Среди старых кассет оказалась бобина с надписью «не для печати». Записи, собранные на ней, были сделаны в самом начале восемьдесят четвертого года, когда я решил собрать высказывания любимых мною актеров и режиссеров о своей профессии. Тогда же мы с ними почему-то договорились, что эти записи не для печати. Сегодня пришло их время.
- Я начинала свою актерскую жизнь в Петрограде в начале двадцатых годов в молодежном театре, где с нами работал Константин Павлович Хохлов.
- Потом вы с ним будете работать в Киевском театре русской драмы имени Леси Украинки.
- Да. И он же мне в свое время отсоветовал идти работать в Малый театр, когда у меня возникла необходимость переехать в Москву, где, как он говорил, - мастистые не дадут возможности работать.
- Но это все будет гораздо позже, а пока, в начале двадцатых годов, вы репетируете с Константином Павловичем.
- Мы репетируем вечер чеховских миниатюр, где в «Юбилее» я получила роль Мерчуткиной. Было много забавного. Когда начинали первые читки, то первое, что сказал мне Константин Павлович, было - вы сейчас думаете, какая она, а важно думать над тем, чего вы добиваетесь от Шипучина. У меня ничего не получалось. От этого начинала плакать, потом это происходило достаточно часто - от бессилия и беспомощности. В конечном итоге Хохлов не выдержал и сказал: «Евгения Эммануиловна, ведь в этой роли вы должны играть меня, который не дает вам прочесть больше двух строчек текста и назойливо твердит - не то, не так. Я ведь вас мучаю, и безумно вам надоел. Вот так же вы надоедаете Шипучину. Давайте, играйте меня».
В результате в моем исполнении эта роль имела успех. На этот спектакль был приглашен великолепный гример из БДТ, который сделал потрясающий и очень тонкий грим, изменивший меня до неузнаваемости. Произошло несколько курьезов. На премьере мама не узнала меня, и когда отец сказал ей, что Мерчуткина это я, она жутко на него обиделась. Мама была женщиной необычайно душевной, но малообразованной. Она сказала отцу - ты, конечно, большой театрал, но свою родную дочь я еще могу узнать. То же произошло и с Николаем Федоровичем Монаховым, который к тому времени уже ушел из оперетты, и перешел в БДТ. Для нас его присутствие было событием. И когда он пришел в маленькую комнатушку, где мы переодевались, все обмерли. Он попросил показать ему Мерчуткину. Я уже переоделась и разгримировалась. Ему показали на меня. От страха я сошла с ума, смотрела на него выпучив глаза. Он и говорит - вы не поняли, мне нужна Мерчуткина. Так вот же она! Подошел ко мне, поцеловал в лоб и сказал - артисткой будешь и должна быть. По прошествию семи лет, когда в Ленинград приехали актеры МХАТа Тарханов и Баталов набирать молодых актеров, мой учитель решил показать им меня. На этом просмотре я провалилась. А Михаил Михайлович Тарханов сказал моему учителю - она ничего, но зачем ей, пусть выбирает какую-то другую профессию. На что учитель возразил - да у нее семь лет актерского стажа. Через два месяца приехал Михаил Чехов со своим театром, его попросили меня прослушать. Я играла остро характерные роли, и он велел подготовить что-то из классики. Выбрала монолог из «Орлеанской Девы» в переводе Жуковского. Ему понравилось все. С тех пор очень боюсь, когда просят кого-то прослушать и высказать свое мнение. Всегда вспоминаю, что сказал Михаил Чехов, - это так ответственно, так страшно, никогда нельзя брать на себя такую ответственность. Однако мне он тогда сказал, что профессию выбрала верно, и ему бы хотелось, чтобы я работала в его театре. Мы договорились, когда он вернется из зарубежных гастролей, я приеду в Москву и буду играть у него классику. Вы себя обворовываете, сказал он, играя острохарактерные роли, вы можете играть и трагедию. Судьба распорядилась иначе - он не вернулся из-за рубежа. Кстати, когда через много лет Леонид Викторович Варпаховский предложил мне и Халатову в «Деревья умирают стоя» Кассоны сыграть бабушку и дедушку, мы категорически отказывались, считая себя острохарактерными актерами. Всегда боялась ролей так называемых героинь.
