К нам должен был приехать Инго Шульце — великий сорокадвухлетний немецкий писатель. Он должен был приехать к нам не просто так, а с презентациями — львовское издательство ВНТЛ «Класика» только что выпустило в свет его «Симпл сторіз — Роман зі східнонімецької провінції» в украинском переводе Ольги Сыдор.
Это должно было произойти в начале марта. Мы планировали встретиться с ним в Киеве, Львове, Франковске и Черновцах — это должно было стать фантастическим путешествием, в чем я ни капельки не сомневался. Но фараоны захотели, чтобы это путешествие получилось иным.
Впервые в жизни Инго вынужден отказаться от приезда — из-за болезни, прицепившейся к нему в Египте. Так что сейчас, когда я пишу эти строки, мне остается слушать его голос из компакта — он читает свои рассказы из первого сборника, здесь и сейчас, в моей комнате, то есть он все-таки есть.
Хорошо, когда задуманное сбывается. Хорошо, что 2 мая 2003 года я стоял на Александерплац в Берлине, рядом с известными часами, показывающими актуальное время в нескольких десятках столиц земного шара. Хорошо, что мы с Инго распознали друг друга под этими часами. В конце концов, Инго Шульце фактически невозможно с кем-либо спутать — в этом бы непременно убедились те из вас, кто пришел бы на наши мартовские презентации. Если бы он все же приехал. Впрочем, довольно о том, что не сбылось.
В оригинале название этого романа пишется как Simple Storys — именно так, не stories, а storys пишется его второе слово. Слишком очевидная ошибка создает прозрачный намек не только на стилистику, но и на проблематику книги. Этот плохо усвоенный английский язык «новых федеральных земель» может восприниматься и как пародия на их не вполне удачную вестернизацию. Хотя, на мой взгляд, в названии романа звучат отголоски еще и позднесредневекового «Симплицисимуса» — литературного блокбастера времен 30-летней войны, на котором зиждется немецкая изящная словесность всех времен. Роман Инго Шульце имеет неплохие шансы стать таким же образцовым, как и его гриммельсгаузеновский предтеча, — по крайней мере, немецкие критики единогласны в том, что это долгожданная «книга, которая удивляет и пугает». А умение пугать и удивлять — пожалуй, не самая худшая из писательских черт.
На ту нашу первую встречу в мае 2003 года я приехал из самой настоящей восточно-немецкой провинции. Так что Инго не должен был мне особо долго объяснять, что находится за кулисами или то бишь на фоне его романа, какие социальные ландшафты делают этот текст тем, что удивляет пугая. Я уже второй месяц подряд жил в родовом имении Ахима и Беттины фон Арнимов, в эдаком селе Виперсдорф, со всех сторон окруженном сосновыми, но не только, лесами. Это обстоятельство, безусловно, стало причиной двух особенностей тамошней местности: во-первых, из нее выводилась историческая Красная Шапочка (как здесь не вспомнить эндээровское шампанское с таким же сказочным названием!); во-вторых, вся окрестность просто напичкана следами советского военного присутствия: гарнизонные развалины, поросшие хвощом плацы и спортзалы, оставленные в лесах вместе с ракетами ракетные базы, загадочные для всех последующих поколений объединенных европейцев надписи на бетонных стенах — «ДМБ-84» и все такое прочее — преимущественно из трех букв.
Земля Бранденбург считается одной из беднейших территорий нынешней ФРГ. Если здесь уместны какие-либо сравнения, то это такой себе их Донбасс, не в смысле угольном, а в смысле проблемном, депрессивном — территория безработицы, бедности, разочарования и жалоб. Немцы вообще никак не могут прийти в себя после собственного объединения, которому скоро исполняется целых 15 лет. Разделение нации на «вессиз» и «оссиз» оказалось на удивление живучим — при этом в значительной мере не только на уровне «рядовых граждан», но и на уровне общественных элит. «Они присоединились к нам, чтобы ничего не делая жить за наши средства», — говорят зажиточно-респектабельные «вессиз». «Они присоединили нас к себе, чтобы разрушить наше прежнее благосостояние», — отвечают обездоленно-нестабильные «оссиз».
Я никогда не забуду этих виперсдорфских людей с их нетипично для Германии испитыми лицами. Помню, как мы заскочили спрятаться от бури в сельскую забегаловку. Было хронически пусто, как-то даже мертво, и вся семья хозяев кинулась нас обслуживать — во-первых, от скуки, а во-вторых, наверное, потому, что мы оказались наконец полноценными посторонними клиентами. Местные алкоголики в счет не брались. Мы выглядели исключительно платежеспособными. Хозяйка, несколько под градусом с самого утра, со слезящимися глазами, шмыгала сизоватым носом и едва разборчивым говорком повторяла одно и то же: что раньше у нее постоянно засиживались «писатели из замка», а теперь вот они не ходят — почему? В тот раз мы напили всего на каких-то 10 евро, но это стало событием недели, если не месяца. Буря вскоре прекратилась, и мы смогли отправиться дальше. И тогда, уже на пороге, мы услышали от хозяйки прощально-жалостливое: «Попросите писателей, чтобы заходили...».
Поэтому когда через неделю-другую я ехал — единственным в день автобусом и с тремя пересадками — на встречу в Берлин, я уже примерно знал, что это такое: роман из восточно-немецкой провинции.
Эти обычные истории, рассказанные то ли показанные Инго Шульце, местами очень напоминают мне «Маленькі трагедії» Николая Рябчука. Казалось бы, абсолютно другое время и абсолютно другая страна, а трагедии, оказывается, все те же — маленькие. Хотя — и здесь начинается волшебное отличие — у Шульце они сплелись, связались, спутались и переросли в роман. Мы не можем внутренне отследить все его истории — этот роман из тех, где значительно больше скрытого, нежели явного. Но мы можем быть уверены в Авторе — кто-кто, а уж он таки держит под контролем эту склонную к пустотам и разрывам действительность.