Новая книга "Опилки і лабіринт" Бориса Шалагинова, профессора кафедры литературоведения Национального университета "Киево-Могилянская академия", жанрово маркирована как "книга эстетичных фрагментов".
"Лабиринт" - образ, имеющий в литературе свою топологию, начиная с древнего, мифологического периода (критский лабиринт с Минотавром) и заканчивая постмодернизмом, в котором модель лабиринта была реактуализирована (постмодернистский роман как лабиринт, постмодернистское "цитатное" мышление как лабиринт и т.п.).
А "опилки" - не просто остатки или стружка, как отмечает сам автор. Слово "опилки", наверное, вызовет у читателя воспоминание о советском мультфильме о "Винни Пухе", в котором поется известная песенка, где и употреблено слово "опилки". Однако чем глубже погружаешься в текст фрагментов, тем больше понимаешь, насколько многогранно предлагаемое название, как и сам текст "бесед".
Фрагменты хотелось очертить понятием "беседа", поскольку ключевым в них становится "вопросительный ум". И хотя перед нами тот же рассказчик, рефлексирующий по поводу важных эстетико-литературных или культурологических понятий, ценность этой работы в том, что в ней представлена попытка задать важнейшие вопросы философии. Б.Шалагинов отходит от классического литературоведческого формата научного изложения. Но в этом и заключается специфика фрагментов - жанра, особенный расцвет которого произошел как раз в эпоху немецкого романтизма (Новалис, Ф.Шлегель и др.).
Создавая учебник по истории зарубежной литературы от античности до современности, вдумчивый исследователь, безусловно, сопоставляет прошлое и настоящее, проводя аналогии с достижениями искусства и эстетики разных времен. Отчасти из этого исходит вполне обоснованное отчаяние или взволнованность от того, что современный мир изменился, и это фундаментальное изменение связано с "диктатурой масс". Б.Шалагинов подчеркивает: "В отличие от духовных вождей прошлого, нынешний духовный класс зависит от спроса со стороны этого многочисленного социального слоя. Он уже не может служить государству, обществу своими высокими жизнеобразующими идеями, например патриотизмом (как первые христиане служили идее церкви, первые гуманисты - идее гуманности, просветители - идее разума, романтики - идее прогресса и т.д.), потому что зависит от диктата массы, имеющей собственные специфические представления обо всех этих идеях (включительно даже с научными идеями). Во времена суровых исторических испытаний, которыми так богата европейская история, он может заявлять о своей гражданской или художественной позиции, но последнее слово как правило все-таки принадлежит массе - суду тех, кто любую высокую идею пропускает сквозь собственную оптику "массовых идей".
Один из основных вопросов, выделяемых Б.Шалагиновым, - вопрос о заменителе искусства, эрзаце, симуляции. Именно с этими понятиями ассоциируется мир искусства ХХ и отчасти уже ХХІ в.
Обратимся к самому автору, который, говоря о сдвиге культуры в ХХ–ХХІ в., отмечает, что нынче масса "стала мишенью потребительского рынка. При этом уже не думают, в какой степени "благосостояние" массы отвечает высоким идеям гуманистов, с которыми те выступали в защиту простых людей. Так божок буржуазной выгоды слепил себе из своей глины нового человека. Постепенно масса отвоевала себе привилегии иметь свои специфические вкусы, привычки и предрассудки; а ее вульгарный язык, ее сексуальные отклонения, даже наркоманию и другие зависимости, в частности т.н. "шопинг", начали даже считать достижением культуры! А философы массы (ибо появились даже такие!) угодливо провозгласили эти черты "углублением", "усложнением" человека.
Во времена Возрождения "масса", конечно, также существовала, но никому из тогдашних интеллектуалов не пришло в голову связывать именно с ней дальнейшую судьбу цивилизации. Тогда существовала относительно небольшая прослойка благородных людей, и этого было достаточно, чтобы говорить об определенном культурном "прорыве"…". Между тем вопросы о проблеме распределения высокого и низкого искусства, об увеличении потребителей последнего в значительной степени были актуализированы в модернизме.
Для Б.Шалагинова постмодернизм мыслится как эпоха, канонизировавшая китч и формы симулякрового искусства, симулякровость которого определяется ненастоящими эстетичными переживаниями, вызываемыми таким типом искусства.
Специфика новейшего искусства для исследователя связана с несколькими ключевыми факторами: 1) "Современное искусство, в частности и китч, является продуктом ситуации перепроизводства, избыточной массы товаров и услуг";
2) "фрагментарно-клиповое сознание", насаждаемое через СМИ и рекламу; 3) "распространение неведомой прежде эстетики суррогата".
