ДОБРО НЕ ИЗМЕРЯЕТСЯ ВАЛЮТОЙ
Чиновник, прочитавший письмо, нахмурил брови: «А чем вам не угодил Репин? Великий художник, родился в Украине…» Ему стали объяснять, что, во-первых, Илья Ефимович никогда на этой улице не жил. Во-вторых, коллекция его картин в музее не столь уж значительна. Наконец, именем Репина можно назвать любой проспект на новом массиве…
Предложение присвоить улице имя славной семьи Терещенко первой высказала директор столичного музея русского искусства Тамара Солдатова. Но в инстанциях ее идея поначалу особого энтузиазма не вызвала. А некоторые парламентарии и вовсе не скрывали раздражения: что они там выдумывают? Переименовать улицу, названную в честь великого Репина, на которой находятся две первоклассные картинные галереи? Чего ради? Наречь ее именем семьи дореволюционных богатеев и фабрикантов (хорошо хоть не добавили привычное в советские времена клише: эксплуататоров трудового народа) — чушь, нонсенс!
Сотрудники музея тем временем собирали подписи. И в конечном итоге их инициатива восторжествовала, хотя в дальнейшем идею Солдатовой присвоили себе совсем другие лица. Но для Тамары Николаевны и ее коллег важным был не приоритет, а результат. Когда о новом названии узнали живущие за рубежом потомки знаменитых братьев Терещенко, они были несказанно рады и горды: на родине их предков не забыли. История все расставила на свои места, воздав должное людям, столь много сделавшим для украинской культуры.
Они были попечителями гимназий, больниц, приютов, вложили деньги в строительство в Киеве политехнического института, Владимирского собора, городского музея. В бывшем особняке Федора Артемовича Терещенко теперь размещается первоклассная картинная галерея — музей русского искусства, а в доме его брата Николы Артемовича — музей Тараса Шевченко. Дочь Николы Артемовича Варвара вышла замуж за юриста Богдана Ханенко. Его собрание стало основой киевского Музея искусств имени Богдана и Варвары Ханенко.
В середине 60-х годов автора этих строк — тогда начинающего репортера городской газеты — послали написать о новых экспонатах музея русского искусства. Здесь мне начали интересно рассказывать о недавно приобретенных полотнах. Но когда я по наивности поинтересовался, кому принадлежали раньше выставленные в залах картины, в комнате, где сидели несколько сотрудников, повисла напряженная тишина.
— Некоторыми из них владела семья промышленников Терещенко, — сухо объяснил один из присутствующих. И, словно выдавая загодя выученный текст, скороговоркой стал пояснять. И вкус у них-де был типично купеческим (это Репин-то, Крамской, Верещагин, Шишкин и другие мастера того же масштаба!), и диапазон их интересов весьма ограничен, и намерения у богачей-сахарозаводчиков были самыми что ни есть меркантильными — часть шедевров потом выгоднее перепродать. И вообще уровень подобных собраний не выдерживал, дескать, никакой критики — забавы нуворишей, не более. До знаменитого Третьякова или, скажем, Мамонтова доморощенным киевским коллекционерам было далеко.
А теперь над воротами рядом с музеем висит табличка — улица, на которой он находится, называется Терещенковской. Именно в честь тех самых «миллионеров-эксплуататоров». Потомки братьев Терещенко, у которых было много детей, разлетелись по всему белому свету. Именем революции у их семьи отобрали дома, ценности, коллекции картин и даже само право жить на родине. Но они с огромной радостью приезжают в Киев и приходят в музей русского искусства, расположенный в бывшем особняке их деда и прадеда. Эти люди (преимущественно немолодые) тут самые желанные гости. Сотрудников галереи связывает с ними многолетняя дружба.
