издательств, выпускающих интеллектуальную литературу, тем более стихи.
Централизация, подцензурность, жесткая регламентация книжного дела — в чем коммунисты преуспели на небольшое исторически время — делали вдвойне-втройне ценным любое живое или полуживое слово, просачивавшееся сквозь жернова гиперконтроля.
Говоря шершавым маркетинговым языком, Асадов сумел заинтересовать огромный, от Калининграда до Владивостока, «непуганый» и почти девственный рынок потребителей изящной словесности.
Но разве мало было поэтов, пытающихся «заигрывать» с читателем? И далеко не каждому (а если точнее — единицам) удавалось завоевать интерес массовой аудитории, воспользовавшись возможностями тоталитарной системы. Асадов не просто заполучил любовь публики, но и умудрялся удерживать ее на протяжении полувека!
Первая публикация стихов Асадова — 1 мая 1948 года в журнале «Огонек». Дебютная книга «Светлые дороги» вышла в 1951 году.
И, пожалуй, практически сразу началась его слава, многочисленные поездки по Советскому Союзу, аншлаговые встречи с читателями в больших и малых городах и селах. Поэзия Эдуарда Асадова хотя и выходила стотысячными тиражами, но мгновенно становилась дефицитной. Продавалась «по блату», втихаря из-под прилавков, «в нагрузку» к Карлу Марксу и Фридриху Энгельсу.
Лет 20 назад мне довелось попасть на выступление Эдуарда Асадова.
Клуб завода «Арсенал» в начале 80-х обладал репутацией площадки для вольнодумцев. Прежде всего благодаря сильному клубу авторской песни и приезжим московским и питерским бардам. Увидев афишу выступления Асадова, я поморщился. К стихам его относился снисходительно. Эдуард Асадов для многих — первые наивные стихи, в детстве переписанные от руки в «девичий альбом».
Школьные ли, вузовские учителя словесности не приветствовали увлечений Асадовым — это считалось дурным вкусом, преходящим занятием подростков пубертатного периода.
Тем не менее в ДК «Арсенал» я пошел. И был поражен: не Асадовым, а тем оглушительным успехом, который он имел у публики. Битком набитый немалый зал. Продолжительные аплодисменты после каждого стихотворения. Публика была разношерстной: и заводские девушки-«арсеналки», и начинающие рокеры, и тихая киевская «библиотечная» интеллигенция…
Полный контакт со своими слушателями: казалось, Асадов умело чувствует малейшие колебания настроения в зале и может управлять ими, дергая за невидимые миру ниточки… Такое я позже видел разве что на выступлениях популярных экстрасенсов.
Тот вечер, как оказалось, был вполне типичным. Литературные выступления Асадова на протяжении полувека (!) проходили с неизменным аншлагом и в библиотеках, и в крупнейших залах СССР.
Надо сказать, что такая, явно несанкционированная «сверху» популярность в советские времена была штукой весьма небезопасной. Будь на месте Асадова любой другой, коммунистическая идеологическая машина его бы просто расплющила. Могли бы выдворить из страны, как Виктора Некрасова, посадить в тюрьму, как Сергея Параджанова, или заключить в концлагерь, как Васыля Стуса.
Да и сам он, как это бывало уже со многими любимцами публики, мог спиться, сеть на иглу, впасть в иные соблазны популярности… Ан нет, дожил до 82 лет, сохранив творческий тонус, как некий восточный поэт-аксакал, хотя его родная Армения — все же не Восток.
Что же служило Асадову охранной грамотой? Отнюдь не лояльность режиму, хотя и особым бунтарем он никогда не слыл. Во-первых, стоит отметить его недюжинные качества, весьма редкие для поэта, человека нежной «женской» профессии: сильную волю, целеустремленность, мужество — с постоянной готовностью идти на поступок, на отстаивание своего «я» перед кем угодно, будь то «литературовед в штатском», скептически настроенные коллеги или сам черт.
Во-вторых, связанные с такими качествами черты его личной биографии. Поистине канонические, хоть икону с него рисуй. Несовершеннолетний юноша-армянин, сын интеллигентных родителей, сразу же после школьного выпускного вечера он добровольцем ушел воевать с Гитлером. Служил в гвардейском минометном дивизионе. Сражался отважно, в том числе на 4-м Украинском фронте. В 1944 году в боях за Севастополь у деревни Бельбек, неподалеку от теперешнего VIP-аэропорта, был тяжело ранен. Стал инвалидом (ослеп), а впоследствии получил звезду Героя Советского Союза, и не зря же жители Севастополя удостоили его звания почетного гражданина своего города.
Боян, Гомер, слепой советский кобзарь…
Он был, пожалуй, наиболее ярким продуктом и одновременно пасынком советской эстетики. Ее аверсом и реверсом, Солнцем и Луной одновременно. Простенькая, порой на грани примитивности балладность, повествовательность его текстов, четкое разграничение персонажей на «хороших» и «плохих», возможно, и стали залогом любви масс. Тут просто напрашивается параллель с нынешней популярностью радио «Шансон», которая, на мой взгляд, связана именно с культивированием «низкого» жанра баллады, а отнюдь не с криминально-экстремальной тематикой, как заявляют некоторые украинские политики.
Эдуард Асадов всегда считался певцом оптимизма, «жизненным» поэтом, да и сам он уверял: «Темы для стихов беру из жизни. Много езжу по стране. Бываю на заводах, фабриках, в институтах. Без людей жить не могу».
Можно относиться к этому заявлению скептически, как и к самим произведениям «советского кобзаря», вроде таких:
Все в мире сейчас загадочно,
Все будто летит куда-то,
Метельно, красиво, сказочно...
А сказкам я верю свято.
Сказка... мечта-полуночница...
Но где ее взять? Откуда?
А сердцу так чуда хочется,
Пусть маленького, но чуда!
Не маленьким, а огромным чудом кажется, что в стране, где царила цензура, но отсутствовала свобода слова и выступлений (в том числе поэтических), где не было рыночного книгоиздательства и самого понятия «бестселлер», — все же человек с ограниченной дееспособностью сумел так наглядно и бесспорно реализовать свой талант.
В завещании поэт написал, чтобы его сердце похоронили там, где он воевал и потерял зрение. Так что теперь романтичное сердце советского акына лежит в Крыму, на Сапун-горе.