- Но почему? Что вас останавливало? Ведь актеры всегда стремятся играть драматические, трагические роли?
- Да, но не я. Никогда не страдала самоуверенностью. Долго не понимала своего страха. У меня был разговор на эту тему с Василием Ивановичем Качаловым. Я ему говорила, что не люблю драматические и трагические роли. А он считал, дело не в любви, а в том, что нам трудно раскрыть касающееся нас, какие мы в данное время, в данном возрасте. Как только преодолеете этот барьер, сможете играть самые разные роли.
- Но это все будет позже. А пока вы актриса молодежного театра, а потом и Театра книги. Вашу семью еще не выслали из Ленинграда по делу Кирова. И успех сопутствует вам.
- Это все будет гораздо позже, в тридцатые годы. А пока - самый счастливый период моей молодости. Мы много работаем, много гастролируем с театром. Иногда приходилось добираться пешком за несколько километров. Однажды пришлось идти через лес, провалилась в вырытую для медведя ловушку. А была я беременная. После такого падения, речи о рождении ребенка уже быть не могло. Много было всякого. Были и курьезные эпизоды. Когда мы выезжали в другие города, нас расселяли по частным квартирам. Однажды пригласила свою квартирную хозяйку на спектакль, в котором играла очередную стерву. После спектакля она меня спрашивает - как же так, вы такая интеллигентная, образованная женщина, такая милая, а играете такие отрицательные роли. Чтобы не вдаваться в подробности, сказала, что люблю поспать и всякий раз опаздываю на распределение ролей, а когда уже прихожу, то все положительные роли розданы. Потом очень пожалела о сказанном, потому что на следующий день очень рано утром в мою дверь громко и настойчиво постучали и тоном, не терпящим возражения, квартирная хозяйка потребовала, чтобы я одевалась и бежала в театр, иначе опять все хорошие роли разберут. Надо сказать, что я играла очень много острохарактерных, почти одноплановых ролей, что привело меня к ситуации заштампованности. Только в работе с Варпаховским над «Моралью пани Дульской» столкнулась с тем, что он не принимал наработанное ранее.
- И как Варпаховский «очищал корабль от ракушек»?
- Останавливал меня и говорил - вы уже это играли. Я возмущалась и говорила, что впервые вижу этот текст. Нет, говорил он, я не имею в виду, что вы играли эту роль, но что-то подобное у вас уже было в вашей актерской палитре. У меня долго ничего не получалось. От бессилия опять начинала плакать. Владимир Александрович Нелли, хорошо зная меня, говорил, что раз вы плачете, значит все будет в порядке, все получится. Варпаховский волновался - неужели чем-то обидел? Из всех участников спектакля мы с Халатовым были самые старшие. Чем больше ты хочешь освободиться от штампов, тем больше запутываешься. Варпаховский же искал к каждому свой ключик. Мы говорили легко, просто, без нажима, но и играли без нажима. «Деревья умирают стоя» репетировать и играть было уже гораздо легче. Да, если бы стены театра могли заговорить, они рассказали бы много интересных, порой шокирующих историй. Хотя, правду говоря, они рассказали бы и немало хорошего. Они могли бы рассказать, например, о том, что с моим вторым мужем - Леонидом Михайловичем Корецким меня познакомила моя соседка по гримерке, прекрасная актриса Эммилия Мильтон, и о том, как блистательно импровизировал на площадке Виктор Михайлович Халатов. Ведь театр это не только интриги и актерское соперничество.
- Взяли бы и написали книгу воспоминаний. Вот Сергей Владимирович Образцов уже вторую готовит к печати.
- Он превосходный кукольник. Гениальный выдумщик. А я не хочу. Да и вряд ли это кому-нибудь нужно. Писать правду о себе и о коллегах необычайно сложно. А неправду...
И то, что я наговорила, не надо сейчас публиковать. Когда-нибудь потом. После...
С тех пор прошло пятнадцать лет. Я сдержал данное обещание. В следующем году 10 октября Евгении Эммануиловне Опаловой исполнилось бы 100 лет. Ровесница двадцатого века, она осталась в нем. Каждый человек неповторим, но очень бы хотелось, чтобы доброе, талантливое, светлое, что несла в себе эта блистательная актриса и человек передалось другим поколениям, которым суждено жить в веке двадцать первом.