Правнук Николы Артемовича Петр Михайлович стал парижанином. Его отца — министра Временного правительства — в ночь октябрьского переворота 1917 года арестовали в Зимнем дворце. Потом ему удалось эмигрировать. Он умер в Монако. В Женеве живут внуки Федора Артемовича Терещенко. Они же являются потомками других славных родов — украинского гетмана Даниила Апостола и декабристов Муравьевых-Апостолов. Граф Андрей Владимирович Муравьев-Апостол в свое время поселился в Швейцарии, а его родной брат Алексей Владимирович — во Франции. Несмотря на преклонный возраст, оба они, как и Петр Михайлович, часто бывали в Киеве. В музее русского искусства братья знакомы со всеми сотрудниками, хорошо знают об их радостях и горестях, а главное, имеют довольно полное представление о тех проблемах, которые приходится решать их украинским друзьям.
Недавно Тамара Солдатова поздравила с днем рождения Андрея Владимировича Муравьева- Апостола, которому перевалило за 80. В ответном письме граф пишет, что в Киеве он оставил частицу души и что переписка с работниками музея приносит ему огромную радость. Но все ли в нашем славном городе относятся к потомкам знаменитого рода столь же бескорыстно, как они к нам? Что здесь имеется в виду? Прежде всего наивно-бесцеремонный прагматизм некоторых наших сограждан.
— Как-то в музей пришло руководящее лицо среднего уровня и начало расспрашивать о житье-бытье, — рассказывает заместитель директора Екатерина Ладыженская. — Мы, естественно, сообщили гостю о том, что за несколько дней до него у нас побывал один из потомков Терещенко, рассказали о дружбе, связывающей музей с внуками и правнуками бывшего владельца картин. И тут начальствующего господина посетила поистине гениальная мысль. «У вас хронически не хватает средств, так пусть они помогут вам материально, — находчиво предложил он, — дадут деньги на ремонт здания, реставрацию полотен и другие нужды».
Но то был воспитанный в духе наших безразмерных этических принципов бывший номенклатурный работник. А теперь представьте удивление Екатерины Игоревны, когда к ней пришел совсем молоденький парнишка с телестудии. «Дайте, — говорит, — телефон и адрес кого-нибудь из семьи Терещенко (желательно побогаче). Я снимаю фильм, в котором пойдет речь об их предках. Хотелось бы, чтобы внуки и правнуки миллионеров-сахарозаводчиков помогли материально». А недавно с такой же просьбой обратился студент Академии искусств. Оказывается, для его дипломной работы — скульптурного портрета одного из братьев Терещенко срочно требуется бронза. Ну, а деньги на дорогостоящий материал должны, как он считает, тотчас же отстегнуть все те же потомки. В музее будущему гению популярно объяснили, что в миллионерах ходили деды-прадеды сегодняшних Терещенко.
Конечно, и они люди не бедные. Но и не богатые — типичные представители среднего класса. А поэтому сотни тысяч (а, может, и миллионы) долларов им, думается, совсем бы не помешали. Вы спросите, а причем здесь доллары? Откуда они могут вдруг появиться? Отвечу: из Киева. Естественно, чисто гипотетически. И тем не менее…
Хотя в Украине такого закона нет, формально потомки братьев Терещенко могли бы претендовать и на особняки, в которых сейчас находятся музеи, и на ценнейшие картины, принадлежащие их предкам. Кстати, в соседней Польше действует положение о возврате собственности. И тут уже имеются прецеденты: ставился вопрос о выселении одного из музеев, занимавшего «чужое» здание. Однако потомки славного рода Терещенко даже не помышляют о какой- либо компенсации за те огромные материальные потери, бедствия и унижения, которые обрушились на их семью после октября 1917 года. Эти щедрые рыцари искренне счастливы, что их дедам и прадедам удалось внести вклад в украинскую культуру. Они горды тем, что фамильные особняки и уникальное собрание картин, принадлежащие их роду, служат независимой Украине.
