«Кто не бывал в Англии и хочет иметь понятие о настоящем английском парке, пусть съездит в Мошны», — эта рекомендация взята из путевого очерка М. Грабовского «Парк князя М.С. Воронцова в Киевской губернии». Впервые очерк опубликован в пушкинско-некрасовском «Современнике» 150 лет назад.
Но о каком же парке речь?
Неизвестный парк Воронцова
Мошны расположены в получасе езды от Черкасс, но не многие нынешние черкасщане слышали о парке. Впрочем, сам по себе факт его существования почти ничто: как обломок от разрушенной мозаики — вне какого-либо сюжета, вне современности; тем более что от парка камня на камне не осталось.
Недавно в свет вышел альманах Ю. Мариновского «Черкаська минувшина 2001», в котором среди прочих помещены два любопытных документа, касающихся истории Мошногорского парка. Первый —восторженный очерк Грабовского 1853 года, второй — письмо 1921 г., оповещающее Уездный комитет о разрушениях в имении. Эти документы, между которыми хронологическая дистанция в шестьдесят восемь лет, вдруг и образовали напряжённое пространство для непростого сюжета нового времени…
Он брал Париж
Граф Михаил Семёнович Воронцов, вступив (1819 г.) в брак с Елизаветой Ксаверьевной Браницкой, получил эти земли во владение в качестве приданого. Очевидно, Мошногорье ему понравилось, а то, что счёл он недостатком — близость обширных комариных болот, неудобство водного пути (12 верст от Днепра до гор), слабо развитая экономика, — взялся исправить. В результате на прорытом канале в 1823 г. появился первый на Днепре (на 5 лет раньше, чем на Чёрном море) пароход; в окрестностях были осушены многие тысячи гектаров болот; проложены дороги; созданы мастерские, на современный уровень поднято сельское хозяйство… В горах возник огромный пейзажный парк, выстроен великолепнейший дворец в 80 комнат и гостевые дворцы поменьше; организован зверинец. В центре Мошен возвели Преображенскую церковь. Она существует и поныне, напоминая проезжим знаменитый Алупкинский дворец… В 1837-м завершилось строительство Башни Святослава, откуда в ясную погоду через подзорную трубу были различимы Полтава, Канев и золото колокольни Киево-Печерской лавры. Воронцов по природе своей был созидатель, из тех людей, которые цивилизуют пространства. Он был отличным полководцем, ловким царедворцем и, вероятно, гениальным — невероятным для наших дней — организатором экономической и хозяйственной жизни, при этом придерживался вполне либеральных взглядов. Известна его мягкость к некоторым декабристам, попавшим после Сибири на Кавказ. Да и с Пушкиным он обошёлся мягко. Впрочем, к треугольнику Воронцов — Елизавета Ксаверьевна — Пушкин мы ещё вернёмся.
Воронцов принимал участие, кажется, во всех войнах своего времени. Начав служить на Кавказе в 1803-м, он лишь спустя полвека, «чувствуя крайний упадок сил, просил государя уволить его от службы». Умер генерал-фельдмаршал в Одессе, где, как и в Тифлисе, благодарными горожанами ему был сооружён памятник.
Из всех его военных кампаний здесь мы припомним лишь те, которые имеют отношение к нашему сюжету.
В 1810 г. во время войны с Турцией (1806—1812) 28-летний граф с особым отрядом был отправлен на Балканы. Воевал он там очень успешно: занял ряд городов, в том числе Плевну. Трофейные пушки со временем украсят его парк в Мошнах… В генеральном сражении Отечественной войны Воронцов был ранен. На излечение он отправился в одно из своих имений, товарищески пригласив к себе 350 раненых офицеров и рядовых. Он был широким человеком. Его гостеприимство и щедрость в будущем смогут и в Мошнах оценить многие. В 1814-м Воронцов «выдержал сражение против самого Наполеона»; потом он с особым отрядом принял участие во взятии Парижа, затем (1815—1818 гг.) командовал во Франции оккупационным корпусом и «оставил по себе там самые лучшие воспоминания». Отметим, для оккупанта это феноменально редкая характеристика.
Взгляд на архитектурные детали
Башню в народе называли «столбом»; для наших широт была она строением совершенно необыкновенным. В основании имела треугольное двухэтажное здание с тремя зубчатыми башенками по углам. Ствол имела пятигранный, увенчанный стеклянным фонарём. На первом этаже располагался просторный зал круглой формы. Вдоль стен стояли дубовые стулья с высокими спинками, украшенные гербами. На стенах висели охотничьи трофеи — головы кабанов, волков и пр. Второй ярус представлял собой открытую площадку (треугольную платформу), защищённую зубчатыми стенами, откуда и поднималась собственно сама башня. К фонарю спиралью возносились 160 дубовых ступеней. Высота башни 27 саженей, это почти 60 м — современный 20-этажный дом...
Памятник герою
В известном письме Пушкина Чаадаеву от 19 октября 1836 г.: «…Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться. Войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы — разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов?..»
Великий князь Киевский Святослав Игоревич — сын Ольги Благоверной и отец Владимира Великого, крестившего Русь, правил 18 лет (954—972 гг.). С младых ногтей «его тянуло к военным предприятиям в отдалённых землях»... В битвах с хазарами (повод: чтоб вятичи не им, а Киеву дань платили) «проник» на Каму и Волгу, затем на Кавказ. Разгромив хазарский каганат (965 г.), он обратил свой взор (в интересах Византии) на Дунайскую Болгарию. Успех Святослава в Болгарии (968 г.) был грандиозен: он покорил многие города и был близок к полной победе. Но Византию столь яркий полководческий талант молодого князя стал беспокоить больше, чем неприятное соседство болгар… Возвращаясь из второго болгарского похода, Святослав погиб на днепровских порогах. По преданию, печенеги из его черепа изготовили чашу.
