О.Мандельштам
Ускользающий от точных определений жанр мемуаров многие столетия добивается признания своих прав на входной билет в большую литературу. Иногда это случается самым парадоксальным образом - как было с открытыми в ХVIII веке незавершенными мемуарами итальянского скульптора и ювелира Бенвенуто Челлини. Отнюдь не образцовая полная авантюрных приключений жизнь «гениального бандита», как назвал его Гектор Берлиоз, была пересказана с такой непосредственностью и занимательностью, что его имя признали принадлежащим в равной степени как истории изобразительного искусства, так и литературы.
Все, что относится к жизни замечательных людей и к биографии гениев человечества в области художественного творчества, безусловно находится в центре обширного мемуарного мира. Тайны творчества волнуют и самих творцов, побуждая их браться за перо и осмысливать зигзаги собственной странной судьбы. Автобиографии, ими написанные, часто становятся самостоятельными художественными произведениями, стройными по форме, соответствующие всем правилам хорошего литературного вкуса. Но не менее часто в самой манере изложения, в отборе и подаче материала тон живой беседы, взволнованной исповеди, дневниковых записей создает причудливую свободную композицию, сама хаотичность которой свидетельствует о невыдуманности рассказа.
С увлечением прочитав «Мемуары» Бенвенуто Челлини во французском переводе, Берлиоз написал на их основе оперу, а вскоре и сам принялся описывать свою жизнь. Начал он в 45 лет, довел повествование до трагического эпизода смерти первой жены, некогда знаменитой английской актрисы Генриетты Смитсон. Когда труд уже был окончен и прошло десять лет с момента его начала, был дописан «Постскриптум», а незадолго до смерти появилось еще и «Послесловие». Композитор хотел дать полное представление о событиях своей жизни, а также «о круге чувств, горестей и трудов», на который был обречен. Его комментарии к собственной биографии и творчеству звучали вместе с тем обвинительным приговором эпохе, обрекающей художника на крестный путь осмеяния, унижения, борьбы за само право творить.
Бывает, что погружение в прошлое, в светлые годы детства начинает играть для мемуаристов спасительную роль, защищая их внутренний мир от разрушительных стихий времени. Так было с Сергеем Прокофьевым, надписавшим на первой рукописной тетрадке будущей автобиографии дату: 1 июня 1937 года. Материалы к ней он начал собирать очень рано, а работу продолжал с перерывами почти до последних месяцев жизни. Но при этом свое жизнеописание оборвал на годах консерваторской учебы.
Агрессивный напор сталинской эпохи не смог разрушить гармоничности внутреннего мира Прокофьева, а в его творчестве современность отражалась сквозь призму «вечных» тем. По-иному, более остро и болезненно, ощущал кровную связь с зпохой Осип Мандельштам, о чем поведал читателям в автобиографическом эссе «Шум времени»: «Мне хочется говорить не о себе, а следить за веком, за шумом и прорастанием времени. Память моя враждебна всему личному. ...Там, где у счастливых поколений говорит эпос гекзаметрами и хроникой, там у меня стоит знак зияния и между мной и веком провал, ров, наполненный шумящим временем, место, отведенное для семьи и домашнего архива».
Желание рассказать о семье и воссоздать историю рода часто побуждает потомков, гордых родством с великими предшественниками, приниматься за воспоминания. «Сагой о Ревуцких» можно назвать выпущенную в свет киевским издательством «Час» в серии «українська модерна література» книгу известного представителя канадской диаспоры театроведа Валериана Ревуцкого «По обрію життя». Главным героем книги безусловно стал зверски убитый у себя дома за письменным столом в декабре 1941 года отец автора книги, представитель знатного украинского рода Дмитрий Николаевич Ревуцкий - фольклорист, педагог, переводчик, старший брат композитора Льва Николаевича Ревуцкого. Как это было принято в годы повальных арестов и преследований, с судьбами обоих братьев советская власть распорядилась по-своему. Младшего признали официально, принудив продемонстрировать свою верность режиму и написать совместно с поэтом Максимом Рыльским «Песню о Сталине» - своего рода охранную грамоту от репрессий. Старшего брата лишили работы, держали под подозрением, изымали из библиотек написанные им книги, а когда его жена отказалась ехать с больным мужем в эвакуацию - расправились с обоими, воспользовавшись беззащитностью двух стариков и отсутствием в доме сына. А Льва Ревуцкого заставили жить, мучаясь тайными страхами, скрывая свою родословную, помня о том, что уликой неблагонадежности может стать эмигрировавший на Запад и в конце концов оказавшийся в Канаде племянник Валериан. Самому Валериану Ревуцкому пришлось испить до дна горькую чашу эмигрантской судьбы, пока он не отвоевал права вернуться к любимой профессии. Его перу принадлежат ценные книги по истории украинского театра. Дожил он до счастливого дня, когда после долгой разлуки смог вновь вступить на родную землю. Величайшим событием стало для него открытие музея Ревуцких в родном Иржавце, где некогда располагалось имение его бабушки, куда вели корни рода.
