Украина всегда рождала прекрасные голоса. Италия, Болгария и Украина считаются наиболее богатыми на певческие голоса странами. Это драгоценность и гордость нашего генофонда. Его проявления — как россыпь алмазов в песенном таланте нашего народа. Есть алмазы особой величины, известные поименно. И есть ювелиры, способные огранить алмаз и подарить миру бриллиант чистейшей воды.
Рядом с нами живет певица с титулом «Особо выдающийся голос» («Most extraordinary voice»), обладательница высшей певческой награды — «Гран-при» Марии Каллас, солистка Национальной оперы Украины, заслуженная артистка Украины Ольга Микитенко.
— Ольга, три года назад в Испании вы были удостоены титула «Most extraordinary voice», что можно перевести как «Особо выдающийся голос». Какой у вас голос и в чем его особенность?
— Казалось бы, простой вопрос и простой ответ — у меня сопрано. Но позвольте, я вам расскажу историю.
В 1998 году я пела в США и была на прослушивании в «Метрополитен-опера». Там я была представлена бывшему дирижеру «Метрополитен-опера» Винсенту Ласельва, который преподает в расположенной в соседнем здании Музыкальной академии. В свое время Ласельва задался целью поставить все оперы Джузеппе Верди к столетию со дня его смерти и уже поставил 26 из 28. Винсент Ласельва сказал, что хотел бы показать меня американским дирижерам.
Я спела арии Розины из «Севильского цирюльника» и Джильды из «Риголетто». Затем исполнила арию из оперы Дж. Верди «Эрнани». После этой арии один из дирижеров задал вопрос: «Маэстро, скажите, пожалуйста, какой у этой певицы голос?»
Ласельва задумчиво ответил: «Знаете, когда Ольга предложила программу для сегодняшнего выступления, я отговаривал ее петь «Эрнани». Высокому сопрано не стоит петь такую партию… Теперь же, услышав, как она ее исполнила, я склонен думать, что у нее драматическое колоратурное сопрано. Это редкий голос. Я знаю такой только у Марии Каллас».
— Скажите, Ольга, кого вы считаете вашим учителем?
– Мне в жизни очень повезло с учителем — Галиной Станиславовной Сухоруковой. Она настоящий педагог и профессионал высочайшего класса. Очень важно уловить в голосе ученика характерную особенность и развить ее, суметь показать что и объяснить как. Когда меня учили, развивая только высокую часть моего голоса, я понимала, что не все в порядке. Галина Станиславовна смогла увидеть весь мой голос и помогла нотку за ноткой извлечь мои почти три октавы, превратить голос в красивый и послушный инструмент.
За годы учебы и общения у нас сложились глубокие не только профессиональные, но и человеческие отношения. К Галине Станиславовне я обратилась в очень трудное для меня время. И ей не просто было решиться взять меня к себе. Она ко мне отнеслась как мать. Я восхищаюсь ее мудростью, профессиональными качествами, красотой ее мыслей, ее терпением и деликатной настойчивостью.
— Ольга, какую музыку вы любите петь? Есть ли музыка, соответствующая вашему характеру?
— Я люблю разную музыку. Итальянская очень эмоциональна, она переполняет чувствами, темпераментом. Итальянская музыка настолько натуральна, что в какой-то момент она становится совершенно моей, мелодии приятно ложатся на мой голос. Но порой нужна загадка, какой-то интригующий момент — тогда я перехожу к немецкой музыке, прозрачной, четкой. Тут каждую ноту нужно взять отдельным приемом. Немецкая музыка требует аналитического мышления. А во французской музыке легко можно переплывать из ноты в ноту — легато, портаменто — приятное ощущение свободы.
Я охотно включаю в свои концерты украинскую музыку. Вы знаете, западная публика очень хорошо ее принимает. В концерте в Испании, например, «Вокализ» и «Пливе моя душа» Жербина были встречены очень хорошо, мне показалось, даже с большим энтузиазмом, чем романсы Чайковского и Рахманинова.
Недавно я открыла для себя совершенно изумительную музыку Гайдна. Я буквально захвачена его «Сотворением мира».
— А какие ваши любимые оперные партии?
— Я очень люблю петь Верди — и Джильду из «Риголетто», и Виолетту из «Травиаты». Вообще-то я люблю все свои партии, когда они уже «сделаны». Между мной и моей партией постепенно происходит примирение, мы начинаем понимать друг друга.
Очень люблю Лючию ди Ламмермур. Лючия — моя партия. В ней хорошо раскрывается мой голос, тут есть красивая середина, драматический накал, широкий диапазон.
