Как странно: "95 Квартал", еще недавно возносимый всеми до рубиновых звезд, теперь все чаще системно покусывают (будто темники такие или вектор общественно-политического мышления резко изменился) - если раньше персонажи "Квартала" хамовато пародировали активных фигурантов нашего политического процесса, теперь явственно, что некоторые фигуранты норовят пародировать хамоватых персонажей.
Такая вот диалектика в местной теории комического и стратегического.
В знаменитом романе Умберто Эко "Имя розы", как известно, маниакальные монахи одного монастыря как раз и одержимы теорией комического, - они пытаются спрятать или даже съесть великий труд Аристотеля "Поэтика", ту его единственную уцелевшую часть, где философ размышляет о природе комического. Якобы смех - опаснейшее оружие для Господа нашего Бога. Ведь Иисус якобы никогда не улыбался и не смеялся.
За долгую историю мировой культуры, даже осознавая горькую потерю "Поэтики" о комическом (ведь текст о жанре трагедии сохранился), человечество тем не менее не унывало, изобретая новые и своенравные жанровые ответвления на территории комического. И я не собираюсь их здесь все вспоминать, перечислять, умничая перед досточтимым читателем. Я лишь иронично замечу, что и в нашем передовом колхозе работа по взрыхлению комического чернозема никогда не прекращалась. А с расцветом новейших медийных политтехнологий мы таки шагнули и вглубь, и ввысь, дополнив исчезнувший труд Аристотеля новейшими абзацами, терминами и прочим научным багажом.
Вот возьмем, к примеру, феномен уже у многих навязшего в зубах "Квартала 95" - нашей тоталитарной комической матрицы. Всякое бывало. И смешное - когда ребята браво щекотали нервы сиятельным вельможам. И грустное - когда артистов в их неистовом студийном порыве иногда пытались прижучить, прижать к ногтю. Не всегда получалось. Тем не менее влияние этой тоталитарной комедийной матрицы на наши реалии толком еще даже не изучено и, возможно, будет серьезно изучаться. Я когда-то робко обронил спорную мысль, будто бы в свержении рейтинга Виктора Андреевича виноват не только персонально Виктор Андреевич, но и системные танцы на этом образе и вокруг него в рамках определенного популярнейшего комического проекта.
Стало быть, рейтинги или антирейтинги наших фигурантов зачастую напрямую зависели от присутствия знака-образа того или иного политика в жанровой эквилибристике нашей знаменитой комической "Криворожстали". Так что чешите свои лысые затылки, господа теоретики, продолжайте дело Аристотеля, интегрируйте, так сказать, новейшие формы комического в актуальнейшие форматы политтехнологического.
Как правило, чем хамоватей выглядел тот или иной политобраз в репертуаре проекта, тем большее внимание было к нему приковано: возрастает индекс цитирования, пыхтит всенародное обсуждение.
Но, поди ж ты, некоторые процессы имеют и обратный эффект. Находясь в полнейшем уединении в санатории "Конча-Заспа" и регулярно ныряя на дно разнообразных Telegram-каналов или Facebook-постов, бурно обсуждающих трагическое и комическое нашей политической жизни, не могу отделаться от ощущения, что имеем какую-то обратную матрицу. Неугомонная прислуга слуг народа вроде бы норовит пародировать хамоватые маски и манеры уже из репертуара "Вечернего квартала" (а не наоборот).
Многомедийный скандал на тему дачи и вовсе не древнегреческого хора, а хора имени Веревки уже до того в зубах навяз, что иногда импульсивно возникает желание предложить сброситься всем миром по гривне и восстановить сгоревшие угодья, дабы пляски злобных политических лебедей на пепелище не позорили ни сцену, ни наши отдельные хоровые ценности.
И то правда. Кто силой гнал этот хор подпевать скабрезным частушкам, если для их репертуара остались неразработанными массивные пласты фольклора подлинного, а не дурно пахнущего политтехнологического?
Однако подлинно комическое началось уже после того, как спели, сплясали и обсосали этот номер на форумах и в постах. Тут-таки, как в знаменитой песне Пугачевой, "выходят на арену силачи". Выходят - и каждый с абсолютной и беззастенчивой уверенностью что-либо да модерирует на эту тему. Это естественно - открытый мир постправды, мы давно живем в нем. Автор "Имени розы" жил себе и творил в постмодернизм, а тут - постправда, и против нее не попрешь.
