Харьковский театральный фестиваль «Курбалесия» на этот раз едва не сорвался. Финансов на проведение полноценного форума театральных коллективов не хватало. Нашлись деньги лишь для проведения драматургической лаборатории, в которой пьесы проходили открытую репетиционную стадию. В проекте, созданном режиссером и педагогом Владимиром Гориславцем, пьесы малоизвестных и (совсем) неизвестных драматургов читались актерами на сцене часто с текстом в руках. То, что идет интенсивный поиск пьес, отражающих время, стало понятно не сегодня. Но поиск поиску рознь…
…Плюс «кунификация»
С современной драматургией сегодня в театрах просто беда. Во-первых, происходит всеобщая «кунификация» афиш с помощью пьес плодовитого Рея Куни, мастера интригующей, но откровенно глуповатой комедии положений. После затянувшихся родов в Харьковском театре имени Шевченко недавно выполз на сцену нелепый спектакль по пьесе «Смішні гроші». А еще шевченковцев потянуло на такой «изысканный» хит, как «Санта Клаус — то падлюка» пяти (!) французских авторов, где содержание в пять раз глупее, чем у Куни. Речь, понятно, не о самих названиях, а о художественном качестве пьес и спектаклей, их смысловых итогах.
Чемпионом «кунификации» стал, однако, Харьковский театр имени Пушкина. Имея в репертуаре «Слишком женатого таксиста» и «№ 13», уже через месяц после шевченковцев там выпустили премьеру «Эти смешные деньги». Все эти, считающиеся кассовыми, «папы в паутине» и «чокнутые санта-клаусы» (якобы призывающие зрителя отдохнуть) на самом деле призваны «пудрить» мозги обывателю, а не подсказывать решение жизненных проблем и воспитывать интеллект.
Но такова уж массовая культура, диктующая сегодня художественные законы в том числе.
Окружающая нас жизнь действительно очень похожа на театр. Но «обратный перевод» на язык драматургии оказывается сложным. Здесь сочинители пьес порой заходят в тупик. В том же Театре им. А. Пушкина поставили пьесу одессита А. Марданя «Очередь». У автора все списано «из жизни»: очередь к целителю, портреты — маски разных представителей современной социальной иерархии. Есть и интрига, подогревающая течение пьесы. Но в спектакле препарированная действительность на правду жизни все равно не похожа.
У шевченковцев те же проблемы с современными начинающими драматургами — что «Виолончель» С. Шинкаренко, что «Осенние цветы» А.Погребинской сделаны неумело, подражательно.
Говорят, драматург, чтобы расти, сам должен увидеть недостатки своего детища на сцене. Все так, но страдает в первую очередь зритель. Зачем же на нем ставить эксперименты?
Харьков никогда не знал избытка хороших пьес и хороших драматургов. Последний из настоящих профессионалов Зиновий Сагалов живет сейчас в Германии и недавно выиграл главный приз конкурса драматургов в Москве. В прошлом году мне довелось быть на подведении итогов драматургического конкурса в Подмосковье, приуроченного к театральному фестивалю «Дорогами добра». Жюри было засыпано добротной и действительно доброй драматургией со всех концов России.
У нас же в Харькове как раз в эти дни жюри подводит итоги областного литературного конкурса имени бывшего губернатора А.Масельского. Пьес на нем оказалось минимум: из 200 конкурсных литературных произведений только пять драм и комедий допущены к участию. Да и те не выдерживают проверки серьезными профессиональными критериями. Авторы не находят ничего лучше, чем подражать лубочным пьесам Леонида Филатова, пытаются воскресить сюжеты с местными историческими и литературными достопримечательностями (за что им отдельное спасибо). Но делают это так неинтересно, что компрометируют саму идею возрождения культуры края. Благородные намерения не в силах компенсировать художественную несостоятельность.
Похабщина в цензурном варианте
А вот организаторы нынешней «Курбалесии» пошли по иному пути. Их мало интересуют «хлебные» названия на афишах государственных театров и «кунификация» им явно не грозит. Сопротивляясь «гламурности» и оглуплению, они ищут выход в обращении к новой драматургии. И выбирают путь, уже проторенный московским коллективом «Театр.doc». (О нем мне уже приходилось писать в материале «Все мы — персонажи в поисках автора. «Театр.doc.» на фронтах борьбы с гламуром», «ЗН», 2007, 20 января).
Но москвичи в своем поиске сценической правды уже давно перестроились. К примеру, идеолог и практик этого направления, режиссер, актер и композитор В. Панков стал все дальше отходить от документалистики в сторону художественной трансформации жизненных коллизий. Кстати, путь этот сложнее и требует большего профессионализма, чем простое «списывание» разговорных текстов у соседей по электричке. На харьковском фестивале начали освоение «доковской» драматургии что называется с нуля. И в своем усердии изрядно переборщили.