Подытоживая, исследователь отмечает, что "питательная среда для китча там, где перед человеком закрыт выход на общую панораму реальности.
Известен опыт, когда человека изолировали в окружении людей, дружно внушавших ему какую-то обманчивую мысль как правильную, и этот человек, будучи лишенным выхода к необходимому горизонту критичности, начинал им верить. Чаще всего жертвами китча становятся туристы в экзотических странах, где им очень легко сбыть вульгарный хлам под маркой национального сувенира". Таким образом, автор отмечает, что китч возникает в ситуациях, связанных либо с намеренным самоограничением в определенном искусственно сконструированном пространстве, либо с общекультурной ситуацией, которая на определенном этапе переживает разрыв с достижениями других культур.
Китч - это продукт социокультурного "гетто", в котором культура становится заложником политического или социального момента. Таким образом, сделано ударение на том, что любая форма культурного редукционизма, форма художественных ограничений приводит к негативным последствиям для самой культуры, когда низкокачественный товар может на определенном этапе восприниматься как эталон, но за ним в действительности - суррогат искусства. Свобода - имманентная черта человека, создающего искусство, как и всей культуры.
Интересные размышления во фрагменте "О страхе и о доброте". Говоря о том, что доброта не является имманентной чертой человека, и что стремление "быть предельно требовательным к самому себе и не делать того, за что потом было бы стыдно", не может быть абсолютизированным в наше время как идеал благородства человека, ученый подчеркивает, что это "вопрос, взятый в целом, довольно неоднозначный. Ф.Ницше заметил то, чего не замечали морализаторы: придирчивость к себе - это необходимая вещь, но где ее границы? Ведь так и сама жизнь может пройти мимо! А человек, педантично увлеченный моральным самосовершенствованием, может в результате так ничем и не обогатить жизнь ("ноосферу", "культуру").
Для Ницше историческим прецедентом "истинного" человека (вслед за Гете, Шеллингом и Вагером) был грек. А грек не был "добрым" и другого человека не считал "добрым". Он просто всеми фибрами души хотел жить. И шел к последней трагической грани, чего, к сожалению, психологически лишен человек нашего времени". Образ грека является своеобразным мерилом для исследователя, который одновременно подтверждает кризис самого человека эпохи постмодерна и потребность сегодня, в ситуации пост-постмодерна, снова "идти к человеку", пользуясь наиболее проверенными мерками - античности. Античный человек, не добрый и не злой, предстает эталоном в плане способности жить и наслаждаться миром, создавая вместе с тем художественно совершенные произведения, за которыми - возможность воспринимать жизнь во всем ее совершенстве и сложности.
"Кто-то написал, что вдохновение - святое, даже если оно охватывает душу графомана. Примером могут быть стихи, которыми люди обменивались на протяжении десятилетий в "поздравительных" почтовых открытках, потому что эти стихи шли от души; а вот современные "почтовые открытки" с готовыми стихами, напечатанными типографским шрифтом, под которыми адресант подписывается, не читая их, - это уже признак китча".
Фрагменты Б.Шалагинова в первую очередь эстетичны, а значит в них и сам способ изложения, и затронутая проблематика должны побуждать читателя к переживанию эстетичного характера. В литературоведении ХХІ в. многие термины происходят из биологии, физики, социологии, политологии и др.
"Опилки и лабиринт" - книга из категории тех, которых не хватает Культуре. Написанная по-человечески и о человеке, книга отчасти ироничная, а отчасти печальная. В ней речь идет об осмыслении литературы, при этом в центре внимания - человек.
Литература - это только способность подсветить человека в его времени, показать, переживает ли сегодня человечество что-то приближенное к концу античного мира или упадка Персии, или же, наоборот, есть возможность для формирования нового искусства, а значит и нового художественного мышления, за которым - прежде всего человек. Автор временами проговаривает общественно табуированные темы, которых избегает "правильное" литературоведение.
Но можно ли избежать жизни, в которой фигура человека - ключевая: и в плане приумножения нового опыта и создания эстетических шедевров, и в аспекте создания новых катастроф? Таким образом, исследователь верит в человека, потому что в его научном воображении - тысячелетия прежних эпох. А значит, все это уже где-то "было"… Другое дело, что прошлое может нам во многом помочь в понимании нашего кризиса и "кризисного человека" нашего времени.
Шалагінов Б.Б. Опилки і лабіринт: Книга естетичних фрагментів (Борис Борисович Шалагінов. - К.: Вид. дім "Києво-Могилянська академія", 2015. - 162 с.