UA / RU
Поддержать ZN.ua

Портрет известного. Книга о Ступке

У героя 800-страничной биографической саги, по сути-то, и не было эпизодов, проходных ролей, каких-то мимолетных жизненных ипостасей. В каждой своей роли и в каждом образе он претендовал только на первый план. На первую скрипку в оркестре.

Автор: Олег Вергелис

Не сомневаюсь, что у всякого театрала-театроведа-театрофила есть в домашней библиотеке специальная полка, место на которой стационарно облюбовали очень важные книги - так называемые актерские.

"Актерская книга" - не жанр. Не какая-либо специальная разновидность книгопечатания. Не байопик, не мемуары. А все-все-все.

Все, что связано с золотыми личностями тех, кого любим и кого не разлюбим.

И вот самое время чинно разместить на этой самой полке среди других "актерских книг" новинку - увесистый том "Богдан Ступка. Биография" (Москва, "Домашняя библиотека"), 830 страниц (в твердой обложке) жизнеописания и жизнеисповедания большого мастера, великого актера. Автор - лауреат Шевченковской премии Владимир Мельниченко. И видится мне: будь издательские мощности еще мощнее, то под такой обложкой исследователь написал бы об актере и друге и 8 тысяч страниц, и 8 миллионов. Потому что это страницы о творчестве, дружбе, любви.

Образ героя подан спектрально. Любители его актерского дарования найдут максимум информации о его творчестве. Любители личных историй с интересом изучат сюжеты о детстве, отрочестве, взрослении, становлении, семье.

В "актерских книгах" нас невольно тянет к оглавлению. Как выстроил автор судьбу человека? Как скомпоновал его светлый путь и творческие достижения? Что на первом плане, а что останется эпизодом в насыщенной событиями биографии?

Но тут ведь вот какое дело… У героя 800-страничной биографической саги, по сути-то, и не было эпизодов, проходных ролей, каких-то мимолетных жизненных ипостасей. В каждой своей роли и в каждом образе (социальном, семейном, государственном) он претендовал только на первый план. На первую скрипку в оркестре. Когда, например, играл Тевье-молочника или же министра культуры, Тараса Бульбу или фестивального вождя...

Именно исходя из этого автор увлеченно и размеренно ведет нас за руку путями-дорогами вслед за актером. И на каждой остановке, словно под специальным козырьком, ему хочется задержаться подольше. И еще подробнее поведать о нем, дорогом. И его, дорогого, послушать.

Первая пространная часть этого жизнеописания, то есть первая "остановка по требованию", - вполне ожидаемо, Запад (Украины). Его родной Куликов. Затем Львов. "Подъезжая", автор старается не просто разместить своего героя в контексте среды и местности, но еще и побродить с другом-читателем по малой родине актера, заворожить нас с вами чарующей красотой тех мест. Чрезвычайно интересна история населенного пункта, где родился Ступка. Его малая земля - как капля времени, отражающая и исторические катаклизмы, и культурные парадигмы. Начиная с 1399 г., коим датировано первое письменное упоминание о Куликове, и завершая славными земляками артиста, среди которых, кстати, замечательная украинская писательница Агата Турчинская (о которой сегодня мало помнят и которую практически не издают).

Здесь же, на этих страницах и в этих местах, его родители, Мария Григорьевна и Сильвестр Дмитриевич. Из воспоминаний актера: "Гарно нам жилося! Взимку на валянок накручував "лижбу" - і на річку… Ще санки… На Різдво - колядки… Влітку у футбол ганяли. Дві верби ростуть - уже ворота!"

Возможно, некоторые читатели впервые откроют для себя прежде знакомого и любимого артиста как озорного мальчугана, пострела, юркого и дотошного. В общем, будущего гения… Которого скоро-скоро захватит в плен Театр. И не отпустит никогда.

В первой части книги, повествующей о львовском периоде, много подробностей - и уже известных, и малоизвестных. Влюбленность в Курбаса. Творческая одержимость Данченко. Армия и неизбывная страсть к своей неповторимой Ларисе (Семеновне). Тут же, на этих львовских улицах, - Шекспир, Чехов, Франко, его любимейшие театральные авторы. И конечно, снова и снова - мама. "Без мами не було б театру і життя".

Мама сопровождает его всю жизнь. И во второй части книги, которая обозначена как "Київ - це крона", и в третьей, которую исследователь назвал "На чолі франківців". И в четвертой, соответственно, где читателю предлагаются эксклюзивные диалоги с актером. А это практически 1200 ответов Ступки на самые разные вопросы автора книги…

Кстати, сам автор в "ареале" этого издания позиционируется в нескольких ипостасях - как архивариус, как собеседник, как публицист, как рецензент, как ближайший друг артиста. Поэтому столь личностна эта книга. С непостижимым для меня усердием "архивариуса" Владимир Ефимович поднимает ворох печатных и электронных материалов, прямо или косвенно связанных со своим героем. И в какой-то момент, когда нашел цитаты и из своих старых текстов, подумал, что более уже и не осталось ничего не прочитанного этим добросовестным исследователем о Богдане Сильвестровиче.

