Елена Санаева |
Мы встретили Елену Всеволодовну Санаеву в киевском Доме кино. Она приехала на международный детский кинофестиваль «Синій птах-2001». В его рамках был запланирован «Вечер с Роланом Быковым, известным и неизвестным», автором и ведущим которого является Елена Всеволодовна. Но разговор с нашей обаятельнейшей гостьей состоялся накануне вечера после просмотра ее документального фильма об Алексее Германе, снимающего сейчас в Чехии ленту по философской, лукаво обозначенной фантастической, повести братьев Стругацких «Трудно быть Богом».
Она назвала его «Трудно быть Германом» и сняла без придыхания, с той высокой простотой, отличающей ее, как тут же обнаружилось, и в жизни. Когда я по уже укоренившейся в Киеве привычке обратилась к ней «пани Елена», она искренне недоумевающим взглядом вогнала меня в краску. Но ее открытость, талантливость не только как актрисы, но и как человека, помогли сгладить неловкость.
— Елена Всеволодовна, говорят, сценарий фильма «Трудно быть Богом» сильно отличается от своего литературного источника?
— Я бы не сказала, что так уж сильно. У Стругацких, когда главному герою повествования Румате начинает грозить опасность, он возвращается на землю. А в киноверсии он остается на той планете. Желая установить порядок, справедливость на ней, он прибег к жесточайшим мерам. Мы говорим: «Бог — это любовь». Тем не менее «Не мир пришел я принести, но меч» — это тоже говорит бог. Люди погрязли в нелюбви, ненависти, войнах. И Румата, который стремился привести ту планету в божеский вид, в конечном итоге поступил с ней по-человечески, то есть залил кровью. А то, что существует кино Германа — прекрасно, эта та точка отсчета, которая не дает сознанию упасть, как говорится, ниже уровня моря. Поэтому я очень рада, что по возвращении в Москву я буду монтировать второй фильм о нем, затем поеду снимать третий.
— Почему именно в Чехии Герман снимает свой фильм, там легче создать атмосферу «инопланетности»?
— Алексея Германа очень поддерживает продюсер фильма с чешской стороны Александр Быков. Он был в свое время представителем «Совэкспортфильма» в Чехословакии, а когда все развалилось, создал вместе с женой фирму. Герману и продюсеры, и государство — его доля в производстве этого фильма тоже велика — позволяют быть самим собой, не подгоняют, дают возможность добиваться того качества, какое ему нужно, сколько бы времени и денег на это ни ушло. Он как бы выращивает свою киноматерию. Процесс долгий. Чехи работают блестяще. Они почти не имеют своих фильмов, но оказывают услуги многим иностранным кинофирмам. И «Жанна д’Арк» снималась в Чехии. Американцы также снимают кое-какие свои ленты у чехов. Вся технологическая цепочка по созданию фильма там очень высокого класса, а услуги — намного дешевле, чем у нас. К тому же в Чехии в прекрасном состоянии сохранились многие замки, которые были нужны Герману для съемок. Некоторые из них —частная собственность, возвращены тем, кто из века в век владел ими. Но с учетом их исторической ценности, замки находятся в совместном пользовании Министерства культуры и собственно хозяев.
— Хотелось бы услышать о вашей актерской работе, о любимых ролях.
— Нет у артиста любимых или нелюбимых ролей. Все роли, какие есть, любимые, потому что это часть жизни. У меня ролей немного. Тридцать две работы всего. Один фильм как раз снимался здесь, на киностудии Довженко. Он был снят режиссером Николаем Ильинским, назывался «Доверие», и я там играла председателя сельсовета. Каждый декабрь, в День Конституции тогда общей нашей страны, его показывали по телевизору. Роль эта мною достаточно любима. Блистательная актриса Ада Войцек, знавшая меня еще ребенком, просмотрев фильм «Доверие», позвонила мне: «Леля, поздравляю, ты сыграла невозможную роль, ты сыграла газетную передовицу и тем не менее тебе веришь». А замечательный писатель Леонид Лиходеев сказал: «Ты знаешь, понимаю, что ничего не будет, но когда смотришь на тебя в этой роли, начинаешь надеяться: а вдруг Советская власть способна на что-то хорошее».
— Я безоговорочно поверила бы вам. Мой отец не в кино, а в жизни тридцать лет проработал председателем сельсовета и оставил о себе очень добрую память. Наверно, не место красит человека, а человек место.
— Несомненно. Мой отец Всеволод Васильевич тоже публично не отрекался, не сжигал своего партбилета и говорил мне: «Да, я был членом партии много лет. Кому я мог помочь — помогал, что мог делать доброго, хорошего — делал. А к тому, что они делали там, наверху, какое я имею отношение?» Вы знаете, говорят, что есть люди на все времена. Мой отец, я считаю, был таким человеком. Глубоко порядочный, верный, преданный человек, огромной такой надежности, благородства. И, собственно говоря, эти качества его отличали и на экране. Потому, наверно, к нему, уже старенькому, люди подходили на улице и говорили: «Всеволод Васильевич, мы вас так любим, так верим вам». Очень немногие люди нашей профессии, состарившись, могут услышать такие слова. Я очень гордилась отцом и радовалась за него.
— Елена Всеволодовна, еще немного о своих работах.