В «Шуме времени» Осип Мандельштам писал о формирующемся около литературы круге свидетелей, как бы ее домочадцев и понятых. Свой круг приближенных лиц имеют и другие виды искусства. Воспоминания таких людей ценны фиксацией множества подробностей, уловленных взором профессионала, но пропущенных сквозь призму собственных переживаний, предвзятых личных отношений с людьми, о которых идет речь. Всегда интересно бывает следить, как соотносится «я» автора с портретами его героев, как вплетается его жизнь в многотрудную эпопею жизни главных лиц истории.
Литературоведу Эмме Герштейн выпало судьбой войти в близкое соприкосновение с двумя великими поэтами-страдальцами нашей эпохи - Осипом Мандельштамом и Анной Ахматовой. Об этом мы узнаем из недавно опубликованной книги ее мемуаров. Попав в число друзей-домочадцев, она оказалась в положении младшего, в чем-то самого уязвимого члена особой литературной семьи, где велась борьба интересов, выяснялся список обид, с разной степенью мужества и трусости встречались обрушивающиеся извне удары. Особый сюжет книги связан с проведенным автором дознанием сложной подоплеки отношений Осипа Мандельштама и его душеприказчика поры воронежской ссылки Бориса Рудакова. Попав в круг «свидетелей», Рудаков стал претендовать на куда большую роль, переоценивая важность своего влияние и сам факт своего присутствия рядом с опальным поэтом. Воссоздавая историю Рудакова, мемуаристка балансирует между осуждением и симпатией к талантливому, но непомерно честолюбивому человеку, так и не сумевшем развернуть свои художественные и научные задатки.
Еще более сложным выглядит ее отношение к жене Мандельштама Надежде Яковлевне. По мнению Эммы Герштейн, версия личности Мандельштама и событий их общей жизни, которую предложила Надежда Яковлевна в книгах своих воспоминаний, излишне субъективна и грешит множеством неточностей. К тому же в ней местоимение «он» незаметно подменяется словом «мы», благодаря чему супруга поэта выглядит уже не только спутницей, но прямым соавтором его жизни и творчества.
Полемизирует мемуаристка и с Анной Ахматовой, которая написала о Мандельштаме, сознательно умолчав о его слабостях и о тех поступках, которые, возможно, были извинительны в страшных обстоятельствах ареста и допросов, но с моральной точки зрения все же не выглядели безупречными. Самой Эмме Герштейн хочется быть более правдивой и честной, она не скрывает от читателей многое из того, что в Мандельштаме ее раздражало, обижало, удивляло, вызывало недоуменные вопросы. Эти недоумения на страницах книги так и не рассеиваются. В результате читателям приходится самостоятельно отвечать на вопрос, как приближают к пониманию сложной личности поэта рассказы о его дурных привычках, странностях характера и подозреваемых тайных пороках? Я бы ответила на это, перефразируя мудрые слова Ахматовой, которые цитируются в книге: «Я хочу знать о своих друзьях ровно столько, сколько они сами хотели бы мне сообщить». Вот и я хотела бы знать об Осипе Мандельштаме - а также о Тарасе Шевченко, Лесе Украинке и других героях «сенсационных открытий» нынешней падкой до разоблачений прессы - ровно столько, сколько необходимо для лучшего понимании их великого творчества.
Безупречны в этом смысле казались страницы воспоминания Эммы Герштейн, посвященные Анне Ахматовой. Они написаны с любовью и пониманием, дополняют новыми штрихами прекрасный образ женщины, не утратившей благородства и духовного аристократизма в самых трудных жизненных обстоятельствах. Без смакования особо чувствительных подробностей описана история взаимоотношений Ахматовой с сыном Львом, окончившаяся ссорой, которая омрачила последние годы жизни матери. Льву Гумилеву уделено в книге много внимания, образ его вышел очень живым, полным противоречий и трагических душевных надломов. Сохранить такт и объективность в этом сюжете автору было нелегко по той причине, что с одним из двух участников конфликта - Львом Гумилевым - ее связывали особые отношения, обозначенные в названии одной из глав книги как «лишняя любовь». Став на сторону матери, автор сумела избежать как «строго подобранных умолчаний», так и выпячивания собственных женских обид.
И в книге Валериана Ревуцкого, и в «Мемуарах» Эммы Герштейн, описывающих общую эпоху, есть рифмующиеся сюжеты. В первой - это рассказ о том, в каких обстоятельствах появилась на свет патриотическая песня о Сталине «Из-за гор, гор высоких». Широко развернута сюжетная линия, связанная со зловещей фигурой Сталина, в изложении Эммы Герштейн. Мандельштам, первый арест которого был вызван ставшей известной сатирой на «отца народов», впоследствии сделал попытку доказать лояльность к властям верноподданическими стихами, которые и сами не принесли ему славы, и от расправы не спасли. С горечью рассказана история таких же натужных, вызванных отчаянным желанием спасти арестованного сына стихов Анны Ахматовой, напечатанных в журнале «Огонек» в период ее послевоенной круговой опалы.
Появление на полках наших магазинов двух разных по стилю и литературным достоинствам мемуаров живых свидетелей уходящего века, которым было, что поведать о его свете и тенях, поможет о многом задуматься и много нового узнать.