Лариса Триленко работала в украинской политической журналистике — в жанре, который создавался и почти сразу приходил в упадок у нас на глазах. И именно потому, что не было (и нет до сих пор!) у него ни традиции, ни школы, так много значит во властных коридорах то, какой он — «человек с диктофоном», чему научил его собственный жизненный опыт. Но важнее всего, что дано ему от Бога. Лариса была не только щедро одарена всеми человеческими талантами и добродетелями, она еще и смогла реализовать их. Работа, творческая жизнь Ларисы Триленко и станут первым неоспоримым ориентиром профессиональной совести и качества, чего так не хватает нашему цеху.
Даже звездам нужен достойный фон. А какой фон дает украинская журналистика? Генетическое заискивание перед властью, провинциальное тщеславие, «паркетная» поверхностность, которую выдают за профессионализм... С одной стороны, равнодушие к своим текстам (мол, делайте с ним, что хотите, только печатайте!), а с другой — катастрофическое отсутствие чувства меры — обилие обесцененных слов и самолюбование.
Ярко не такой была Лариса! Ее уважали сильные мира сего, чувствуя, что она видит их насквозь и обязательно спросит о том, о чем нельзя не спросить. Она знала английский, французский, польский, тогда как большинство ее собеседников не знали родного языка. Она читала такие книги, о которых они и не слышали. И вместе с тем у нее было уникально развито чувство собственного достоинства, как это возможно только у тех, кто умеет уважать других. И именно из всего этого — из знаний, характера, и, прежде всего, из нормального соотношения журналист – власть — рождались «фирменные» триленковские интервью, обзоры, комментарии...
Она, перефразируя известный афоризм, любила журналистику в себе, а не себя в журналистике. И как же таяли редакторские сердца от одной мысли, что вот есть Ларисина статья, а значит — без переписывания, без «пересадок искусственного интеллекта» в номер гарантирован классный материал! У нее было генетическое ощущение авторского достоинства, и потому, когда Лариса была уверена в своей правоте, она воевала за каждое слово. Вечный редакционный конфликт между журналистами и версткой при участии Ларисы приобретал высший смысл. Секретариат и корректура «плакали» и сдавались, потому что пока оставалась последняя возможность сделать лучше, Лариса не хотела и слышать о графике сдачи материала, полосы, номера. Ведь это был Ее текст, Ее, т.е. наша, газета.
Казалось, что при такой энергии и принципиальности вокруг нее должен бурлить «вечно действующий» конфликт. Но его не было. Потому что Лариса была тем редким человеком, рядом с которым не мог бы существовать даже намек на фальшь. С ней можно было говорить обо всем, но при одном условии — искренне.
Тяжело представить, чтобы у нее были враги. Во всяком случае, явные. Быть недоброжелателем настолько открытого человека — просто стыдно. Но друзья у нее были точно. И только теперь начинаем мы понимать, насколько нам повезло — быть среди тех, кого Лариса любила.
На этой неделе было девять дней по Ларисе Триленко. Прощай и прости нас, Лариса... Мы никогда не забудем тебя. Мы постараемся быть достойными твоей светлой памяти.