Владимир Виардо |
Колонный зал им.Лысенко Национальной филармонии Украины порадовал киевских слушателей неординарным концертом. Впервые за долгое время любители фортепианного искусства имели возможность послушать в филармоническом абонементе не выступление заезжей знаменитости с отделением симфонического оркестра Н.Дядюры «в нагрузку», а полноценный клавирабенд. К тому же за роялем был профессор Владимир Виардо — лауреат международных конкурсов им. Маргариты Лонг и Жака Тибо (Франция) и Вэна Клайберна (США), а программа отличалась нечастой нынче тематической цельностью, монолитностью и незаигранностью. Так что аншлаг и бурные овации зала вполне естественны. Концерт имел действительно грандиозный успех и стал одним из самых ярких событий текущего сезона.
Итак, в программе вечера — Четыре экспромта ор.142 Франца Шуберта (1797—1828) и Восемь прелюдий Оливье Мессиана (1908—1996). Эти произведения нечасто исполняются в филармонических концертах. Поэтому объединение их в одной программе — отнюдь не случайность, не прихоть гастролера, а свидетельство глубоко продуманного замысла, проявление столь редко, к сожалению, встречающейся в последнее время традиции концептуального построения концерта. Экспромты Шуберта — начало эпохи романтического пианизма; Прелюдии Мессиана — ее завершение. Таким образом, Владимир Виардо своим выступлением очертил большой раздел истории европейской музыки. Один только замысел такого концерта ставит его в исключительное положение в киевском филармоническом сезоне.
Экспромты Шуберта — первого «венского романтика» — несут весьма ощутимый отпечаток предшествующей эпохи, некоторый отзвук бетховенских традиций. Структура тематизма, фактурные особенности, принципы развития у Шуберта еще весьма классицистичны; и лишь в материале, базирующемся на песенном начале и «божественных длиннотах», проявляются веяния нового, романтического века — с доминированием чувства над разумом, с тенденциями к демократизации и вниманием ко внутреннему миру конкретного человека. Прелюдии Мессиана (раннее сочинение композитора) находятся в зоне влияния пианизма Дебюсси — колористического, полипластового, с рафинированной нюансировкой и изысканной педализацией. Да и программные названия этих миниатюр («Экстатическая песнь на фоне грустного пейзажа», «Утраченные мгновения», «Бесплотные звуки сна», «Колокола скорби и слезы прощания», «Отражения в воздухе») также вызывают аналогии именно с позднеромантическим искусством — импрессионистическим творчеством Дебюсси.
Владимир Виардо покорил зал стильностью исполнения. Тончайшие градации тихой звучности, детальная прорисовка линий многослойной фактуры, использование всех колористических возможностей рояля, глубокий, объемный звук, — все это присутствовало в его интерпретациях, подчеркивая именно романтическую идею концерта. Экспромты Шуберта были сыграны «на одном дыхании», что придало опусу, имеющему черты классической цикличности (четыре части с типичным для сонатно-симфонического цикла темповым, тональным и образно-жанровым соотношением частей) признаки романтической поэмности. Принцип циклизации миниатюр как иной путь построения крупной формы романтиками, утратившими рациональную цельность ощущения окружающего мира, предстал в Прелюдиях Мессиана, составивших второе отделение концерта.
Простота исполнения романтической музыки мнима. Традиции романтического пианизма, казалось бы, общеизвестны — и в то же время обманчивы. Конечно же, тонкая нить непосредственных связей и слуховых впечатлений (передающихся от учителей к ученикам и накапливающихся в результате опыта) здесь более ощутима, чем, например, по отношению к искусству барокко или более ранних эпох. Много ли мы знаем о манере исполнения, например, знаменного распева — или ренессансной фроттолы, античного гимна — или раннеклассического клавесинного рондо? Отсутствие непосредственных слуховых впечатлений позволяет только строить более или менее правдоподобные предположения о том, как это звучало в реальности. Скажем, древнеегипетские изображения певцов (закрытые глаза, наморщенный нос, напряженные мышцы рта и вытянутая шея) дают основания считать их пение резко гнусавым.
С романтическим пианизмом дело обстоит иначе. Здесь все, казалось бы, предельно ясно, известно, но требует постоянного творческого доказательства — в каждом выступлении, в каждом концерте. Владимир Виардо доказал: Шуберта и Мессиана нужно играть именно так! Так, как играл он — полновесно и материально, колористично и изысканно, виртуозно и концепционно.
Весомым дополнением программы стали «бисы». Первый из них — листовская транскрипция «Серенады» Шуберта — полностью вписался в романтическую программу концерта. Два других могли бы вызвать недовольство и даже негодование пуристов от музыки своей невзыскательностью и «сомнительностью происхождения». Речь идет о салонных пьесах для домашнего музицирования в четыре руки — галопах конца ХІХ — начала ХХ века. Но с первых же звуков этих очаровательных миниатюр стало ясно: то, что звучит, — отнюдь не «музыка низшего сорта». Это так же, как и Шуберт, Мессиан, Лист — весомейший пласт романтической фортепианной культуры. К сожалению, он обычно презрительно игнорируется академическими исполнителями, но от того не становится менее значимым для музыкального искусства позапрошлого века…
Романтический пианизм предстал в интерпретации Владимира Виардо объемно и полно: хронологически — от раннего до позднего, ценностно — от рафинированно-утонченного до демократично-бытового, исполнительски — продолжая и развивая традиции русской фортепианной школы. Такой результат может дать только сольное выступление большого мастера.