Впервые его фамилия появилась в титрах фильма «Щит и меч» в 1968 году. И актер сразу привлек к себе внимание и зрителей, и кинокритики, и режиссеров.
Затем были яркие, блестящие по мастерству (и все разные!) работы в картинах «Служили два товарища», «Зеркало», «Премия», «Влюблен по собственному желанию», «Обыкновенное чудо», «Тот самый Мюнхгаузен», «Ностальгия», «Жертвоприношение», «Любовник», «Бедный, бедный Павел» и т.д.
Сыграв Сергея Макарова в фильме Романа Балаяна «Полеты во сне и наяву», Олег Янковский стал символом талантливого и потерянного поколения 70-х годов ХХ века. И лауреатом Государственной премии Советского Союза.
Сегодня народный артист Советского Союза Олег Янковский — четырежды лауреат Государственной премии, которой отмечены его последующие работы в фильме «Крейцерова соната» и спектаклях «Чайка» и «Шут Балакирев».
Несколько лет назад Олег Иванович дебютировал как режиссер фильмом «Приходи на меня посмотреть».
Он — бессменный президент кинофестиваля «Кинотавр».
И при всех своих заслугах и регалиях чуть-чуть побаивается мнения строгих семейных критиков: жены — актрисы Людмилы Зориной, сына — актера и режиссера Филиппа Янковского, невестки — актрисы Оксаны Фандеры. Правда, и здесь у него есть «тылы»: защита любимых внуков — Ивана (уже попробовавшего свои силы в лицедействе) и Лизы, мечтающей стать актрисой.
Цифра «60» совершенно несовместима с обликом обаятельного, всегда таящего некую тайну, моложавого и стильного Олега Ивановича.
Но от этого факта, как говорится, никуда не денешься.
— Олег Иванович, существует немало противоречивых легенд касательно того, каким образом вы попали в кино. Можно узнать единственно верную из первых уст?
— Честно говоря, не один раз действительно рассказывал эту историю, но почему-то она регулярно обрастает несуществующими фактами.
А дело было так. Я работал в Саратовском драматическом театре, и туда приехала ассистент по актерам Наталья Терпсихорова подыскивать артистов для будущего фильма Владимира Басова «Щит и меч». Она совершенно случайно увидела в театре мою фотографию, и с собой в Москву ей дали какую-то маленькую любительскую, где и лица-то не видно... На этом все закончилось.
А потом на гастролях во Львове я зашел в ресторан пообедать. В это время там же оказался Владимир Басов с женой, актрисой Валентиной Титовой. Она, увидев меня, сказала: «Посмотри на парня, у него необычное, интересное лицо». На что Басов ответил, что, мол, актеров с такими лицами не бывает. Не знаю, что уж он увидел во мне такого... (смеется).
А затем вдруг — неожиданный вызов в Москву на пробы по тому самому маленькому фото. Басов вспомнил меня. И меня утвердили на роль Генриха Шварцкопфа.
— Первый съемочный день помните?
— Какое там! Я ведь ничего не умел тогда делать в кино. Наверное, и пробы были ужасные: «пробовался» я в сцене с Любшиным. Тем не менее этот случай все перевернул в моей жизни.
...Еще одна интересная история произошла на съемках «Ностальгии». Я приехал в Италию и просто-таки обалдел от Рима, Колизея, приглашения на главную роль в фильм Тарковского. Слава богу, его в то время не было в городе (он заседал в жюри Венецианского фестиваля), потому что снимать меня в тот момент было просто нельзя: восторженный, ничего не соображающий взгляд...
Андрей Тарковский приехал через месяц (я уже успокоился), посмотрел на внутренне потерянного человека и сказал: «А вот теперь можно и работать...» (смеется).
— Вы вспомнили о Саратове. Детство прошло там?
— Нет, мы приехали туда, когда мне было лет пять. Детство провел в Джезказгане. В Саратове жил до седьмого класса. А потом брат, Ростислав (он в то время уже встал на ноги, работал в театре), чтобы помочь маме (нас у нее трое было), забрал меня к себе в Минск. С седьмого по десятый класс жил у него, и первые свои роли, мальчишкой, сыграл на сцене минского драмтеатра. Хотя вообще-то я мечтал стать футболистом. Играл за «Динамо» (Минск), вместе с Малафеевым, стоял на воротах...
— А то. что называют запахом детства? У вас он какой?
— Конечно, это Джезказган. Города я не помню, там лагеря стояли. И мой отец также был репрессированным. А вот запах и вкус того времени сохранил. Помню гроздья винограда и горячие лепешки... арбузы... Я и до сих пор очень люблю хлеб. Даже пельмени с хлебом ем.
— Вы гурман?
— Нет, но толк в хорошей еде понимаю.
— А сами можете что-то приготовить?
— Нам иногда с внуком позволяют остаться на даче вдвоем посмотреть футбольный матч. Однажды, где-то в половине первого ночи, мы захотели есть, и я поджарил картошку. Внук попробовал и сказал: «Дед, так это же «пять звезд»!» (заразительно смеется).
— Актерство — профессия богемная. Поклонницы, приемы, рестораны — это когда приходит успех. А в театральном училище как вы проводили время?