В прошлом году я рискнула начать петь в русских операх. Обычно я пела арии бельканто. Итальянские преподаватели пения не рекомендуют своим ученикам, особенно тенорам и сопрано, петь в русских операх до 35—40 лет. Есть специфика, которая сильно влияет на голос при исполнении русских арий и может вредить молодым голосам. Тем не менее, мне хотелось попробовать себя в русском репертуаре. Мне было интересно исполнить партию Марфы в «Царской невесте» Римского- Корсакова. Мне кажется, что роль удалась.
— Кто ваши любимые партнеры?
— В нашем театре мне нравится петь с Михаилом Дидыком. Вообще у нас довольно сложные отношения, мы часто ссоримся на репетициях и порой не разговариваем друг с другом. Но на сцене происходит что-то странное: мы вживаемся в образы настолько, что перестаем друг в друге видеть противников. Для нас существуют только наши герои — нежные, влюбленные. Мы обращаемся друг к другу словами наших героев совершенно искренне. На сцене я ясно вижу перед собой Мишу, но я — Джильда и говорю — с герцогом Мантуанским, я Виолетта, а он не Миша, а Альфред Жермон.
Очень важно, когда мы увлечены спектаклем, игрой, тогда на сцене происходит еще что-то помимо отрепетированных слов и движений. И это что-то — душа спектакля.
Есть певцы, с которыми петь не просто приятно, а интересно. Я всегда чувствую, что Иван Пономаренко, Роман Майборода, Светлана Кислая готовы подыграть, ответить на импровизацию, что они живут на сцене чувствами их героев.
Со Светланой Кислой мы всегда находимся «на одной волне» — мы не пропеваем звуки дуэта, а чувствуем друг друга настолько, что начинаем говорить между собой музыкой. Это удивительное чувство.
Я бы хотела отметить Татьяну Панфилову. Она, к сожалению, мало поет в спектаклях, но у нее замечательный голос, настоящее меццо-сопрано, он мне очень нравится.
С другими сопрано мы практически не выступаем как партнеры на сцене, но в жизни у меня сложились очень хорошие отношения с Марией Стефюк, Валентиной Степовой. Мы чудесно контактируем с Ириной Семененко.
— В концертах вашими партнерами были певцы очень высокого ранга: легенда итальянской оперы и председатель жюри конкурса Марии Каллас Луиджи Альва, обладатель титула «Лучший баритон» Ренато Брузон, более известный нашей публике Хосе Каррерас. Что бы вы могли рассказать о ваших именитых партнерах?
– Очень глубокое впечатление произвел на меня Хосе Каррерас и как певец, и как человек. Меня поразило, что прежде чем остановиться на моей кандидатуре, как партнере по концерту, он навел обо мне справки у пяти крупных современных специалистов. Хосе Каррерас приятен в общении, у него галантные манеры и восхитительный голос.
Но, пожалуй, самым приятным партнером для меня был Луиджи Альва. Это живая легенда итальянской оперы, потрясающий, пожалуй, лучший современный тенор школы итальянского бельканто. Он был председателем жюри на конкурсе Марии Каллас, когда я была удостоена «Гран- при». Летом 1997-го я участвовала в концерте победителей вокальных конкурсов в рамках вокального фестиваля, в городе Комо (Италия). Когда на репетиции я пела арию Виолетты, Луиджи Альва вдруг начал подпевать мне из зала, а затем вызвался спеть со мною в концерте. Луиджи Альва уже под 70, но его голос сохранился необыкновенно чистым и молодым. У него изумительная техника пения и манеры нестареющего красивого мужчины. Петь с ним было большим наслаждением и высокой честью.
— Кто ваши слушатели и зрители, Ольга?
— Конечно, я не знакома с большинством своих зрителей. Часто после концертов ко мне подходят люди и говорят: «Мы вас давно знаем и слушаем». Я не знаю сколько их, но когда я пою в спектаклях, театр полнее обычного. Наверно, большинство из них — не профессионалы. Вряд ли они понимают вокал в тонкостях. Но мне дорого, что они меня выделяют, следят за моими концертами и ролями. Я благодарна им за то, что они меня поддерживают, когда бывает тяжело и одиноко. Но вообще я не обойдена вниманием ни со стороны зрителей и критики, ни со стороны руководителей государства.
Другое дело, что я могла бы петь значительно больше. Я хотела бы петь в нескольких спектаклях ежемесячно. Я бы хотела петь 5—6 концертов в год в филармонии. Однако у нас в стране отсутствует инфраструктура профессиональных менеджеров в классической музыке, в том числе в опере.
