{Коллаж Андрея КУШНИРА} |
Владелец машины и не думал скрывать, что собирается вывезти за границу три картины на религиозную тему. Он сам показал их таможенникам и сообщил, что никакого особого разрешения у него нет, ведь автор он сам. Поскольку же не является ни членом Союза художников, ни вообще профессионалом — только любителем, то, мол, данный триптих не представляет ни для кого, кроме него самого, никакой ценности — ни художественной, ни материальной. Однако эксперт таможни придерживался иного мнения: дескать, таких наивных «простачков» с голубыми глазами уже встречали. Даже невооруженным глазом видно, что холсты старые. Да и сама манера, в которой выполнен триптих, свидетельствует, что создан он в XIX веке, а то и раньше. И сколько Р. ни клялся, что картины «состарены» им довольно несложным способом (технологию которого он готов раскрыть), ничего не помогло. Машину за границу не выпустили, триптих конфисковали, а против его владельца возбудили уголовное дело.
Специалисты одного из музеев, куда обратились компетентные органы, подтвердили вывод эксперта таможни. Тогда Р. предложил: «Дайте мне необходимые материалы, напишу такую же картину в присутствии искусствоведов». Его настойчивость заставила служителей Фемиды назначить еще одну экспертизу. На сей раз триптих передали в лабораторию фоноскопических и лазерных методов исследований Киевского научно-исследовательского института судебных экспертиз.
Да, внешне живопись и впрямь очень напоминала старинную. Но холсты, как показало исследование, содержали современные материалы — химические нити типа лавсановых. Кроме того, было достоверно установлено, что художник использовал вполне современные связующие материалы и клеи. Следовательно, ни о какой старинной живописи говорить не приходилось. Но полотна визуально выглядели минимум как столетние — для этого их тонировали «земляными» красками. Акварель, нанесенная на масло, делает поверхность более тусклой. Кажется, что краски выцвели и потемнели от времени. Но если верхний слой смыть, они снова приобретают свежесть и становятся молодыми. Тут уж не перепутаешь. Налицо явная имитация. Да и сюжет триптиха, по мнению искусствоведов, не отличался особой оригинальностью. Подобные мотивы встречаются довольно часто. Их можно смело назвать перепевами старой, известной темы.
— Таким образом, удалось доказать, что это вполне современная живопись. Да к тому же еще и не особенно оригинальная, — говорит заведующий лабораторией фоноскопических и лазерных методов исследований Юрий Попов. — Что же касается виновности или невиновности владельца триптиха, то это не компетенция судебных экспертов. Впрочем, о своем методе он, по всей вероятности, говорил правду. В последнее время нам часто приходится исследовать живопись, которую искусственно состарили, чтобы выгоднее продать. Это, если хотите, своего рода знак времени. К сожалению, имитаторы сейчас процветают. И должен заметить, что работать они умеют. Объектом их внимания обычно становятся иконы, которые не только особым способом тонируют, но и, покрыв лаком, воспроизводят на нем так называемые крокеллюры — иначе говоря, сеть мелких трещин. Мол, вот она, разрушительная работа времени — икона существует несколько столетий…
Все учитывают имитаторы. И особенно то обстоятельство, что старинный образ должен быть написан на столь же старой доске. Иначе подделка тут же откроется. Естественно, возникает вопрос, где такое дерево взять. Одни «специалисты» промышляют в старых церквах, другие — в идущих на снос зданиях XIX века, третьи за бесценок скупают старые работы. Такие иконы, утратившие значительную часть красочного слоя, не представляют никакой художественной ценности. Затем прежние краски смывают — и на старой доске можно писать новый «шедевр».
Недавно в НИИ судебных экспертиз обратился странный заказчик. (Институт теперь проводит подобные исследования не только по поручению компетентных органов. Работа может поступить от учреждения, скажем, музея и частного лица, например, коллекционера или предпринимателя, бизнес которого — торговля произведениями искусства.) Принесший на экспертизу икону прекрасно знал, что она собой представляет. На довольно куцые остатки старой живописи художник-копиист нанес новый слой краски. Это была подделка не ахти какого высокого класса. Попадаются фальшивки, выполненные куда лучше. Более того, он сам просил криминалистов подтвердить, что живопись современная, о чем и выдать соответствующий документ.
— В своем заключении мы отметили, что в подслое иконы, кроме отдельных фрагментов прежнего изображения, ничего не осталось, — рассказывает Юрий Павлович. — И хотя доска, на которой она написана, является старой, это вполне современное творение. Владельцу требовалось доказательство, что оно не имеет ровным счетом никакой исторической ценности. И он его получил.
— Так ведь за границей ваш клиент явно выдаст образ за работу художника, жившего лет эдак 150—200 назад, что, как ни подходи, чистой воды мошенничество.
— Вполне вероятно, — согласился заведующий лабораторией. — Однако это не наши проблемы. Как я могу осуждать человека, не выяснив всех обстоятельств? А может, он просто намеревался повесить образ у себя дома и с гордостью сообщать знакомым, что приобрел редчайшее произведение живописи XVIII века? Институт дал объективное заключение. Как его использовать — дело заказчика.
— Мне кажется, есть одно обстоятельство, которого вы не учли, — возражаю своему собеседнику. — Мы почему-то считаем: коль икона или картина старинные, они, как правило, представляют большую ценность. Если же их автор наш современник, тогда, извините, — достоинство подобных вещей очень сомнительно. Не кажется ли вам, что тут налицо некая дискриминация, своего рода фобия?