— В училище нагрузка была чудовищная. Я, хоть поначалу о профессии актера не мечтал, заразился учебой, проводил в училище по 14 часов. Все остальные занятия отошли на второй план. Но в принципе вы правы. Профессия красивая, и нередко соблазны ломают хребты. Меня же сия чаша миновала. Может быть, хорошая семья, соответствующее воспитание, крепкий позвоночник, мы из дворян (улыбается), спасли положение.
— Что сегодня может вызвать у вас восхищение?
— Хорошая актерская работа, когда не знаешь, как это артист делает. Ведь актер — божья профессия. Сейчас, правда, она стала больше индустрией. Может быть, это и неплохо, но бывает так: человек научился делать что-либо по ремеслу, а не привносит то, что Господом Богом послано. Не может подняться над ситуацией, когда и зритель не понимает, да и сам актер иногда не может объяснить, как получилось то, что получилось.
В фильме «Жертвоприношение» у меня был такой проход, длинный-длинный, с одного дубля. Когда я его сделал, Тарковский сказал: «Все, больше мне ничего не нужно» — а съемочная группа зааплодировала. Я же не знаю, что тогда произошло.
Или в «Любовнике», помните, я прихожу, доведенный до отчаяния, к другу в библиотеку. Может быть, три дубля я и не сыграл бы, а один — смог. Наверное, подобные попадания бывают, когда происходит соединение ситуации и твоей нервной системы.
— Говорят, актеру совсем не обязательно быть умным. Какие же тогда качества необходимы хорошему артисту?
— Фантазия нервной системы и интуиция. Вы правы насчет ума, хотя иногда подобное утверждение обидно. Актер может быть необразован, не понимать, как летают самолеты и т.д. Я, кстати, также многого не понимаю. Но он может так сыграть ученого, что сидящего в зале представителя этой профессии проймет до глубины души. Артист-то ведь играет не профессию, а человека, ситуацию. Умный же и образованный актер может быть глуп и неубедителен на сцене. Вот и не знаю, что лучше.
— Несколько блиц-вопросов. Ленком — что это для вас?
— У меня в жизни было всего два театра: саратовский и вот уже тридцать лет Ленком. Наш главный режиссер Марк Захаров иногда собирает «мальчишники» и говорит (а ведь, что греха таить, в театре всякое бывает): «У меня уж театра другого не будет и актеров других не будет». Я могу подписаться под его словами. Особенно остро почувствовал это, когда полгода работал во Франции. Там ведь играют не в театре, а в помещениях. Поиграли полгода и разошлись, как Счастливцев и Несчастливцев. И я понял преимущество репертуарного театра: ведь его стены впитывают истории людей, их радости и трагедии, хранят тепло. Такие театры остались только у нас да еще в Англии, Польше, Чехословакии. Пожалуй, все.
— Кино для вас?..
— Кино и театр я не разделяю, потому что начал заниматься и тем и другим практически одновременно.
— Внуки? По-моему, они относятся к вам без особого пиетета...
— Абсолютно верно. Хотя значимость деда понимают и иногда этим пользуются. Но моя семья и семья сына пресекают такое поведение в корне. А вообще понимание внуков носит философский характер: это любовь к сыну, помноженная на возраст, мудрость и т.д. Это счастливые моменты.
— Подарки дарить любите?
— Очень. Я ведь рано начал выезжать за границу, одевал всех и очень расстраивался, когда не подходило что-то.
— А себе одежду выбираете сами?
— Конечно. Люблю свободные линии, а если говорить о Домах моды — это Армани, Черрути. Версаче одно время был у нас очень популярен, но мне не нравился никогда. Металл, побрякушки — не мое.
— А запахи?
— Здесь сложнее. Сегодня мне очень нравится японский парфум «Гарсон-дуэ».
— Книжные пристрастия есть?
— К сожалению, я не самый читающий человек, времени не хватает. Как-то отдыхали с женой в Дубаи, набрал Паоло Коэльо — зачитался. А Астафьева, которого когда-то очень любил, читать не смог.
— Музыку любите?
— Я даже руковожу музыкальным фестивалем «Черешневый сад» (Боско ди Чиледжи), которому уже четыре года. Мы сажаем в Москве черешневый лес вместе с человеком, который очень помогает фестивалю, — господином Кушнеровичем, владельцем сети магазинов «Боско ди Чиледжи», от Бога чрезвычайно одаренным человеком.
В позапрошлом году посадили вишневый (черешни там не принимаются) сад у Храма на Крови в Петербурге. Что «вытворяли» Спиваков и Башмет, можете только себе представить... Мне все это очень нравится, ведь, как вы понимаете, я не ходил в Джезказгане в филармонию, вот теперь и наверстываю...
— Ваш любимый тост или афоризм?
— Все на круги своя. А тост? Я люблю паузу, когда можно о чем-то подумать и чего-то попросить.
— Довлатов когда-то сказал, что счастье — это когда по звуку воды в ванной знаешь, кто из членов семьи моется в душе. А что есть счастье для вас?
— Когда на даче собирается вся семья. И уже все легли спать. Тогда можно налить себе виски, посидеть в тишине и одиночестве, зная, что все твои любимые люди рядом. В такие минуты более счастливого человека, чем я, нет.