— Ну, снималась у Шукшина в «Странных людях», в фильме «Чучело» у своего мужа Ролана Быкова. Одну из очень дорогих для меня ролей я сыграла в фильме Аиды Манасаровой «Главный свидетель» по рассказу Чехова «Бабы». По поводу этого рассказа Толстой писал автору, что ему удивительно удалось создать образ современного Тартюфа. Роль вполне трагедийная, но сам фильм получился посредственным, прошел вторым, третьим экраном, его не заметили. Правда, специалисты добрым словом отметили мою актерскую работу. Но, я думаю, в моей жизни так случилось, что основной ролью моей было быть рядом с Роланом.
— Как долго вы были вместе с Роланом Быковым?
— Мы прожили двадцать пять лет. И практически почти не разлучались.
— Как познакомились?
— На съемках фильма, как это обычно случается с актерами. Кстати, картина была ужасной. Фильм назывался «Докер». Это единственная картина, которой, пожалуй, стыдились и я, и Ролан. Но, видите, как бывает, там мы встретились.
— Может, картина и нужна была, чтобы вы встретились?
— Возможно. Примерно за год до того, как его не стало, Ролан сказал мне: «Я ничего для тебя, Лена, не сделал, хотя всегда знал, какая ты — актриса!» Я не думаю так. Да, действительно он не делал для меня картин. Но никогда мне и в голову не приходило, что он специально что-нибудь для меня будет создавать. Когда мы познакомились, он был уже сложившийся блистательный актер, режиссер, в год получал по восемь-десять предложений. Иногда случалось так, что нас вместе приглашали на съемки.
— Сразу поняли, что Ролан Быков — ваш человек?
— Нет, совершенно не было такого ощущения, но так случилось, что соединившись, мы оба потрудились серьезно, чтобы стать парой. Внешне мы не были парой абсолютно. Мой папа, когда увидел нас вместе в гримерной на Ленфильме, вывел меня в коридор и сказал: «Леля, не монтируетесь, совершенно не монтируетесь!» Так оно и было, если смотреть со стороны. Я была на голову выше ростом Ролана, в свои тридцать лет смотрелась года на двадцать два, а Ролан выглядел старше своего возраста. Но важнее внешнего оказалось внутреннее притяжение.
— И оно никогда не ослабевало?
— Я никогда не считала, что любовь — константа. С юности полагала, что это работа. Работа души. Шло время, Ролан говорил мне: «Странно, Лена, но с каждым годом я тебя все больше люблю». Верно я это заслуживала. Любое чувство можно убить, ну, прежде всего, характером своим. Я никогда не пыталась переделывать Ролана, потому что понимала — это крупнейшая личность, умнейший человек, чего мне там переделывать?
— Так вам приходилось к нему приспосабливаться?
— Что значит «приходилось»? Любая совместная жизнь — это приспособление друг к другу. И не только приспособление. Это часто сшибка характеров, «сшибка сердец роковая», как писал Тютчев. И если говорить уж совсем высоким стилем — это борьба за лучшее друг в друге. Только тогда чувство выживает, только тогда люди становятся родными, единомышленниками. Просто так ничего не дается.
— В семье все было на равных началах?
— Вы знаете, я в передаче с Оксаной Пушкиной уже говорила, что большой талант, гений принадлежит мужчине. Я вовсе не хочу принизить женщину. Были, конечно, великие женщины. Но для меня роль женщины рядом с гением, ее талант заключается в понимании, что большой талант всегда очень одинок. И не надо тянуть его как колокол, помните, как у Гоголя? Не нужно микроскопом забивать гвозди. Надо знать, что этот человек послан на землю для другого, и не требовать, чтобы он приносил в дом, допустим, пять килограммов картошки. Хотя Ролан, бывало, ходил за продуктами и вообще был замечательным мужем. Миссия жены в том, чтобы защищать, оберегать, помогать, не создавать дополнительных сложностей, жизнь и так сложна сама по себе.
— Вы такая красивая. Ролан Антонович не ревновал вас?
— Случалось, ревновал, хотя я повода не давала. Да и никого я не видела вокруг. Не потому, что так слепо была влюблена, но не до этого было. Мог бы, конечно, кто-то и понравиться. Но это означало взять и растоптать все, что было оплачено высокой ценой. А зачем?
— А сами вы не ревновали его?
— Ревновала, как же! Так уж у нас устроено в жизни, что мужчины — женихи, пока их ноги носят. Ролан же был столь значительной фигурой, столь любимой, а талант — вещь такая притягательная, такая манящая. Несмотря на свою, казалось бы, не актерскую внешность, Ролан притягивал к себе женщин… Так что приходилось бдить, охранять свой очаг.
— У вас с ним были общие дети?
— Нет. Но Пашу — моего сына от первого брака — он очень любил, называл его «сыночек», «родной» и очень многое сделал для него.
— Вы не были свободны, когда познакомились с Роланом Антоновичем?
— Он года два как был свободен. А я — нет. Но когда я встретила Ролана, у меня было такое ощущение, что муж мой славный проживет без меня. А Ролан был, как фрегат, который на всех парусах несется на рифы. И вот Господь поставил меня там, где поставил, чтобы он не разбился. Кто знает, как бы все обернулось, если бы мы не встретились. Незадолго до своего ухода Ролан сказал: «Боже мой, неужели мы женаты с тобой двадцать пять лет? Я наговориться с тобой не успел!» Мне очень импонирует сказанное Жераром Филипом. Когда его спросили, что он думает о браке, он ответил: «Брак — это продолжительная беседа». Это счастье бывает не у каждого в жизни. У меня — было.