Межконфессиональные споры и ожесточенное соперничество на культурно-языковом поле (тут поляки, как господствующая нация, всегда были субъектом, а не объектом истории) подпитывали конфликт. Яблоком раздора всегда оказывались этнические украинские земли, и это правда. Правда и то, что поляки многие века считали их своими (проводя жесткую политику полонизации и латинизации), ссылаясь на право доминирующей государственнообразующей нации с большими мессианскими и культуртрегерскими амбициями — зачастую с определенной точки зрения мотивированными.
И после трех разделов Речи Посполитой ситуация в Западной Украине (под властью Габсбургской империи) и даже на Волыни и Правобережье Украины, где оставался влиятельным польский элемент (несмотря на антипольскую политику царизма), не слишком изменилась. «Панская» и «хлопская» нации продолжали сосуществовать — каждая «варилась» в своем мире, прочно отделенном от посягательств другой, — но оставались на разных ступенях социальной лестницы. Особенно это касалось польско-украинского пограничья (Галичины, Волыни, Надсянья, Холмщины, Берестейщины), которое, кстати, в XIX–середине XX века было очень сложно очертить. Однако именно спустя несколько лет после Второй мировой войны «национальный вопрос» на этих землях был решен кардинально и бесчеловечными методами. Не будем забывать о том, что апогей польско-украинского противостояния пришелся на 1943—1944 годы. Именно тогда решалась судьба мира в битве нацизма с блоком коммунистов и либералов. На территории Волыни действовали советские партизаны, а большинство городов контролировали немцы (и первые, и вторые в немалой степени провоцировали конфликт между УПА и Армией Краевой).
Именно кровавое противостояние украинцев и поляков на Волыни и акции принудительного или добровольно-принудительного выселения «на историческую родину» представителей этих двух наций в период с 1939-го до 1947 года (в частности акция «Висла» — депортация украинцев на западные и северные земли Польши) остаются самой болезненной проблемой в отношениях двух соседних народов по сей день.
Если точнее, то вырисовывается намного больший промежуток времени, к которому польские и украинские ученые и публицисты обращаются снова и снова, ведь живы еще свидетели, дети и внуки тех, кто ощутил — с обеих сторон — горячее дыхание этнических чисток. Оно охватывает не только время вооруженной борьбы и депортаций — украинско-польская война за Галичину 1918—1919 годов, межнациональный конфликт на Волыни и Галичине, акция «Висла», — но и относительно мирное время Второй Речи Посполитой (1920—1939). Его «достоянием» стала тотальная дискриминация украинцев на национальной и религиозной почве, ужасные, унизительные «пацификации» и, как ответ, террористическая деятельность Организации украинских националистов, убийства польских чиновников, осадников и тех украинцев, которые сотрудничали с варшавским правительством.
С 1995 года весьма влиятельная и многотиражная «Газета Выборча» начала дискуссии на тему «Правда о Волыни». За это время вышли многие десятки публикаций, порой без какого-либо цензурирования (это было необходимо, ведь в них затрагивались национальные чувства украинцев). Многие из этих статей являются воспоминаниями бывших волынских поляков, воинов и офицеров Армии Краевой, которая противостояла Украинской Повстанческой Армии на «всходних кресах». За необходимость диалога (а не монолога) между поляками и украинцами со временем высказывалось все больше респондентов польской газеты. Известные историки и публицисты не всегда находили общий язык в оценке Волынских событий, но постепенно приближались к правде. Итогом многолетних дискуссий стал выход книги «Волинь: дві пам’яті» (Киев–Варшава: «Дух і Літера», Объединение украинцев в Польше, 2009).
Воспринимать правду очень нелегко. Жутко читать свидетельство мужчины, который маленьким мальчиком пережил убийство всех родственников украинцами, и также тяжело — свидетельства и воспоминания украинцев, которые в те годы оказались в аналогичной ситуации. Всегда существовали две правды, две памяти о событиях на Волыни. «Никогда не бывает так, что есть только жертвы и только герои», — пишет известный украинский историк Ярослав Грицак.
Тема так называемой Волынской резни в польском дискурсе существовала всегда. Даже при коммунистической власти продолжались исследования, накапливались документальные материалы. В Украине память о Волыни 1943–1944 гг. ушла на второй план. В лучшем случае одним предложением упоминалось о конфликте «украинских буржуазных националистов с частями, подчиненными польскому эмигрантскому правительству» — то есть лишь как об одном из эпизодов сфальсифицированной Кремлем «великой истории», который даже не стоит внимания. «Ни в одной части Восточной Европы историческая память не подвергалась таким репрессиям и не угнеталась так, как в Украине», — пишет все тот же Ярослав Грицак. Только с обретением независимости Украина начала разбираться со своими «скелетами в шкафу».
