У Эрмитажа круглая дата. 150 лет тому назад был открыт так называемый Новый Эрмитаж — доступный для широкой публики музей, в котором можно было увидеть шедевры из императорских собраний. Собственного говоря, тогда началась демократизация Эрмитажа, и французское «hermite» («отшельник»), таившееся в его названии, перестало, подобно почетной страже, скрывать императорские коллекции от любопытных глаз. Николай I велел возвести здание в стиле «неогрек», спроектированное немецким архитектором Лео фон Кленце, и оно стало неотъемлемой составляющей императорской резиденции вместе с Зимним дворцом, Малым и Большим Эрмитажем. Любопытство непосвященных стали удовлетворять: при этом главным музейщиком Российской империи стал сам император.
Николай Павлович вовсе не был таким чуждым всему человеческому (и, главное, искусству) солдафоном и самодуром, каким его изображало впоследствии обиженное за декабристов общественное мнение. Он лично следил за организацией экспозиции Нового Эрмитажа и даже отбирал картины и скульптуры. Правда, по своему вкусу. Впрочем, редкие коллекционеры и собиратели поступают иначе. Тем более, если они носят корону.
К круглой дате музей приурочил несколько выставок: одна из них, как и положено, называется «Николай I и Новый Эрмитаж» и посвящена началу демократизации «приюта отшельников» из высшего общества. А еще две выставки вроде бы к круглой дате прямого отношения не имеют, но произвели настоящий фурор среди музейщиков и широкой публики. Так, с 12 февраля по 15 мая в здании Главного штаба — еще одного плацдарма музея — демонстрируются шедевры Клода Моне, любезно предоставленные Эрмитажу крупнейшими галереями и музеями Европы и США. В списке временных дарителей фигурируют Тэйт Галерея (Лондон), Музей Орсэ (Париж), Художественный институт (Чикаго), Художественный музей (Хай, Атланта) — словом, большая часть крупнейших европейских и американских хранилищ, кроме Лувра. Да и то потому, что, как известно, в Лувре картин Клода Моне нет.
На открытии выставки М.Пиотровский назвал Клода Моне «достаточно буржуазным художником» и вторым на сегодня по популярности — после Ван Гога. То, что Ван Гог и Моне по-прежнему собирают «шквал» посетителей, подтвердилось на открытии выставки, когда толпа, пришедшая полюбоваться на знаменитые «Подсолнечники» Моне, прибывшие из Метрополитен-музея (Нью-Йорк), сметала все на своем пути.
Российскую основу выставки составляли щукинские и морозовские Моне — картины из коллекций двух знаменитых меценатов С.Щукина и И.Морозова. Причем, девять полотен предоставил Государственный музей изобразительных искусств имени Пушкина (ГМИИ). Особенным вниманием публики пользовались «Индюки» из Музея Орсэ и «Руанские соборы» (позволю себе объединить во множественном числе названия нескольких картин) из ГМИИ, Музея изящных искусств (Бостон, США) и Музея Орсэ.
Шумиха вокруг Моне несколько затмила еще одно значительное событие, приуроченное к круглой дате. Я имею в виду совместный проект трех крупнейших российских музеев — Эрмитажа, ГМИИ и Государственного музея-усадьбы «Архангельское». Организованная «тремя китами» музейного дела экспозиция представляла собой сокровища еще одного коллекционера — князя Н.Юсупова. Этому вельможе удалось собрать редчайшую для своей эпохи коллекцию западноевропейской живописи и декоративно-прикладного искусства. К тому же Николай Борисович Юсупов — человек, Эрмитажу не чужой. Ведь, как известно, этот аристократ был не только государственным деятелем и дипломатом, но и директором «русского ковчега». А в его «универсальную» коллекцию входили не только картины К.Ж.Верне, Ж.Б.Греза, П.Батони и других, но и целый корпус архивных документов, жемчужинами которого были письма того же Греза, а также Давида и Герена.
Словом, в России стараются воздать должное меценатам. И даже коронованным. Впрочем, в этой посмертной дани не только уважение к прошлому, но и надежды на будущее. А вдруг лавры Юсупова, Щукина или Морозова вскружат головы не одному десятку нуворишей? По части меценатства примеров для подражания в соседнем государстве сколько угодно, да и у нас, наверное, найдется не меньше. Только мы к своим меценатам питаем далеко не такой пиетет. А жаль… В нынешних условиях он сослужил бы нам неплохую службу.