— Для многих певцов их голос оказывается нежданным даром, который открывается в зрелые годы. Были ли вы подготовлены к тому, что бы стать певицей?
— Я пою на сцене театра уже более 10 лет. В Житомире пела в оперетте, когда мне было 15 лет.
Я окончила музыкальную школу по классу фортепиано, затем музыкальное училище как хоровой дирижер, затем — консерваторию по классу вокала. Так что с раннего детства я занималась музыкой, была очень ею увлечена, рано поняла, что мне нужно делать профессиональную музыкальную карьеру. Я очень серьезно к этому всегда относилась и много работала. Так что дар голоса попал на подготовленную почву.
Сейчас по моим стопам идет родная сестра, которая учится вокалу в Киевской консерватории.
— Ольга, как получилось, что вы так рано — в 15 лет — оказались на сцене театра?
– Знаете, как бывает в кино: заболела актриса, а театр уезжал на гастроли, некому было петь партию Арсены в «Цыганском бароне» Штрауса. Меня пригласили, и с одной репетиции я вышла на сцену — утром была репетиция, вечером был спектакль. В том первом спектакле, была одна заминка. Спектакль уже давно не шел, и костюмеры забыли, где меня надо переодевать. Зазвучал мой вальс, такой красивенький; они спохватились менять наряд, и пока они подкалывали платье, я начала петь за кулисами и только потом появилась на сцене невестой в белом платье, но в красных туфлях, которые мне забыли переодеть.
Был шумный успех, и когда театр возвращался с гастролей, я уже пела несколько заглавных партий. В Житомире я пела в «Сильве», «Сорочинском ярмарке», «Сватанні на Гончарівці», «Майской ночи», «Свадьбе в Малиновке», в драматических спектаклях «Як наші діди парубкували», «Ясновидиця» плюс концерты на выездах. Мне все это безумно нравилось, я приезжала домой в 2-3 часа ночи после концертов в каких-то сельских клубах, совершенно опьяненная успехом, привозила охапки полевых цветов, расставляла их по вазам. Ну, в общем, такой была моя артистическая жизнь. А в восемь часов утра я уже мчалась на занятия в училище, поскольку там было жестко: за два опоздания снимали стипендию. Представляете? Я задумываюсь, каким образом я умудрялась учиться на повышенную стипендию? Я с восторгом вспоминаю то время!
— А как вы на третьем курсе оказались в Национальной опере?
— В Национальной опере я появилась при похожих обстоятельствах. В оперную студию позвонил Д. Гнатюк и пригласил меня спеть в «Травиате», так как в спектакле некому было петь Виолетту. Я тогда закончила подготовку партии Виолетты в оперной студии консерватории, и незадолго до знаменательного звонка у меня было прослушивание в оперном театре, где я произвела хорошее впечатление и мне пообещали пробный спектакль. Получить его я не надеялась, хотя знала, что подготовлена на хорошем уровне. Как вдруг — «Микитенко должна сегодня петь». Это было 5 апреля 1995 года...
После спектакля музыканты говорили, что такой Травиаты уже двадцать лет не было, и сразу поссорили меня со всеми штатными Виолеттами.
— Ольга, согласились бы вы петь эстрадные произведения?
— Думаю, я бы не отказалась спеть некоторые эстрадные песни с большим диапазоном, хорошей музыкой и глубоким смыслом. Только очень профессиональные, очень приближенные к классике.
В эстраде акцент стоит в основном на мелодии, на ритме, иногда — на тексте и очень редко — на голосе. Песен, где можно по-настоящему показать голос, немного. Для меня нужно что-то особое. Даже оперные партии я выбираю те, где могу показать свой голос. Если я почувствую, что смогу это сделать в эстрадной песне, то буду петь ее. Кстати, я недавно пела эстрадную песню. На слова Владимира Матвиенко, директора «Проминвестбанка», композитор Александр Костин написал чудесную музыку с космическими эффектами под мой голос. Получилось, по-моему, славно.
— Чувствуете ли вы свою популярность? Что она вам дает и чего лишает?
— В общем-то, это приятно, когда чувствуешь, что тебя знают, любят, что ты не сидишь в одиночестве и не думаешь: «Боже мой, никому я со своим талантом не нужна». Приятно, когда понимаешь, что искусство нужно людям. Но когда начинается перечисление регалий и напыщенные фразы, мне становится не по себе. Вместе с тем, у меня нет проблем с излишней популярностью, как у кинозвезды или диктора телевидения, и я сохраняю свободу в повседневной жизни.
Мне хочется не популярности, а внимания к моему творчеству и благодарности за колоссальный труд. А талант — он от Бога, и к очень многому обязывает.