Проходившие в Киеве с 4 по 6 ноября Дни израильского кино, организованные посольством Израиля в Украине, показали, что кинематограф этой страны живет под знаком битвы, независимо от того, состоится она или нет. Потрясения, прошлые и возможные, тяготеют над израильским кино и определяют его мировоззренческий срез. Герои продемонстрированных киевлянам фильмов живут либо в промежутке между боями, либо в предчувствии их. В любом случае — у подножия вулкана, даже если этот вулкан присутствует только в воображении персонажей.
Так, в фильме режиссера Эрана Риклиса «Перекресток Вулкан» (1999) герои сочиняют музыку, стихи, политические статьи, играют в футбол, поют и влюбляются — но лишь до поры до времени. В результате финал фильма становится реквиемом по погибшим и лаконичным рассказом об участи выживших, но, несомненно, пострадавших. Думается, что когда программа Дней израильского кино была исчерпана, у многих сложилось впечатление, что кинематограф этой страны — военный, если, конечно, подразумевать под «военностью» эпику и героику.
В программе Дней израильского кино были работы пяти режиссеров: это Арье Каплун (создатель открывших фестиваль «Друзей Яны» — тоже «военной» ленты), Джули Шлез, Игал Бурштейн, Эял Халфон и уже упоминавшийся выше Эран Риклис. Фильмы, правда, не совсем свежие, снятые в 1996—1999 гг., но представление о современном израильском кинематографе (вернее, об одной из его последних страниц) все же можно было получить. Хотя, конечно, хотелось бы увидеть израильские фильмы, снятые за последние два года.
Картина Игала Бурштейна «Безграничное счастье» — одна из самых интересных, показанных в Доме кино лент, посвящена Спинозе, вернее его современному двойнику, этакой проекции философа на современность. Спиноза-2, конечно, ходит в джинсах и не скрипит пером, а стучит по клавиатуре, но проблемы и радости у него такие же, как у предшественника из семнадцатого столетия.
Впрочем, Игал Бурштейн снял абсурдистскую ленту, где безграничному счастью мыслящего человека, проповедуемому Спинозой-2, противостоят обычные людские страсти. В финале, правда, безграничные страсти сливаются с безграничным счастьем и послевоенным миром. Война у Бурштейна — понятие глобальное, как и счастье, но она, в отличие от последнего, имеет четкие и определенные границы — на радость героям фильма.
Военный лейтмотив в «Безграничном счастье» обрамляет события трагической черной рамкой. Потом — на фоне всеобщей гармонии — она исчезает, но только потому, что герои вернулись со всех возможных битв. Персонажам остальных показанных в рамках Дней израильского кино лент не повезло — они на эти битвы ушли. Впрочем, в наш совсем не эпический век этот героический и архаический настрой израильского кинематографа кажется драгоценным и благородным. И даже на фоне бурштейновского абсурда.
Словом, если в наши дни еще сохранился эпический кинематограф, то это, конечно, кинематограф израильский. Приобщаясь к его дыханию и ритмам, мы тем самым приобщаемся к героике в духе «Илиады», разбавленной цинизмом современности. И, не участвуя в битвах, оказываемся вблизи от них.