Много написано об Олеге Сенцове, который в тюрьме. На целых двадцать лет. Но хочется сказать и о Сенцове-писателе, о Сенцове-личности. Ибо каждый творец - в своем творении.
У Олега Сенцова в Украине вышла первая книга - "Рассказы". Книга, в которой есть он. Книга, которая о нем. Очень человеческая, ослепительно светлая и поразительно цельная книга.
"Рассказы" Олега Сенцова, вышедшие в киевском издательстве Laurus, заставили подумать о трех знаковых фигурах современной культуры: бельгийском писателе и драматурге Эрике-Эмманюэле Шмитте, российском юмористе Михаиле Жванецком и фламандском писателе Томе Лануа.
О том, почему вдруг подумал о каждом из них - ниже.
"Рассказы" - книга, которая требует предисловия или послесловия. Кого-то мудрого и достаточно скромного и тактичного, чтобы написать о человеке и авторе, не вдаваясь в пафос.
Огромных букв на обложке - СЕНЦОВ - все же мало, чтобы объяснить феномен (довольно печальный) появления новой легенды. И отсутствие необходимого вступительного слова к книге - единственная претензия к издателю.
Сенцов - человек системы и структуры. Ему все время хочется "посчитать" текст ("Детство", "Макары"), выстроить его этажеркой, превратить в нечто идеальное, сродни "идеальному человеку" Леонардо.
Сенцов - перфекционист. Свои тексты он максимально приближает к сценариям. Они крайне динамичны, хотя диалогов в них - минимум. Драматичностью, сценичностью, киношностью прозы Сенцов близок к первой из упомянутых мною фигур - Э.-Э. Шмитту, столь популярному в Украине.
Шмитт большую часть своих текстов превращает в спектакли и фильмы. "Рассказы" Сенцова - готовый моноспектакль. Потенциальным моноспектаклем книгу, называющуюся "Рассказы" (то есть якобы фрагментарную, состоящую из отдельных историй), делает ее необычная целостность. Как и у Шмитта ("Два господина из Брюсселя", "Мечтательница из Остенде"), у Сенцова рассказы в сборнике объединены в целостность. Они не просто так помещены тут под одну обложку.
Впервые слово "Рассказы" воспринимается не как жанровое определение, а как полноценный заголовок книги. Выпадает из общей тональности разве что текст, скромно именующийся "Автобиографией".
Но именно этот текст своими первыми фразами и задает общую тональность книге: "Родился в понедельник, 13 числа. Наверное, оттого и жизнь проходит весело".
Впрочем, ничего не выпадает. Есть общий стиль. Ведь стиль - это личность. А личность Сенцова - сильная и светлая.
Основная тональность книги Олега - свет. Переливы белого цвета, светло-серая палитра с вкраплениями теплого солнца. И все же во всех без исключения текстах автор ведет к смерти ("Собака", "Завещание", "Бабушка"), разложению ("Макары"), упадку ("Детство"), болезни ("Больничка") и унижению.
Рассказ с двойным дном и самый смелый, скажем так - самый читаемый со сцены - "Бабушка". Он составляет смысловую пару с "Собакой". А "Макары" словно продолжают "Детство".
Тональность Сенцова близка тональности самого продаваемого нидерландоязычного автора - Тома Лануа. В своем шедевре - романе "Картонные коробки" - Лануа мастерски создает светлые и добрые образы (сестра, мать, две тети, дети в санатории), при этом легко и осторожно касаясь сложных тем (рак, аборт, нарциссизм, первый детский оргазм и т.д.) - так, словно они органически вытекают из текста.
Лануа - как и Сенцов - не впадает в излишний дидактизм, давая читателю возможность сделать вывод самостоятельно.
Тональность и голос Сенцова чем-то близки к Жванецкому. И не зря - ведь Мих Мих едва ли не единственный, кого Сенцов цитирует в "Рассказах".
Кстати, пламенное и печальное выступление Сенцова в суде после вынесения приговора могло бы стать девятым текстом "Рассказов". Как и Мих Мих, Сенцов - мастер тонкого юмора. Юмора, весело проглядывающего сквозь слезы прозрачного текста.
Закончить этот отклик на книгу хочется строками из рассказа "Завещание", который я перечитал после вынесения Сенцову приговора: "Все мы умрем. И я, к сожалению, не исключение. Я хотел бы больше пожить молодой, полноценной жизнью, получать от жизни удовольствие или дарить его другим, ходить или лучше бегать, спать по ночам или не спать, и чтобы решать это должен был бы я, а не мой организм вкупе с моим врачом. Такой жизнью я хотел бы пожить подольше. Но это невозможно. Все мы умрем…"