С публицистическим запалом - который разделяю во всем - автор утверждает на своих страницах важность и оригинальность творческого периода франковцев, когда их возглавил именно Богдан Ступка. Десять лет пролетели как день. Как минута. Но помнится все - и премьерные спектакли с его участием ("Истерия", "Лев и Львица", "Легенда о Фаусте"), и успешные постановки, инициированные им как худруком ("Наталка-Полтавка", "Дві квітки кольору індиго", "Весілля Фігаро", "Сойчине крило", "Кайдашева сім'я", "Грек Зорба", Перехрестні стежки", "Брати Карамазови") etc. Автор подсказывает читателю, как подсказывал своему зрителю Ступка, что не бывает театра "плохого" или "хорошего" - только "талантливый" или "бездарный". И поэтому в театре, руководимом Ступкой, по мнению исследователя, органично уживались и традиционное сценическое прочтение классических произведений, и оригинальные современные режиссерские поиски.

И, как известно, всем хватало неба над головой. И ни на кого за эти десять лет небо не упало.

Повествуя о его знаменитых киногероях, биограф не обходит стороной, кажется, никого. Ни Мазепу, ни Бульбу. О последнем персонаже, бурно принятом у нас, рассказывает очень подробно, обращаясь за поддержкой к Гоголю, Шевченко, Франко, раскрывая этот образ и объясняя его в ступкинской киноверсии.

А ведь есть еще в этой киногалерее и Керенский, и Хмельницкий, и Брежнев Леонид Ильич. И пронзительнейшие трагические чеховские образы, созданные Ступкой в теперь уже подзабытых картинах талантливейшего Артура Войтецкого. Фильмы "Нині прославіся сине людський" и "Господи, прости нас грішних". От этих картин исходит тема Веры… Тема негромкого и непубличного диалога великого актера с Богом… И возможно, впервые многие читатели благодаря книге обнаружат, что такой внутренний негромкий духовный диалог был у актера всегда.

"Вперше до церкви мене повела мама, - рассказывает Ступка. - Тільки-но навчився ходити - відразу до церкви. Ми особливо шанували свято Успіння Божої Матері 28 серпня. Моя мама, яку теж звали Марія, народилася, як і я, 27 серпня. Коли переступаєш поріг храму в дитинстві, все сприймається на підсвідомому рівні… Пам'ятаю, що після війни хотілося попросити у Господа кусень хліба. Втім, і в канонічній молитві, прославляючи Бога, приймаючи його волю на небі й на землі, ми просимо: "Хліба нашого насущного дай нам сьогодні".

Автор спрашивает собеседника: "А що найперше треба берегти у житті?" Актер отвечает: "Душу. Не можна торгувати душею. Не можна її продавати і зраджувати".

Это цитаты из той самой четвертой части издания, чрезвычайно интересной. Поскольку диалог честный и откровенный. Артист не был пойман "врасплох" (его вообще было трудно поймать врасплох). Но даже в коротких своих блиц-ответах он значителен и точен, мудр и иногда лукав. Вот автор подходит к важной для актера и для театра проблеме. Что же делать и как быть: угождать невзыскательным запросам современного зрителя или же, наоборот, формировать его вкус? Ступка отвечает исчерпывающе: "Зрителя нужно уважать!" И далее: "Как говорил Сергей Данченко, наш театр - это театр нации, театр большого стиля. И это должно быть главным и для нас, и для зрителя.

…Увлекаясь, его можно цитировать бесконечно. Но вот, пожалуй, один из ключевых ответов и интервьюеру, и всем нам. Его спрашивают: "С какими словами нужно идти по жизни?" И Богдан мгновенно находит ответ, вспомнив Лину Костенко: "Не допускай такої мислі, що Бог покаже нам неласку. Життя людського строки стислі. Немає часу на поразку". Лучше не скажешь.

Кажется, сам он никогда не знал поражений. Был победителем всегда и во всем. Только лишь перед "прямой неизбежностью" (по-цветаевски) каждый землянин в проигрыше… Поэтому мучительно больно читать одну из главок восьмисотстраничной биографии под названием "Тростина та крила", где автор с хроникальной скрупулезностью фиксирует 2012-й, последний год в жизни актера. Ох, как трудно ставить точку в этой биографии. Ох, как тяжко переворачивать последнюю страницу (зная, чем закончится), если эта жизнь - часть нашей с вами жизни. Все уходит. И все остается. И не сомневаюсь, что многим до сей поры чудится нечто фантасмагорическое. Будто бы этот великий лицедей - на сцене и по жизни - опять нас всех разыграл. Опять примерил на себя какой-то непостижимый образ. То ли Сковороды (очень любил его), которого мир ловил, да так и не поймал, до сих пор в поисках. То ли доброго сказочного Карлсона - который "куда-то" улетел, но все же обещал вернуться…