15 февраля на сцене Национальной оперы Украины состоялась долгожданная премьера оперы Дж.Верди «Аида». Постановка осуществлена народными артистами Дмитрием Гнатюком, дирижером Владимиром Кожухарем, хормейстером Львом Венедиктовым, балетмейстером Анатолием Шекерой. Художники-постановщики - Тадей и Михаил Рындзаки, художник по костюмам - Оксана Лысик. В главных партиях в первом премьерном спектакле выступили народные артисты Украины Светлана Добронравова, Александр Востряков, Людмила Юрченко, Роман Майборода, Валентин Пивоваров.
Уже в первой картине, в терцете, солисты неподвижно замерли рядком, усиленно занимаясь вокалом. Для зрителя это должно было означать: «Внимание! Начинается трехчасовой костюмированный концерт». Так и случилось - спектакль оказался очень уж традиционным. Разумеется, ясно, что дыхательный режим любого певца не позволяет ему во время спектакля двигаться так же активно, как драматическому актеру. Но и с такой оговоркой нынешнюю режиссуру «Аиды» можно назвать режиссурой в стиле разве что двадцатых годов.
Главное, о чем стоит сказать, - режиссерские несуразности, которые пронизывают весь спектакль и сразу обращают на себя внимание. В первой же картине Радамес принимает из рук дочери фараона Амнерис знамя и, целуя его (во втором спектакле целование было отменено), даже не удосуживается припасть на колено. Вряд ли это допустимо, как и то, что знамя ему услужливо подносит сама Амнерис. Подобной же «невоспитанностью» Радамес отличается и после возвращения с победой - стоит спиной к фараону и никак его не приветствует. В знаменитом марше Радамеса, вместо предусмотренного шествия воинов и жрецов, на сцене вдруг появляется балет, в обнаженном виде исполняющий нелепые подпрыгивания (?). И Амнерис, и победитель Радамес даже в разгар победных торжеств смиренно ходят «на своих двоих», хотя их, безусловно, должны бы нести на носилках (все-таки Древний Египет!). Непонятным осталось и режиссерское решение сцены судилища - Рамфис требует покаяния у невидимого Радамеса, находящегося у него за спиной ниже уровня сцены, и при этом поет в зал, обращаясь неизвестно к кому. Здесь отсутствие Радамеса в поле зрения - дань традиции. Но в это время прямо перед жрецом на сцене находится Амнерис, что создает дополнительное недоразумение. Таким образом, «географическая» концепция этой сцены оказывается совершенно непродуманной. Хотя при общей «разреженности» последних двух актов выход на сцену хора в картине с судилищем может быть оправдан. Беда только в том, что и здесь тема шествия (у виолончелей), продолжающаяся в оркестре, не побудила режиссера ни к каким соответствующим действиям. Безмолвствующий хор прекращает всякое движение задолго до конца ее изложения в оркестре. Неудачен также переход к финальной, седьмой, картине. Здесь Аида в белом костюме, который остается прекрасно виден при любом освещении, проскальзывает за некую тумбочку, дабы имитировать свое отсутствие до нужного момента. При этом она, бежавшая рабыня, едва успевает разминуться со своей бывшей покровительницей Амнерис, только что забежавшей в ту же кулису. «Условности театра!» - возразите вы. Но любые условности в искусстве должны быть сообразованы с логикой. Здесь предписанная Верди быстрая смена декораций исключает опускание общего занавеса, но все же постановочное решение этого перехода не может быть таким трафаретным. И далее, даже очевидные авторские (вердиевские) ремарки в партитуре, которые могли бы очень помочь, не побуждают режиссера ни к каким действиям. Указание «Радамес пробует сдвинуть камень над входом в подземелье» полностью проигнорировано. Даже у оркестра в этом месте дирижером не намечена «локальная» динамическая кульминация, обозначенная в партитуре фортиссимо. Сомнительным осталось и предназначение трех загадочных занавесочек, внезапно поднявшихся в навсегда замурованном подземелье по ходу действия в финале.
При таких явных нарушениях «субординации» персонажей, нелепостях и общей статике, царящей в спектакле, хочется спросить: «А к чему, собственно, сводились усилия режиссера в данном случае?» Ответ здесь прост - рука профессионального режиссера просто не коснулась этого спектакля. Постановка осуществлена певцом, который привык к «свите, играющей короля» вокруг него. Каждая его будущая премьера (не приведи Господи!) вновь будет требовать колоссальных средств, но опять превратится в полуконцертное исполнение и, как чаще всего было до сих пор, станет перепеванием репертуара, известного самому г-ну Гнатюку или давно шедшего в Киеве. Увы, «назначенный» главный режиссер и «назначенный» художественный руководитель - не вина нашей Национальной оперы, а ее беда. Камо грядеши?
Были в спектакле и места, выявившие не только отсутствие здравого смысла, но и недостаток элементарного художественного вкуса постановщиков. Многие балетные сцены слишком напоминают популярную в застойные времена телевизионную утреннюю зарядку. В некоторых случаях (четвертая картина) кордебалет почти наступает на ноги самому верховному жрецу Рамфису. Это уже заслуга не только г-на балетмейстера, но и режиссера. Конечно, у нас не Арена ди Верона, но при творческом, вдумчивом подходе настоящего, квалифицированного оперного режиссера места на сцене для всех оказалось бы достаточно.
Хороша Аида - Светлана Добронравова, прекрасно владеющая piano и нашедшая немало собственных штрихов к общему сценическому рисунку образа. Когда в последней картине она начала заключительную тему дуэта «Земля, прощай», ее голос звучал, как у настоящей мастерицы бельканто. Александр Востряков по-прежнему остается незаменимым исполнителем партий драматического тенорового репертуара на столичной сцене. Наибольшей вокальной безупречностью отличался Роман Майборода - Амонасро. Он в прекрасной форме, и его представления об итальянской школе пения нашли наиболее адекватное практическое воплощение. Амнерис - Людмила Юрченко, при всегда свойственной ей божественной красоте тембра, все же обнаружила заметное «шатание» голоса в определенной части диапазона. Верхние же ноты даются ей с просто нечеловеческими усилиями (и не только верхнее «до» в дуэте с Аидой).
Особенно хочется отметить работу художника по костюмам Оксаны Лысик. Ее костюмы пронизаны истинным вдохновением. Несравненен костюм Главной Жрицы (маленькая партия во второй картине). Оба костюма фараона отличаются не характерной для украинской оперной сцены напускной напыщенностью, а тонким стилистическим чутьем художника. Возможно, костюмы Аиды - рабыни-фаворитки и могли бы быть более разнообразны и изысканны, но и в этом случае хочется с уважением подчиниться творческой воле художницы и в целом принять ее работу как безусловно успешную. Смущало только одно - не жарко ли было бы египтянам в этих многочисленных плащах и прочих «утепленных» одеждах?
Говоря о положительных сторонах спектакля, хочется с благодарностью отметить работу хормейстера Льва Венедиктова - настоящего мастера своего дела, чьи усилия буквально спасли спектакль. Особенно это чувствовалось в акапельных эпизодах. Заметно, что титул «лучшего регента Украины», полученный им как-то из уст самого Ивана Семеновича Козловского, сохраняет свою силу и поныне.
Честь и хвала нашим солистам, которые в столь короткий для академической сцены срок (постановочный период длился всего полтора месяца) проделали такую огромную работу. На обоих первых представлениях «Аиды» зал был набит битком, овации длились бесконечно. В результате следует признать - и в этот раз, как всегда, напрашивается все тот же самый бесспорный вывод - Viva Verdi!