В 1840-м, когда Башня являлась совершенно ещё новым строением, анонимный автор (его записки обнаружены в Петербурге), писал: «…был ли здесь когда-либо Великий князь, в память которого башня получила своё название, кто может ручаться!..» В ту пору никаких преданий и легенд, которыми в наши дни мошенцы охотно потчуют заезжий люд, не было. Вот и Грабовский пишет: «На самом месте памятника я не имел возможности положительно узнать причину его наименования… Поэтому надобно оставаться при одних предположениях...»
Воронцов, как и Святослав I, воевал и в горах Кавказа, и на Балканах. Вне сомнений, он помнил о древнем полководце. Поэтому памятник Святославу в Мошнах — это и память о своей молодости, и торжество над печенегами всех эпох.
«И многими любима будешь ты»
Влюбиться в замужнюю женщину — всегда несчастье. Ладно, если б «нежный взгляд её небольших глаз пронзал насквозь» лишь тебя (кроме мужа), но ведь «улыбка её уст так и призывает поцелуя», увы, не только твоего. Это Вигель, приятель Пушкина, отметил. А более поздний современник: «Всё её существо было проникнуто такою мягкою, очаровательною, женственною грацией, такою приветливостью, таким неукоснительным щегольством, что легко себе объяснить, как такие люди, как Пушкин, Раевский и многие, многие другие, без памяти влюблялись в Воронцову»… Поэтому не обошлось без размолвок, скандалов, интриг.
Однажды прошла мимо, «не заметив». Кого-то рассеянно спросила: «Что нынче дают в театре?». Пушкин подскочил: «Верную супругу», графиня». Воронцова вспыхнула: «Какая дерзость!» Такого рода напряжённости не длятся долго. Вопрос о цене развязки. Выбор оружия был за Воронцовым. Однако не стреляться же губернатору, боевому генералу, пролившему больше крови, чем поэт чернил, с 25-летним повесой! Он просит правительство удалить Пушкина: «Это может быть превосходный малый и хороший поэт, но мне бы не хотелось иметь его дольше ни в Одессе, ни в Кишинёве». Петербург медлил. Воронцов командирует подчинённого на борьбу с пресловутой саранчой. Пушкин, формально находясь на службе и получая жалованье (впрочем, воспринимая «эти 700 рублей не так, как жалованье чиновника, но как паёк ссылочного невольника»), не привык, чтобы его кто-либо куда-то посылал. В результате появились на свет эпиграмма и прошение об отставке. Пушкин был так сердит на Воронцова, что при сочинении эпиграммы («Полу-милорд, полу-купец, полу-мудрец…» — с пятью «полу») совершенно забыл о правилах арифметики… Ну и: «Всё кончено, меж нами связи нет. В последний раз, обняв твои колени…» В Михайловском, остывая от Юга, он сжег её письма: «она велела».
Гибель
Краевед В. Мануйлов по рассказам очевидцев восстанавливает такую картину гибели дворца: «В конце октября 1919 г. банды из окрестных сёл Байбузы, Белозерье, Хрещатик, Тубельцы под вечер (на 50 подводах) напали на дворец; с дикими пьяными криками начали его грабить. Тащили на подводы всё, что попадалось под руки: гардины, подушки, посуду, лёгкую мебель». Кто-то добрался до винного подвала; чиркнула спичка. «Скопившиеся там пары спирта мгновенно взорвались, и начался пожар…» Г. Бачинский в 1921 г. констатировал: «…В настоящий момент все строения, за исключением дома сторожа, или совсем разрушены, или близки к этому… Внутри дворца> всё снизу до верху разрушено. Стоят лишь одни стены, которые внешне все-таки не потеряли своей красоты… Что касается башни Святослава… стеклянная беседка на самом верху уничтожена. В середине башни такие же разрушения, как и во дворце…»
Многие, многие десятилетия жители окрестных сёл вывозили из имения кирпич. Но Башня не поддалась, достояла до 1943-го. Принято считать, что оккупанты взорвали её как наблюдательный пункт партизан (по другой версии, как ориентир). После войны щебнем от Башни колхозники вымостили какую-то лесную дорогу — «от первого мостка до канавки».
С Башни видно дальше, чем предполагалось
Нынешнему поколению выпало возрождать святыни, имеющие сакральное значение для нашей цивилизации. Восстановлены Успенский и Михайловский соборы в Киеве и Храм Христа Спасителя в Москве. На стенах внутренней галереи храма-памятника — мраморные плиты с именами раненых и убитых офицеров в наполеоновских войнах, указано количество погибших нижних чинов; перечислены воинские части… Среди тысяч имён есть и имя человека, впоследствии обустроившего Одессу, Крым и — мимоходом — Мошенские горы.
* * *
Проезжая мимо, мы отыскиваем на крайнем горном кряже место, где когда-то стояла изумительная белая башня. Кажется, вон — над деревьями — мерцает в воздухе!.. Не исключено, что однажды башня действительно там возникнет, потому что в наше время исторические памятники обрели таинственную способность возвращаться из небытия.