Рауль Чилачава |
По праву своего давнего и довольно короткого знакомства с Раулем Чилачавой могу только посетовать, что жанр интервью или короткой статьи дает довольно ограниченное представление о весьма широком круге интересов и направлений творческой и общественной деятельности моего собеседника… Однако во время этой встречи я не мог выйти за формат так называемого жанра «информационного повода» — выхода в свет фундаментальной авторской антологии украинской поэзии в переводе на грузинский язык, имеющей к тому же знаменательное название — «Серпень, 55 українських поетів». Под обложкой этого издания автором собраны фрагменты его более чем тридцатилетней переводческой деятельности в Украине. В предисловии к изданию Рауль Чилачава сравнивает переводческий труд с трудом плотников, которые, разбирая дом, чтобы возвести его на новом месте, маркируют каждую деталь, чтобы в последующем не нарушить его архитектуру и декоративную композицию.
Проблема поэтического перевода представляется открытым полемическим полем, достаточно обширным предметным пространством, на котором за долгий период существования переводческой деятельности выстроены целые концептуальные редуты и оборонные сооружения. Это обстоятельство позволяет мне осуществить фланговый обход этой сложной темы и перейти непосредственно к теме разговора со своим героем.
— Что в твоей творческой биографии послужило первопричиной создания столь крупной работы?
— Переводить украинскую поэзию на родной грузинский язык я начал почти что с первых шагов изучения украинского языка. Возможно, постижение именно украинской поэзии помогло в усвоении языка, поскольку в содержание поэзии, кроме языковой семантики, входят музыкально-звуковой и ритмический ряды, составляющие форму и содержание «поэтического сообщения». Вот это полифоническое состояние поэзии давало мне дополнительную возможность для более быстрого и качественного усвоения украинского языка. Кроме того, я изучал украинский язык как литератор-профессионал, имея твердое намерение стать переводчиком украинской литературы.
Разумеется, я не был первопроходцем перевода украинской поэзии на грузинский язык — поэзия Т.Шевченко, И.Франко, Л.Украинки и многих других поэтов, составляющих мировую славу украинской поэзии, переводилась и прежде моими старшими побратимами по перу. Но, во-первых, каждый новый поэтический перевод добавляет новую и доселе неведомую грань, содержащуюся в оригинале. Кроме того, все прежние переводы осуществлялись построчно, то есть непрямым переводом. А это, как известно, давало лишь приблизительное представление об оригиналах.
— В какой мере выбор названия «Серпень, 55 українських поетів» связан с предстоящим юбилейным событием в Украине — 10-летием Независимости? А может быть, здесь подходит и другая версия — намек на предстоящий совсем в недалеком будущем собственный малый юбилей 55-летия?
— По правде говоря, я не хотел связывать напрямую издание переводов украинской поэзии с юбилейной датой. Но так уж совпали сроки издания, которые, кроме того, были ускорены благодаря поддержке Ивана Драча. Однако я вовсе не исключаю некоторого сакрального для меня смысла того, что месяц август и «две пятерки», давшие название книге, счастливым образом попадают на столь знаковое для Украины событие.
С другой стороны, я не хотел бы использовать эти совпадения исходя из контекста неких конъюнктурных соображений. Вышло как вышло. И теперь уже это не моя забота расшифровывать смысл того, что состоялось в реальности. Хотя можно вспомнить стихотворение Евгена Маланюка, в котором месяц август назван августейшим. И, в самом деле, украинская независимость, борьбе за которую отдал жизнь Маланюк (и не он один), явилась нам именно в августе, обретшем тем самым символическое значение. Вот и подумалось, что сборнику украинских поэтов, выходящему накануне 10-летия Независимости, трудно подобрать лучшее название, нежели «Серпень».
— По какому принципу происходил отбор авторов и поэтических произведений?
— Ни в коем случае не из тех канонических установок, которые сложились в советский период. В те времена, как известно, список авторов утверждался в обязательном порядке, согласовывался в директивных органах и неукоснительно соблюдался. Некоторые варианты, конечно же, допускались. Но в основном переводчик и издатель следовали рекомендованным спискам. В моем случае никакого надзора за составлением антологии не было. Это, конечно же, приятая часть работы.
Что же касается выбора авторских текстов и имен поэтов, вошедших в книгу, то я не хотел бы вдаваться в детали. Последние, если и влияли на выбор и подготовку поэтических переводов, то столь незначительно, что о них можно не упоминать. Во всем этом существует только одна правда — я считаю, что выбранные и переведенные мною стихи и имена поэтов достаточно репрезентативно представляют целостный процесс поэтической жизни Украины ушедшего века. Заранее соглашусь с утверждением, что в иной редакции этот список мог бы выглядеть по-иному. Но ведь и я как переводчик и составитель антологии имею право на собственное видение этого процесса. И не только право, а и ответственность, поскольку издания подобного рода налагают на его составителя целый ряд обязательств не только собственно профессионального, но также эстетического и нравственного характера.
