«Это живой звук или «фанера»?» - вот вопрос, которым меня так часто смущают на концертах слушатели, которым так небезразлично, действительно исполнитель работает на сцене или просто рот открывает. Смущают, во-первых, потому, что сами вопрошатели не совсем представляют себе, что имеют в виду, а во-вторых, потому, что я и сама никогда точно не могу ответить на этот вопрос совершенно уверенно. Сама заинтересованность слушателя в том, «чем его кормят», - это уже хорошо. Не хочется платить деньги (и немалые) за суррогат. С другой стороны, так часто приходится слышать от исполнителей после «не совсем удачных» выступлений нарекания на плохую аппаратуру, «заговоры вокруг микрофонов», непрофессионализм звукорежиссуры и т.д.
Поэтому, пребывая в этом году на фестивале «Таврийские игры», всячески подчеркивающем свою приверженность живому звуку, я решила обратиться к Олегу (Белому) Шевченко, музыканту и звукорежиссеру, чтобы получить разъяснения из первых рук.
- Для начала давайте четко определим, что такое «плюс», «минус», «живой звук» и как слушатель может отличить одно от другого, сидя в зале.
- Фонограмма «плюс» - когда певец выходит на сцену и «ломается» под запись, полностью сделанную на студии. «Минус» - та же запись, но без голосовой компоненты, то есть певец на сцене действительно поет, а в записи звучит только сопровождение. Отличить одно от другого, если в концерте все хорошо подогнано, неспециалисту, находящемуся в зале, фактически невозможно. При условии, если звук хорош - это зависит от уровня техники и уровня специалистов, находящихся за пультом. Поэтому зрителя, в принципе, можно ввести в заблуждение. Ну и наконец, «живой звук» - это когда на сцене создается все - и сольная партия, и инструментальная. Здесь можно отличить живое от «фанеры» - нужно быть просто внимательным и следить за пальцами музыкантов. Ну и, конечно, можно все это просто почувствовать - когда идет живой звук, чувствуется перетекание энергии между сценой, исполнителями и залом, а когда идет фонограмма и музыканты просто делают вид, что они играют, - все как бы пластмассовое, нет живой эмоции.
- Но качеством живой звук чаще всего проигрывает фонограмме, записанной на студии.
- Конечно, сбалансировать живой звук гораздо сложнее. Но дело в первую очередь в том, что наши артисты просто привыкли к плохому звуку. Это наша беда. И они иногда уже просто не могут настроиться на то, что на площадке может быть и хороший звук. Часто бывает такое, что музыканты встречаются, приезжая на площадки, когда их заказывают, и понимают, что нужного качества звука не достичь, что качество его гораздо хуже, чем то, что он делает на студии, и тогда они отказываются играть в живую и прибегают к фонограмме. А иногда бывает и такое, что стоит хорошая аппаратура, с которой реально работать живьем, но все равно исполнители норовят использовать фонограмму, потому что многие разленились, другим это уже просто неинтересно - морочить себе голову ради нескольких песен. И в этом плане мне нравится позиция «Таврийских игр», где все это тщательно отслеживается.
- Вы хотите сказать, что на «Таврийских» в этом году не было ни единого исполнения под «плюс»?
- Я не могу, конечно, раскрывать секреты гостей фестиваля. Но я вам скажу: «плюсы» были, но в единичных случаях. Наши - украинские - исполнители все работают живьем.
- Но есть и здесь увертки. В прошлом году, например, «Оттаван» сделал предельно «полную» фонограмму, на сцене исполнялись в живую только небольшие речитативы. Вряд ли это можно назвать живым исполнением.
- Это было и в этом году - с Африком Симоном. Но мы не можем ему запретить - он артист первого ранга, и навязывать ему что-то трудно.
- В музыке направления диско живой звук вообще применим? Ведь исполнитель тяжело работает физически на сцене.
- Ребята, братья Кличко каждый день тренируются, а потом выходят на ринг и всех бьют. Никто не говорит о том, что им что-то тяжело и что-то легко. С артистом любого направления то же самое - если он нормально работает над собой, у него сначала крепотура, а потом все получается так, как надо.
- Есть ли разница для звукорежиссера в работе с рок- и поп-музыкой?
- Все зависит от предпочтений звукорежиссера. Я всеяден - люблю просто когда хорошо, профессионально работает исполнитель, независимо от того, рок это или поп. Тогда и у меня как у звукорежиссера все получается. Иногда при одних и тех же условиях выходят две команды, но одна звучит отлично, а другая не звучит. Но мне, конечно, ближе рок-музыка - я на ней вырос. Но думаю, что все наши лучшие музыканты прошли через рок, через блюз. И для меня в основе звука, конечно, лежат в первую очередь качества, необходимые для исполнения рока. Но звук делает музыкант, а звукорежиссер его только украшает.