Большинство авторов эссе пишут о недопустимости коллективной ответственности. Крайне необходим диалог с учетом всего сложного комплекса межнациональных отношений, а не построенные на эмоциях статьи (количество погибших колеблется в недопустимых пределах, поэтому можно сказать только, что на Волыни в 1943—1944 гг. сложили головы десятки тысяч поляков и украинцев, и абсолютное большинство — гражданское население). Это касается и украинских авторов, часть которых является «близнецами-братьями» своих польских «оппонентов». К сожалению, количество таких «исследований» не уменьшается. А значит, весьма актуален и важен голос примирения.
В статьях встречаются любопытные параллели, попытки сравнить опыт украинско-польского примирения (которое на самом деле только на начальном этапе) и польско-немецкого. Мацей Стасинский в эссе «Как поляк с украинцем» пишет: «… если многие немцы могут сегодня говорить о несправедливости в отношении поляков, более того — называть ее преступлением, а многие поляки сумели выйти из роли жертв немецкого насилия и признать, что изгнание нескольких миллионов немцев — это преступление коллективной ответственности, а земли, с которых они были изгнаны, — никакие не «исконные польские» земли, которые «были возвращены в отчизну», то в случае с Украиной это не так».
Славомир Сераковский в эссе «Мы хотим иной истории» находит свои, пронизанные гуманистическим подходом, аргументы в споре с шовинистически настроенными польскими авторами, продолжающими продуцировать образ украинца — «головореза» и «коллаборациониста»: «Меня удивляет легкость, с которой оправдывается месть (в данном случае месть поляков украинцам во время событий на Волыни в 1943—1944 гг. — С.М.). Возможно, для старших поколений месть была чем-то морально оправданным, может, для четы Семашко она была достаточным аргументом для убийств украинского гражданского населения, но сегодня эта логика неприемлема. Я бы хотел, чтобы память моего поколения о тех событиях не делила преступления против гражданского населения на более или менее оправданные». Автор ссылается на фундаментальный труд Владислава и Евы Семашко «Геноцид, устроенный украинскими националистами против польского населения Волыни 1939—1945». С.Сераковский также цитирует Яцека Вильчура: «Акция «Висла» была запланирована и реализована не в интересах польских коммунистов — группы весьма немногочисленной в Польше в 1947 г., а ради вневременных интересов польского народа и государства». Как видим, в данном случае депортиция 150 тысяч украинцев и лемков с их исконных земель представляется в чисто сталинистском восприятии вопроса, через примат «государственного интереса». Вспомним участь «репрессированных» Кремлем во время Второй мировой войны народов Крыма — крымских татар, греков, болгар, немцев, а также чеченцев, ингушей, балкарцев, турок-месхетинцев... Но вот парадокс, в этом вопросе антикоммунисты, «проаковские» историки и публицисты находят идейных союзников среди... современных коммунистов.
Составитель сборника статей, опубликованных в «Газете Выборчей», Марцин Войцеховский напоминает о совместной молитве поляков римокатоликов с архиепископом Львова, кардиналом Марьяном Яворским и украинцев грекокатоликов вместе с главой УГКЦ Любомиром Гузаром на Лычаковском кладбище поздней осенью 2003 года. Молились соседи за павших в братоубийственном противостоянии за город зимой 1918—1919 года. И настоящий польский гуманист, львовянин Яцек Куронь, которому суждено было прожить еще полгода, сказал на Лычакове сквозь слезы: «Я поверил, что чудеса бывают».
«Националисты не хотят диалога, ведь они питаются ненавистью. Эта ненависть зачастую обоснована их трагическим опытом. Однако нужно уметь переступить через порог собственной памяти, постараться увидеть брата во вчерашнем враге. Только таким образом можно строить лучшее будущее», — пишет в предисловии главный редактор «Газеты Выборчей» Адам Михник, благодаря которому вышла эта важная книга. Ее цель — не только взаимопонимание, но и попытка отыскать «чудо объединения». Это, наверное, крамольная мысль, но после внимательного прочтения очень интересной и насыщенной эмоциями, цифрами и философскими размышлениями книги я почувствовал, что практически невозможно добиться взаимопонимания седовласых бойцов АК и УПА, смотревших друг на друга сквозь прицел автоматов. Та же ситуация и с ветеранами УПА и Красной армии. Перефразируя Славоя Жижека, скажу: «Объединение невозможно, но необходимо». Ради будущих поколений.