Я сознательно не употребляю термин «антология», хотя, как сам же отметил в предисловии, практически все представленные в издании авторы «антологичны» и во многом определяют художественный уровень украинской поэзии XIX — XX веков. Переведенных мною авторов можно условно поделить на несколько «блоков»:
1) незыблемая классика — Шевченко, Франко, Леся Украинка, Тычина, Рыльский, Сосюра, Мысык, Антонич, Малышко; 2) представители так называемого «расстрелянного возрождения» — Вороный, Зеров, Семенко, Плужнык; 3) поэты диаспоры — Олесь, Осмачка, Маланюк, Телига, Ольжич; 4) шестидесятники — Симоненко, Олийнык, Драч, Винграновский, Коротич, Стус, идейными предшественниками которых были Лина Костенко и Дмитро Павлычко, и, наконец — это уже мое поколение, — поэты, вошедшие в литературу в 70—80-е годы прошлого века.
Каждый из этих «блоков», несомненно, можно дополнить, кое-кого заменить равноценным по значимости поэтом. Однако представленный в книге костяк авторского коллектива, по моему глубокому убеждению, состоит из постоянных величин, обойти которых не сумеет ни один серьезный составитель и переводчик украинской поэзии. Мне безмерно жаль, что за пределами книги осталось немало замечательных мастеров, но жесткая ограниченность объема не позволила «объять необъятное». Возможно, хотя это и дерзкий проект, но я отважусь подготовить сборник под названием «100 украинских поэтов», в котором попытаюсь воздать должное всем, кто дорог мне в украинской поэзии.
Хотя это не относится непосредственно к теме сегодняшнего нашего разговора, приуроченного к выходу в свет антологии, тем не менее считаю для себя возможным сказать и о том, что в моей жизни бывали случаи, когда при известных обстоятельствах поэтическая и переводческая работа становились для меня неким способом ухода от «мира».
Именно в эти периоды невольного «производственного простоя» я имел возможность сосредоточиться на мельчайших деталях и нюансах поэтического текста, на организации стихотворного ряда и еще на целом ряде неприметных для стороннего глаза «мелочах», из которых-то и состоит подлинная поэзия. Этот непрерывный и тщательный труд выявляет главный закон поэтических текстов — их перманентную мелодичность и магию постоянного стремления к совершенному звуку в его неразрывной гармонической взаимосвязи с художественной идеей.
Но есть и еще одна сторона прочтения прошлого и настоящего — по выражению Поля Валери, «с пером в руках». Благодаря такому чтению, ты проникаешь в «дух» и «время», в историко-культурный и экзистенциональный контекст, в котором создавались поэтические произведения далекого и не столь далекого прошлого. Сопоставление ярчайшей поэзии с местом и временем ее творения, с личной судьбой ее создателей дает ни с чем не сравнимое чувство твоего личного участия в непрерывном процессе развития Большой истории, а значит, и понимания объективного смысла и логики ее развития, которые не ограничиваются сегодняшним днем. Такое, пульсирующее жизнью, персональное сопереживание истории и судьбы своего народа необходимо обществу, если оно хочет осознанно строить свое будущее. Как говорил Гейне, «мир раскололся, и трещина прошла через сердце поэта».
Я убежден, что, решая проблемы экономического благополучия, мы не вправе забывать и о гуманитарных потребностях наших народов. В первую очередь здесь следует назвать именно художественный перевод, который за последнее десятилетие, к огромному сожалению, находится в глубокой коме.
— Известно, что художественный перевод является одним из сложнейших жанров художественного творчества. В какой мере это определение относится к тем литераторам, которые одинаково хорошо владеют обоими, в данном случае, главными языками?
— Когда-то известный русский поэт Александр Межиров специально приехал в Тбилиси, чтобы заняться переводами стихов величайшего грузинского лирика Галактиона Табидзе. Однако, вчитавшись в подстрочники, он написал лишь одно и... отказался от своего намерения.
Памятуя об том случае, я тоже нередко приходил к выводу, что перевод стихотворного текста принципиально невозможен, и у меня надолго опускались руки. Но, в конечном счете, верх взял оптимизм.
Насколько я смог «вновь создать, уж созданное раз», думаю, в самом скором времени, оценит грузинский читатель, которому адресовано настоящее издание.