Если бы наши азбуки называли по первому и последнему слову, они бы именовались «Автобусо-Яблоко» или «Антенно-Ягода». Мадьярский же вариант азбуки, ставший одним из символов Венгрии 1970-х, назывался «Ablak-Zsiraf», то есть «Вікножирафа». Та первая «Вікножирафа» была архетипом незыблемого, неизменного мира — такая словесно-рисуночная кунсткамера с подробными описаниями «обычных вещей». Все было очень понятным и разложенным по полочкам: тут беярат (вход), там киярат (выход), тут ньитва (открыто), там зарва (закрыто), хорошие дети отвечают иген (да) и всегда говорят кьосьоном (спасибо).
При этом «Остання Вікножирафа» является прерывистым потоком сознания уличного демонстранта, двадцатипятилетнего будапештца в Белграде 1995—1998 годов. И эта книга тоже стала эффектной иллюстрированно-текстовой кунсткамерой, и тут тоже есть почти полсотни разделов с названиями-буквами от «а» до «z». Разделы сами по себе состоят из нескольких мысле-потоков, поэтому эти венгерские буквы не разделяют части текста, а служат скорее песком-солью, рассыпанной, чтобы не поскользнуться на опасном ледовом пространстве. Цепочка букв приковывает нас, чтобы мы окончательно не оторвались от земли в революционном вихре: «Гаврило Принцип також був студентом із Белграда»…
Только обрели свободу, а уже пророк Зилаги плакал над ней, как над давно сломанной игрушкой. Это плач Великой Венгрии по своим бывшим детям. Ведь мадьярская цивилизация первые полтысячелетия своей истории основывала и развивала свои города посреди селений румын, сербов, словаков, русинов. А вторые полтысячелетия — неуклонно утрачивала девять десятых своей урбокультуры в пользу тех сельских цивилизаций. Впрочем, нет у Петера Зилаги никакого национализма-шовинизма — просто и он, увидев Которский залив (Черногория), «відчуває грудку в горлі».
Когда-то и сербская столица Белград была местом битв мадьяр против османов, а называлась Нандорфехервар. Сегодня именем тогдашнего победителя турок, Яноша Гуньяди, назван поезд Будапешт—Белград: «і донині кожного полудня Гуньяді прибуває до Белграда». Подсознательную рецепцию этого города завсегдатаем поезда Петером Зилаги можно сравнить с чувствами старых поляков в нынешнем Львове. Она формулируется примерно так: до чего довели наш старый Нандорфехервар!
Однако Петер Зилаги не забывает, что турки-османы в конечном итоге мадьяр победили — и с той поры появились на венгерских землях турецкие бани. «Баня над лазнею «Рудаш» — це видовжений череп мандрівця... Угорський череп, накритий турецьким шоломом». В лучах солнца, льющихся через отверстия каменного турецкого шлема, автор греется-нежится после шеренг пуленепробиваемых темно-стеклянных шлемов сербской «милициjа». После белградской зимы в горячей воде будапештской термальной купальни оттаивает не только его личная память детства, но и память детства его страны.
Вот конец IX столетия, озеро Балатон, крылышки случайного мотылька тяжелеют от влаги, и «від вібрації, спричиненої тріпотінням метеликових крилець, в Індії впали мури цілого міста, ...в Англії помер король Альфред Великий, племена майя покинули свої древні міста, болгари-нандори взяли Білий Град, вікінги висадились на берегах Нормандії, каліф Кордови Абдурахман стратив свого садівника за те, що той погано підстриг трояндовий кущ, у Китаї розпалась імперія Танґ, в індіанському селищі на Амазонці рабиня з іменем Світанкова Зоря народила п’ятьох дітей, і канібали сприйняли це за хороший знак». А примерно через «666 лет» по Балатону прошла граница между империями Османов и австрийских (а также испанских) Габсбургов, когда «угорці жили в одних імперіях з інками та персами».