Здесь, мне кажется, возникает резонный вопрос. Почему, собственно, наши чиновники, а также некоторые тележурналисты и начинающие скульпторы так свято верят, что все вокруг просто мечтают нам помочь, и обязаны по первому их требованию (то бишь, просьбе) подносить на блюдечке хрустящие зеленые купюры? Желательно, чтобы любовь была по крайней мере взаимной. Прежде, чем просить о помощи, следует как минимум доказать, что вы ее заслужили. Другое соображение заключается в том, что симпатия, доверие и уважение, связывающие сотрудников музея русского искусства с потомками знаменитых братьев Терещенко, не имеют ничего общего с какими-либо меркантильными интересами. Добро не измеряется валютой!
ПОДАРОК БЫЛ ПОИСТИНЕ ЦАРСКИМ
Мне могут возразить, что заграничным господам, время от времени наведывающимся в Киев, легко быть добрыми. Они граждане богатых цивилизованных стран и, ясное дело, не нуждаются в хлебе насущном. Вопрос еще — были бы потомки наших дореволюционных меценатов такими же бессребрениками, живи они в Украине или другой бывшей республике СССР? Вместо ответа расскажу об одном удивительном человеке, к которому много лет назад меня привели журналистские тропы.
Собственно, впервые довелось встретиться с профессором Сигаловым совсем по другой причине. Мы с женой пришли к нему на консультацию с семилетней дочерью, которая, как нам казалось, ненормально мало ест. Давид Лазаревич осмотрел девочку, поинтересовался ее ростом и весом и… рассмеялся: «Вот если бы она ела много, это было бы ненормально. А так — в самый раз». Сказать честно, лучший в городе педиатр нас весьма озадачил. Ведь казалось, что дочь больна и ее нужно срочно лечить.
Через несколько месяцев я получил редакционное задание — написать об обладателе одной из лучших в Киеве частных коллекций произведений русских художников. Это был тот же профессор Сигалов. И он удивил меня снова. Его даже по нынешним меркам можно было считать состоятельным. А уж в то время, в 70-е годы, когда миллионеры у нас были только подпольными, он казался просто крезом. Еще бы, владелец уникального собрания картин выдающихся русских мастеров конца XIX — начала ХХ веков, оценивавшегося во многие тысячи долларов. Но попав впервые в его квартиру, я был просто поражен. Тут не только отсутствовали следы какой бы то ни было роскоши, но и вообще обстановка была более чем скромной. Все свои заработки знаменитый педиатр тратил на приобретение картин.
Первую он принес домой в начале 30-х годов. Перед войной его коллекция насчитывала уже почти 120 произведений. Однако во время гитлеровской оккупации Киева ее разграбили, и ему пришлось начинать все заново. Вскоре собрание Сигалова стало одним из лучших в стране. Как-то, показывая мне свои любимые вещи, профессор остановился у эскиза декорации А. Головина к опере «Кармен».
— Другой вариант находится в Русском музее, — сообщил он. — Но мне кажется, в той работе неверное освещение. Вы помните, где Хосе впервые увидел Кармен?
Я честно признался, что не помню.
— У ворот табачной фабрики, неподалеку от которой он стоял на посту. По новелле Мериме, это произошло днем, а на эскизе, хранящемся в Ленинграде, явно запечатлен вечер…
В гостях у собирателя бывали многие известные люди. Профессор как-то вспомнил, что в 50-х годах его посетил сын русского художника Николая Рериха, привезший на родину картины отца. Юрий Николаевич поразился, узнав, что у Сигалова есть этюд к картине Н.Рериха «Рассказ о Боге». Оказалось, что данное произведение давно потеряно. Гость даже не мог предположить, что сохранился этюд к полотну.