Юрий Попов заверил, что я ошибаюсь. Первыми художественное произведение у них исследуют искусствоведы. В случае, о котором рассказано выше, они установили, что сюжет и композиция иконы один к одному позаимствованы. И даже не с известного специалистам оригинала, а с его репродукции. Поскольку же экспертизы в институте осуществляются комплексно и всесторонне, дальше за дело берутся материаловеды, технологи, химики и другие люди, знающие толк в самых неожиданных областях. Изучаются и грунт, и подмалевки, и связующее, и краски. Проводится довольно тонкий химический анализ. Это делают различные подразделения. Назначается одно ведущее, а дальше исследования распределяются по лабораториям, каждая из которых в своей области мышам спуску не дает. Совершенную методику дополняет весьма современная техника, позволяющая изучать материалы и вещества на молекулярном, даже атомном уровне. «Поэтому мы на все сто процентов уверены в достоверности результатов, — подчеркивает Юрий Попов. — А, следовательно, и своих заключений».
В лабораторию фоноскопических и лазерных методов исследований обращаются столичные и местные подразделения Министерства внутренних дел, СБУ, таможенная служба, Министерство культуры и многие другие организации и учреждения Украины. Тут проводятся экспертизы различного профиля — в связи с незаконным перемещением культурных ценностей за пределы государства, для изучения подобных предметов, ставших объектами уголовных деяний — хищений и даже убийств, а также в целом ряде других случаев. Не так давно подчиненные Попова получили икону, при похищении которой воры убили хозяйку квартиры. Наводчик сообщил им, что эта вещь стоит огромных денег. Но, как выяснилось, она не имела никакой материальной ценности. В другой раз экспертам пришлось исследовать произведение известного во всем мире художника (в институте меня просили не называть имя мастера и музей, которому принадлежит картина). Полотно побывало на заграничной выставке, а когда прибыло в Киев, у наших правоохранительных органов возникло подозрение, что его подменили — оригинал оставили за рубежом, а музею вернули лишь копию знаменитой картины. Криминалисты установили, что подобные опасения абсолютно беспочвенны. К счастью, устроители выставки не узнали о сомнениях, бросающих тень на их высокую репутацию.
В отличие от данной работы, доставившей Юрию Павловичу и его коллегам большое профессиональное удовлетворение, сегодня судебным экспертам все чаще приходится заниматься делами, которые у нормального человека вызывают чувство брезгливости. Искусствоведов просят определить, к какому разряду относится произведение — эротика это либо порнография? Подобный вопрос ставится уже несколько столетий. Но критерии, естественно, изменяются. Сейчас, мне кажется, они все больше смещаются в сторону порно. Но как бы там ни было, чтобы сделать правильный выбор, очередной опус, запечатленный на видеокассете, следует как минимум внимательно просмотреть. А если подобных сексуальных «боевиков» великое множество? Вы способны в течение 6—8 часов кряду изучать одну и ту же картину, например, как на болт навинчивают гайку? Думаете, забавы, снятые бездарными режиссерами, выглядят веселее?
Интересно смотреть художественное произведение, даже с сильной эротической окраской, коль оно сделано мастером, говорили мне сотрудники лаборатории. Самое прекрасное обнаженное тело, когда его демонстрация становится самоцелью, через десяток минут нагоняет тоску. Если ежедневно оценивать по 3—4 видеокассеты с порнофильмами, в психике может произойти сдвиг, считают искусствоведы. В этой связи мне рассказали «профессиональный» анекдот. В подземном переходе обнаружили мужчину, упавшего в обморок. Привели его в чувство и стали расспрашивать, что произошло. Понимаете, я по профессии гинеколог, объяснил он. Сегодня шесть часов принимал больных. Только вышел из поликлиники, как тут, в подземном переходе, окликает меня девица и предлагает за десятку показать все свои прелести…
— С порнографией во всех ее проявлениях нужно бороться куда более энергично, — считает Юрий Попов. — Закон, предусматривающий ответственность за распространение подобной гадости, у нас существует, но такая продукция в последнее время идет к экспертам валом. Один из наших главных заказчиков милиция нравов — отдел, содержащийся на муниципальные деньги и занимающийся в столице вопросами нравственности и морали…
К счастью, криминалисты не утратили способности искренне, от всей души посмеяться. Злоумышленники, разрушившие офис одной из киевских фирм, уничтожили несколько работ, которые в документах проходили по графе «живопись и ваяние». «То были оригинальные произведения выдающихся мастеров советского периода», — утверждали хозяева офиса, требуя за утраченные картины и скульптуры возмещения убытков в крупном размере. Экспертам предстояло определить, действительно ли уничтоженные вещи представляли столь большую художественную ценность или их владельцы, скажем так, несколько погорячились.
— Вы знаете, как распространялись в советские годы некоторые картины и скульптуры, особенно идейно-политического плана? — говорит Юрий Павлович. — Считалось, что это авторские вещи. Но при тираже 300—500 экземпляров они превращались в типичный ширпотреб. И хоть под картиной могло стоять известное всей стране имя художника, который в свое время получил за нее очень неплохой гонорар, подобная работа особой ценности не имела. Владельцы офиса возмущались: у нас тут были произведения, можно сказать, классиков советского искусства, а ваши специалисты оценили их стоимость ниже некуда. Какой труд, парировали эксперты, такова и оценка: на этих картинах рядом с «великим» именем — номер заказа и количество экземпляров. Вы можете представить себе такой разговор лет двадцать назад? — смеется Юрий Попов. — Нет, право же, в нашей жизни кое-что изменилось. И это, черт побери, очень здорово!