Взять хотя бы пьесу Павла Пряжко «Трусы», которую на фестивале рекламировали как смелый прорыв в новой драматургии и «достояние» многих, в том числе международных, театральных фестивалей. Слушать тексты, построенные на чередовании мата и похабщины в более цензурном варианте, правда, очень неловко. И не только потому, что к такой лексике на сцене мы не привыкли. Режиссер, студент Харьковской академии культуры Е. Амиров и его молодые товарищи не нашли сквернословию никакого логического и эмоционального оправдания, а лишь уныло бубнили матерщину, нахохлившись над текстом. Возможно, все же стыдились? Ведь не было здесь ни отчаяния Венички Ерофеева, которое поражало когда-то в его повести «Москва-Петушки», ни саркастического стеба нашего Леся Подервянского. А было лишь вяло намалеванное духовное убожество. Только-то и всего?
Впрочем, и «Трусы» и, в особенности, переводная немецкая пьеса «Монологи вагины»(автор Ив Энслер), показанные в один вечер, спровоцировали небывалый интерес молодежной аудитории. Малый зал Дома актера, где они проходили, брали штурмом. После наиболее откровенных реплик слышался веселый гогот. Кстати, показанная на чеховском фестивале в Москве пьеса Энслера вызвала недоуменные вопросы критиков: а Чехов-то здесь при чем? Вот-вот, а причем здесь Курбас с его идеями образного перевоплощения актера, интеллектуального Арлекина?
Хорошенькое перевоплощение, если его надо исследовать с помощью сексопатолога и клинической психиатрии.
Кстати, опыты создания психодрамы в лечебных учреждениях есть. И действие пьесы «Давай займемся сексом», поставленной в театре Р.Виктюка, тоже происходит в психбольнице. Только до последнего момента зритель этого не понимает. Может быть, зритель «Курбалесии» тоже?
Гвоздем программы «Курбалесии» в последний день должен был стать спектакль, созданный из драматургических текстов по технологии Verbatim, что значит «дословно».
Группы молодых исполнителей ходили на вокзал и в школу, на кладбище и в кафе, чтобы записать непосредственные монологи будущих персонажей и сделать их основой театрального представления. Они отдались этой идее с преданностью неофитов и заслужили пятерку за старание.
О чем были монологи? Об одиночестве, о любви, о жизненных ценностях. О детских приоритетах. Искренние и недоверчивые, косноязычные и многословные, они и по уровню профессиональной подготовки были разными. Но все равно, записанные на бумаге, уже принадлежали определенному литературному жанру. Но что это было? Если журналистика, то плохая. Если психологический этюд, то незаконченный. Впрочем, как и режиссура разных эпизодов спектакля. А ведь именно она подводила итог сказанному, превращая тонкотелесные структуры в плоть театрального спектакля.
Этот эксперимент подтвердил простую вещь: искусство, в том числе театральное, требует отбора материала, прежде чем он будет показан зрителю. Как скульптор отсекает все лишнее, а композитор находит мелодию и гармонию среди бессчетного количества вариантов, так автор спектакля нащупывает в жизненном материале возможный жанровый ракурс и смысл повествования. Вот почему некоторые эпизоды этого импровизационного спектакля были трогательными, а некоторые не задевали даже при явном использовании подлинных текстов.
«…из того что было»
«Курбалесия» закончилась, вызвав противоречивые суждения и оценки. Что это было? Репетиции в модном сейчас режиме work in progress? Учеба при зрителях с показом уже имеющегося репертуара нового театра, как его понимают организаторы фестиваля? Только вопрос, могут ли пьесы Юрия Клавдиева и Натальи Ворожбит, Вадима Мирошниченко и Ивана Вырыпаева быть альтернативой «Папе в паутине» и «Падлюке Санта-Клаусе», весьма спорен.
Конечно, нынешний фестиваль «слепили, из того что было». Какие к нему претензии при нынешнем безденежье? Тем более, говорят, это был фестиваль для студенческой молодежи, которая только нащупывает свой творческий путь. Правда, молодежь имеет свойство быстро взрослеть и даже занимать ведущие творческие позиции. Она тянется за успехом и по ошибке может увидеть его там, где срываются аплодисменты невзыскательной публики в маленьком полуподвале. Во что превратятся эти эксперименты завтра, не знает никто. Но очевидно, что сегодня «курбасовские традиции» — понятие весьма размытое и вольно трактуемое.
Совсем недавно именем Курбаса клялся и приснопамятный Андрей Жолдак (он же Тобилевич ІV), проводя неоднозначные опыты и почти полностью отказываясь от традиционной драматургии в пользу театра визуальных концепций. На фестивале, освященном именем (или по-модному — «брендом») Курбаса, пытались объявить панацеей эксперимент, основанный на привязанности к документально зафиксированному слову. Конечно, авторы этих опытов вправе сказать людям, забредшим сюда по недоразумению: «Не любо — не слушай, а врать не мешай!». Конечно, их тексты и манера общения с потенциальным зрителем провокативны. Только зачем при этом тревожить тень Леся Курбаса? Основатель «Березіля» здесь явно ни при чем.