Однажды Давид Лазаревич показал мне юридический документ: «Картины, рисунки, миниатюры, бронзу, фарфор, художественное стекло завещаю Киевскому музею русского искусства…» Так этот неординарный человек распорядился своим богатством. В 1985 году, когда он ушел из жизни, его завещание вступило в законную силу. Многие вещи, подаренные профессором, сейчас находятся в постоянной экспозиции, а каждые пять лет в залах музея выставляется все его собрание — свыше трехсот первоклассных работ, приобретенных в разные годы. Произведения Васнецова, Левитана, Врубеля, Серова, Нестерова, Кустодиева, Сомова, Бенуа, Головина, Серебряковой, Фалька и многих других. И посетители таких выставок с благодарностью вспоминают о бывшем владельце прекрасных картин, отдавшем свое самое ценное достояние родному государству. А вот оно, к великому сожалению, о профессоре начисто забыло. На доме, где жил известный педиатр, вы не увидите мемориальной доски. Да что там доска, музею за 15 лет так и не сподобились выделить средства на издание альбома с репродукциями картин из коллекции Д.Сигалова и статьей о нем самом. А ведь неблагодарность во все времена считалась большим грехом…
ГДЕ ВЫ, ТРЕТЬЯКОВЫ И ТЕРЕЩЕНКИ?
Недавно в антикварном магазине я наблюдал любопытную сценку. Двое посетителей, видимо, супружеская пара, долго разглядывали выставленные на продажу картины. Их особый интерес привлекло одно из полотен — в роскошной ампирной раме.
— Скажите, — обратился к продавщице глава семьи, — это стоящая картина?
— По-моему, полотно интересное, — ответила девушка. — Работа старого мастера, необычный сюжет…
— Я не в том смысле, — нетерпеливо перебил ее мужчина, — стоит ли она таких денег?
Очевидно, покупатель решил выгодно вложить часть своих сбережений. С одной стороны, хорошая картина на стене тешит самолюбие — смотрите, мол, и мы не лыком шиты. С другой, подобные вещи надежны, на них всегда спрос. Что же тут предосудительного, могут возразить мне, пусть собирает на здоровье — постепенно человек приобщится к искусству. Так-то оно так, но разве не случается подчас, что владелец иной домашней библиотеки, гордящийся «полным Толстым», не раскрывал ни «Войну и мир», ни «Воскресение»? Коллекционеров, или во всяком случае людей, причисляющих себя к ним, в Киеве много. Но таких, как профессор Сигалов, можно перечесть по пальцам…
Несколько великолепных собраний хранится у детей и внуков известных украинских ученых и врачей. На днях встречаю на улице одного из владельцев подобных сокровищ (о его домашнем музее мне рассказали общие знакомые). Как ваша коллекция, спрашиваю, не пополнилась? Человек, которому был адресован вопрос, от страха побледнел и даже стал заикаться: «Бог с вами, голубчик, какая коллекция! Вы что-то перепутали. Картины не по моей части. Нет у меня ни одного стоящего полотна». Что ж, понять его можно. Не ровен час, сведения о богатстве, которым владеет семья (а работы прославленных художников — это сейчас «Товар»), дойдут до злоумышленников! Но от понимания и даже сочувствия не становится легче. Из культурного обихода изымаются ценнейшие вещи. Их обладатели помимо своей воли превращаются в скупых рыцарей, сидящих на сундуках с золотом (то бишь, держащих под замком шедевры великих мастеров). Если раньше, отдавая картину на выставку, ее владелец ревниво следил, чтобы на этикетке было указано его имя, то сегодня хозяева таких работ настоятельно просят не упоминать их фамилий.
Другая разновидность коллекционеров — так сказать, собиратели-экстраверты, всеми возможными способами рекламирующие свои богатства. Интервью? Пожалуйста! Выступление по телевидению? Сколько угодно! Но попробуйте побывать у такого доброхота дома. Не тут-то было. Давая интервью, он показывает фотографии и репродукции. Причина простая: сегодня полотно висит у него, а завтра может оказаться совсем у другого владельца. Зачем же афишировать подобные сделки — бизнес есть бизнес. Что тут сказать? Я камень в такого человека не брошу. Это его личное дело. Сейчас к предпринимателю от искусства, занимающемуся подобными вещами, общественное мнение намного снисходительнее, чем раньше. Однако, уж будьте уверены, такой «собиратель» городу своих ценностей не отдаст. Даже после смерти…
Но, казалось бы, в музее-то картины на виду — приходи, смотри. Увы, не так все просто. Как ни обидно, он тоже стал скупым рыцарем, хотя и не по своей воле. «Даже при самом горячем желании мы не в состоянии поместить в залах полное собрание профессора Сигалова, — объяснила Екатерина Ладыженская. — Нет места. И вообще, хоть такое признание способно эпатировать публику, сообщу, что посетители могут увидеть лишь очень малую толику наших богатств — всего 5 процентов. Остальное хранится в фондах. Многие замечательные вещи выставлять просто негде, хотя уже давно принято решение передать галерее соседний дом. Беда в том, что его никто и не думает выполнять.