- Вы бы взялись работать в области классической музыки?
- С удовольствием. Возьмусь за все, что красиво, что хорошо звучит. Работая на студиях звукозаписи, мне приходилось писать камерную музыку, и я получал удовольствие от этой работы.
- Насколько звукорежиссер может «сделать» голос исполнителя? Насколько то, что мы слышим даже при живом звуке, - правда?
- На тех же «Черноморских играх», где мы работали с детскими голосами, были моменты, когда голоса приходилось просто «поднимать», обогащать тембрально, украшать обработками - все это можно сделать с помощью хорошей звукорежиссуры. Конечно, мы не меняем голос до неузнаваемости, это остается голосом исполнителя. Но иногда мы можем что-то поправить в дикции, сбалансировать голос и фонограмму, обогатить тембр...
- По-моему, вы чувствуете себя скульптором, ваяющим голоса...
- В какой-то мере да. «Человек, ставящий ручки в правильное положение» - так называют меня парни из «Грин Грея». Но звукорежиссер - это еще и своего рода продюсер. Он хорошо знает все, что касается качества звука, - что нужно при какой аппаратуре, в каком зале. Но у нас отношение к звукорежиссеру достаточно холодное. У нас реабилитировали фигуру продюсера, возможно, потому, что он имеет отношение к деньгам, и оставили по-прежнему в тени фигуру звукорежиссера, который фактически делает главное в музыке - звук. Он просто чернорабочий. А на Западе звукорежиссер - следующая фигура в шоу-бизнесе после самого исполнителя.
- Насколько оправдано для исполнителя иметь собственного звукорежиссера и работать с ним в сборных программах?
- Бывает такое, что исполнителю в ходе какого-нибудь большого концерта просто портят звук. Поэтому исполнитель понимает, что нужно иметь «своего» звукорежиссера, который хорошо знает специфику - знает голосовые данные исполнителя, репертуар, знает, соответственно, где голос поднять, где убрать - и он всегда сможет спасти ситуацию. Поэтому свой звукорежиссер нужен. А когда идут сборные программы - нужно уметь найти общий язык режиссеру всей программы и режиссеру исполнителя - во имя хорошего звука надо выруливать вместе.
- С какими исполнителями вы любите работать?
- С профессионалами. С теми, с кем минимум работы для звукорежиссера. Когда ручка все время стоит на 0 дБ - вот это хороший исполнитель. Конечно, я говорю о тех, кто работает полностью в живую. Таких у нас, правда, очень мало.
- Часто после сборных концертов можно слышать обвинения в «заговорах вокруг микрофона», нарекания на плохую режиссуру. С вами это случается?
- На «Черноморских», например, дети не жаловались на то, что они себя не слышали, а звезды - жаловались. Правда, никто из них не сказал об этом на сцене - это все как-то потом всплывало в разговорах, в интервью. Им просто, как правило, хочется звука побольше да пожирнее и все это за счет аппаратуры. Бывает. К счастью, не со всеми.
- Вы предпочитаете работу в студии или на концерте?
- Трудно сказать. Зависит от настроения. Иногда хочется посидеть в уютной студии с кондиционером, поискать что-то, создать новую картинку. Но все зависит от исполнителя. Если пишешь какую-то неинтересную команду, то просто ничего не хочется.
- Часто приходится этим заниматься?
- Часто. Я, конечно, по мере возможностей сначала пытаюсь выманить у группы демонстрационный материал. И если он мне не понравится, я имею возможность отказаться.
- Исполнители прислушиваются к вашим советам?
- В импортных книгах по звукорежиссуре указывают на то, что звукорежиссер в большинстве случаев является еще и сопродюсером. И он не просто сидит за пультом и передвигает ручки, но он еще и имеет право голоса, может вмешиваться даже в аранжировочные дела. Мне в некоторых командах приходилось просто перекраивать аранжировки, подсказывать, что где лучше сыграть и даже становиться играть самому.
- А чем хороша работа на концерте?
- На концертах тоже классно работать. На концертах энергетика другая - тут заряжаешься жизнью. Особенно когда на хороших порталах...
- Часто приходится работать с плохой аппаратурой или вы можете себе позволить отказаться от такой работы?
- Опять же все зависит от исполнителей. Иногда не могу, потому что должен работать с этой командой. В любых условиях. Мы, конечно, оговариваем свои условия, когда едем на концерт. Но эти условия чаще всего не выполняются до конца и приходится прямо перед концертом что-то перекраивать и даже перепаивать аппаратуру. Вся рок-музыка не может звучать тихо и некачественно. Этого достичь трудно. И мало даже не аппаратуры хорошей - аппаратуры много всякой. Мало людей, которые умеют ею пользоваться. Железо - ничто. Можно напичкать студию чем угодно, но если нет профессионала - звука все равно не будет. Главное - профессионализм.