Фоном для таких невероятных последствий гибели мотылька служат не менее показательные ассоциации. «Коли помер Тіто, в мене ламався голос, першу еякуляцію я пережив, коли відкинувся Брежнєв... Лише кілька місяців відокремили перший поцілунок від першої бурхливої ночі. Невдовзі після Андропова поквапився на той світ Черненко... Коли стратили Чаушеску, я дізнався, що таке пункт G». Когда арестовали Милошевича, вышла «Остання Вікножирафа»; а когда застрелили Зорана Джинджича, вышел ее украинский перевод.
К сожалению, эту прекрасную книгу портят ляпсусы, связанные с передачей малоизвестной у нас лингво-среды. С какого языка переведено произведение, в книжке не указано — тем не менее по некоторым признакам я начал догадываться, что не с венгерского и не с сербохорватского. Действительно, представитель издательства «Класика» признался, что Галина Петросаняк переводила немецкий авторизованный перевод «Вікножирафи». И если сам язык украинского перевода просто чудесный, то написание собственных названий и имен обнаруживает, что даже основами венгерского языка переводчица не владеет.
Например, венгерское «h» является глухим придыханием, более слабым, чем украинское «х» (венгерский язык — не немецкий!). Поэтому фамилию адмирала Horthy можно написать Хорте, а то и Хорть, но точно не Горті; так же Янош Хуньяді не является Гуньяді. Слово «белый» по-венгерски звучит «фехер» (feher), отсюда — Нандорфехервар, а не Нандорфегервар. Совсем стыдно мне стало, когда увидел название будапештского аэродрома Ferihegy, транслированное как Ферігеґі. Ведь всем известно: венгерское «gy» читается как «дь» (например, Magyar — мадьяр), поэтому аэропорт имеет название, очень славное по звучанию: Феріхедь! Венгерское «y» — только знак смягчения, и фамилия одного из выдающихся поэтов Arany у нас всегда писалась Арань (а не Арані). Национальный герой по фамилии Zrinyi по-украински пишется Зріньї (а не Зріні) — и так далее до бесконечности.
Одно из примечаний внизу страницы: «Арпад Ґьонц — нинішній президент Угорщини», хотя на время выхода украинского издания уже два года эту должность занимал Ференц Мадл. Еще одно подстраничное пояснение: «Іштван Баттяні, прем’єр угорського революційного уряду у 1848 р.». Конечно, в венгерской истории куда ни глянь — одни Иштваны, но премьеру повстанческого кабинета посчастливилось носить имя Лайош (и фамилия его звучит Бaтьянь). Даже если эту ошибку допустили еще немецкие издатели — неужели ни один, имеющий отношение к книге, западноукраинец не знает героя Весны Народов? А как же культ тогдашней общности в одном государстве Львова со Станиславом и Буды с Пештом?
При этом топонимы столицы Венгрии были кем-то дословно украинизированы, чего делать, мягко говоря, не стоит. В Будапеште есть гора Хармашхатар, а не Трикордонна, остров Маргит, а не Маргариты; и прославленный Варошлигет, а не прозаичный Міський парк… А то когда-нибудь прочитаете, что во Львове есть Магашвархедь (гора Высокий Замок) и улица Кишвароши («маленького городка», это я про ул. Городоцкую). Еще римляне предостерегали: «Nomina si nectis perit et cognitio rerum» — без правильных имен погибнет и познание вещей.
После этого уже милыми шутками выглядят название китайской империи Танґ (в действительности Тан) и вышеприведенная путаница многозначных славянских слов «баня над лазнею» (почему не «купол над лазнею»?).
Вообще-то, такое освоение соседнего геологоса напоминает одного из персонажей «Останньої Вікножирафи», россиянина в Будапеште, который за рюмкой стремился провозглашать «egeszegedre» (будьмо!), правда, у него получалось «ege segedre» (за твою задницю!).
P.S. Последнее слово в скобках принадлежит переводчице. Я думал, что в Галиции — «дупа».
P.P.S. Последнее предложение не имеет никакого отношения к качеству перевода.