В Киевском музее русского искусства представлены шедевры, которыми могли бы гордиться лучшие картинные галереи мира. По богатству коллекций он занимал третье место в СССР — после Третьяковской галереи и ленинградского Русского музея. Но поскольку «шедевры» для некоторых должностных лиц понятие сугубо абстрактное, опустимся на более бытовой уровень. Большинство его экспонатов — не только художественная, но и огромная материальная ценность, своего рода золотой запас государства. Между тем, последний ремонт здесь был в 50-х годах. Старая электропроводка в любой момент может стать причиной пожара. В городе, где восстанавливаются разрушенные древнерусские храмы, никак не удосужатся изыскать 100 тысяч гривен на обновление фасада бывшего особняка Терещенко, и на головы прохожих то и гляди начнет сыпаться штукатурка.
— Наиболее известные зарубежные картинные галереи не состоят на полном государственном иждивении, — рассказывает заместитель директора Екатерина Ладыженская. — У них есть и другие источники финансирования — целая индустрия сувениров, буклетов, открыток, слайдов, а в последнее время и видеокассет. Но чтобы дело пошло, нужен первоначальный капитал. А где его взять? Сегодня музей стоит с протянутой рукой. Вот только подавать милостыню нашему нищему заведению, к сожалению, не спешат. Что же касается входных билетов, то цены на них, по моему глубокому убеждению, поднимать нельзя. Кто преимущественно ходит в музеи? Молодежь, интеллигенция — люди, как вы понимаете, небогатые. Семья с двумя детьми и сегодня, посетив галерею, оставит в нашей кассе 6 гривен, а это для них — день жизни. Да и приезжие много платить не станут. Вспомните, что произошло, когда в кинотеатрах повысили стоимость билетов до 30 и более гривен. В зале теперь нередко сидят два-три зрителя.
В музее давно не пополняется искусствоведческая библиотека — одна из лучших в городе. Сотрудники забыли, что такое научные командировки. Их учреждение не может подписаться не только на иностранную, но даже на нашу украинскую газету. Оно не в состоянии напечатать самый скромный, простой каталог. Впрочем, стоит ли говорить о высоких материях, если тут стала проблемой обычная веревка. Чтобы повесить одну картину, требуется моток, стоимостью около 4 гривен (высокие потолки плюс тяжелые рамы). А теперь представьте, что открывается целая выставка — 50-60 произведений…
Особо следует сказать о пополнении. Музей не может жить только старыми богатствами — он нуждается в обновлении. Но последние 10 лет на закупки не выделено ни копейки. Недавно один из сотрудников, побывавший в Москве, привез каталог Третьяковской галереи, где перечислены новые поступления. Его коллег буквально поразило большое количество фигурирующих в нем великолепных вещей. Рядом с названиями картин указано, кто их приобрел. К счастью для Третьяковки, у нее появились серьезные спонсоры — нефтяные компании, банки, богатые фирмы. У нас с этим делом вообще никак, с обидой говорят киевляне. Нет слов, спонсировать Таисию Повалий или Ирину Билык приятно. Однако они в конце концов способны заработать и сами, чего не в силах сделать музей.
К государству в данном случае особых претензий, наверное, быть не может. Оно у нас хорошее, но бедное. А где украинские меценаты? Неужели нет людей, готовых принять близко к сердцу судьбу одной из лучших картинных галерей своей страны? Где вы, современные Терещенки и Третьяковы?