«Я долго стою на площади Конкорд, где почти столько же неба, как и в русском ржаном поле... Я останавливаюсь перед окном колбасной на бульваре Распай и не могу оторваться от этой витрины... Я всегда голодна. Я всегда в чужих платьях и старых ботинках, у меня нет ни духов, ни шелков, ни мехов, но мне ничего так не хочется, как того вкусного, что выставлено в окне...» Это отрывок из воспоминаний о Париже 20-х годов известной русской писательницы-эмигрантки Нины Берберовой. Париж продолжал жить своей жизнью, в которой для тысяч эмигрантов не было места: на папертях русских православных церквей — «старушки-губернаторши, в прошлом величественные дамы петербургского общества, «распутники»-мужья которых давно-давно заколоты или пристрелены. Среди них — нищие с красными и опухшими лицами: «Подайте русскому дворянину кусок горького хлеба изгнания...» Счастье, если находилась работа. Любая: швейцара, низальщицы бус, билетерши общественного туалета... Когда в 1939 году умирал муж Нины Николаевны, известный русский поэт В.Ф.Ходасевич, его смогли отвезти лишь в казенную городскую больницу. И там он сказал. «Кто со мной здесь не лежал, кто не прошел здесь того, что я прошел, тот мне — никто». Русская эмиграция умирала от болезней, недоедания, а многие просто сами накладывали на себя руки, предвидя страшный конец. Другие старались приспособиться, чтобы выжить. И лишь немногим удалось не только не стать жертвой «девятого вала» истории, но и состояться... Среди этих немногих — Нина Берберова. В ее пьесе «Маленькая девочка», которая сейчас с большим успехом идет на сцене Киевского театра имени Леси Украинки, мрачных картин эмигрантского быта нет. Оно и понятно: пьеса писалась тогда, когда они стали для автора уже далеким прошлым. Нет в пьесе и каких-либо ностальгических воспоминаний детства и юности. «Я не умею любить прошлое ради его «погибшей прелести» — всякая «погибшая прелесть» внушает мне сомнения: а что, если погибшая она во сто раз лучше, чем непогибшая? Волочить через всю жизнь какие-то минуты и дни? Когда всякое настоящее уже тем только, что оно живо, лучше всякого прошлого, которое мертво?.. Все воспоминания — даже самые нежные — я готова отдать за вот эти минуты жизни...» (Н.Берберова). Однако жизненный опыт, по собственному признанию писательницы, помог ей выработать особую философию, ставшую той твердой духовной почвой, которая удерживала ее наперекор всем штормам судьбы. Согласно этой философии, все абстрактное — мертво, все живое — прекрасно. Прекрасна любовь, которая спасает в минуты роковые. Интересно, что одну из своих лучших книг — «Темные аллеи» — другой писатель-эмигрант Иван Бунин написал о любви. Почему? По-видимому, из того же желания что-нибудь противопоставить разрушению и смерти: «Блаженные часы уходят и... надо, необходимо... хоть что-нибудь сохранить, то есть противопоставить смерти», — делает он признание в «Надписи». Наш современник, писатель Леонид Жуховицкий недавно сказал: «Думаю, даже не тысячам, а миллионам успела помочь бунинская книжка о любви. Ибо топит нас в жизни разное, а спасает — одно...» «Все люди умеют любить», — говорит мудрый Агар в «Маленькой девочке». Любовь ласточкой (один из символов пьесы) парит над героями. Сюжет пьесы внешне очень прост: в размеренной жизни супругов Сомовых, эмигрантов, сумевших «занять свою нишу» на Западе, вдруг появляется светловолосая девушка по имени До. Для чего? Чтобы разрушить или быть самой разрушенной? Возможно, и то, и другое... Но тогда зачем зримо и незримо присутствует на сцене ангел-символ, образ для автора пьесы далеко не случайный? Его неслучайность как бы подчеркнута цитатой из сочинений некоего Кротова: «Несколько лет тому назад в одной из старых улиц нашего города еще стоял дом с огромным чугунным ангелом в входа... И каждый раз, когда я проходил мимо него, я думал о том, что эти чугунные крылья когда-нибудь вздрогнут...»? Возможно, это судьба? Та самая, сильнее которой, по словам агара, человек быть не может? Любовь и судьба сложно переплелись в грустно-ироническом рассказе о жизни Сомовых. Театр определил жанр спектакля как «семейную историю» и тем самым как бы подчеркнул направленность своего интереса. Человек и человеческие отношения — вот объект его исследования. Да, тот самый человек, та самая любовь, которая на подмостках (других театров) была раздета и растоптана в прямом и переносном смысле слова. В спектакле театра Леси Укранки за человеком, пусть даже маленьким, как и за любовью, пусть даже мимолетной, оставляется право на признание.
Хотя порою кажется, что русской эмиграции на сцене не достает простоты русского аристократизма (особой и в то же время очень естественной простоты), это ощущение исчезает, как только сцену захватывает лирическая стихия. Так случается, когда звучит русский романс «Ласточка». В рождественскую ночь в далекой «европейской столице» его исполняют четыре эмигрантки... У Берберовой всего коротенькая ремарка: поют «Ласточку». Все! Но только ради того, чтобы послушать, как поют «Ласточку» в театре Леси Украинки, стоит придти на спектакль: сколько души, чувства, какие удивительные — и что особенно потрясает — «вживую» звучащие голоса актрис! И не надо никаких длинных монологов, экскурсов в историю — вся жизнь этих женщин — трагическая и счастливая — перед вами...