Вот лишь несколько слов об известных риторах, выступивших с колоритным репертуаром на тему дачи. Естественно, нельзя было не расслышать громоподобный голос Зевса Валерьевича К., который чинно восседая на своем Олимпе, не грозил пальчиком, а стучал кулаком, исходя в гневе после нерегламентированных высказываний отдельных своих подопечных богов все на ту же комическую тему: дача, пожар, искусство принадлежит народу. Одного из присных богов он называл "дебилом", другого - "выродком". И тут уже завязалась новая глава теории комического вне понимания и осязания Аристотеля, Крылова, и даже Леонида Ивановича Глибова.
Например, милейший человек по фамилии Милованов (он и министр, и педагог, и лекции в США читает) не стал спорить с Зевсом и каким-то поникшим голосом потерянного "квартального" персонажа тут же признал: мол, да, я дебил, так что же, пусть меня так зовут вельможи, как они от меня далеки-далеки, никогда не дадут руки. Даже заигрываясь в жанровые особенности комического, мне кажется, нельзя допускать, чтобы к серьезному человеку прилипало подобное порочное клеймо - дебил. Ведь иные заслуги могут и забыться, а вот эта останется - дебил. Мол, сам признался.
В этой же комической канители мне не совсем понятен пародийный слом на тему детектора лжи. В этом сюжете повеяло уже булгаковским юмором, запестрел фразеологизм (полиграф полиграфыч). Опять-таки вокруг сплошная постправда: какую правду вы хотели из них выжать, если эта прислуга слуг соврет - недорого возьмет.
Концентрацию моего отчаяния на дне медийных помоек в какой-то миг осветил голос разума. И принадлежал этот голос, простите, министру культуры, пропаганды, молодежи, спорта и остальных участков прекрасного Владимиру Владимировичу Бородянскому. Его тоже Зевс было решил припечатать. Однако человек, хлебнувший не одну ложку постправды в телевизионном шоу-бизнесе, ответствовал олимпийскому Богу как мудрый Аристотель. Не отнекивался, не соглашался, а сказал то одно-единственное слово, которое несложно угадать, но которое, как оказалось, дорогого стоит. Это слово - хамство. Мол, друзья мои, мы тут в хамстве погрязли, говоря о каких-то сложных человеческих сюжетах. И поскольку я не вхожу в свиту ВВБ, объективно поддержу его мысль и даже позволю себе кое-что дополнить.
Тут одним хамством не отделаешься. Потому что, простите, некоторые формы так называемого юмора приобретают едва ли не клинико-физиологический аспект. Действительно, фигура экс-банкира контраверсионная, но и она - человек, она, простите, женщина. И как бы то ни было, случилась беда. И устраивать на эту тему дикие соревнования, будто это не артисты и не политики, а маленькие дикари из "Повелителя мух" - уже даже не постправда, а постклиника.
Естественно, я не читал пропавший трактат Аристотеля о комедии, но могу нафантазировать, что великий философ предполагал, будто смешное должно очищать душу, как и трагическое ее очищает, но уже в виде катарсиса. Комическое, по вероятной версии Аристотеля, должно снимать болевые симптомы в обществе и отдельном человеке, но не обострять их. А мы что видим? С какой-то садистской неугомонностью политикум и попсариум системно норовят вызвать боль и у бедных, и у богатых, которые (на их взгляд) должны плакать навзрыд. Подобное сродни садизму. Но вовсе не юмору и не комедии. И когда политикум и попсариум при этом еще и получают от боли (чужой и своей) некое удовольствие, это явно и мазохизм тоже. Вот так и хохочем в садомазо-жанре, в своей избирательной постправде.
Во первых строках я начал сию невеселую песнь с упоминания Умберто Эко и Аристотеля. Ближе к финалу "Имени розы" один слепой монах-маньяк Хорхе сжирает пропитанные ядом страницы аристотелевского трактата о комедии: так не доставайся же ты никому! Вот он и не достался. Но вот о чем я подумал: попади в эту знаменитую библиотеку монастыря прислуга слуг народа, они бы не стали кушать книги, - они их вряд ли даже читают. Полагаю, они бы адаптировали аристотелевский трактат под нужды нашей современности, быстренько забацали на его основе очередной законопроект и так же быстренько проголосовали за него уже в первом чтении. Все правильно: смех - дело серьезное.