Мы беседуем с моим другом народным артистом Украины, лауреатом многих отечественных и зарубежных премий, кинорежиссером и писателем, директором киностудии художественных фильмов им.А.Довженко Николаем Павловичем Мащенко в его кабинете. За десятки лет работы в кино сколько видел я здесь людей самых разных, редко — ярких, чаще — случайных, цковских; но Николай Павлович резко отличен от всех. Если коротко — своим художническим отношением к делу; своей неординарностью, непредсказуемостью и — что особенно важно — своей независимостью.
— Николай Павлович, ты второй раз пришел на этот пост. Почему? У тебя нет проблем с творческой работой, ты пишешь хорошую прозу, печатаешься. Думаю, с твоим именем и известностью не составило бы труда найти спонсоров и для фильма. Но ты опять взваливаешь на плечи этот неподъемный груз и именно тогда, когда украинское кино спекулянтами от политики разгромлено и практически уничтожено; ведь студия им.А.Довженко — его флагман, и от того, как пойдут дела здесь, зависит все.
— Ты прав. Украинский национальный кинематограф поставлен на грань уничтожения и ликвидации. Студии пусты; прокат оторван от фильмопроизводства; в уцелевших кинотеатрах крутят американскую третьесортную макулатуру, а в остальных — то склады, то магазины, а то и похлеще. В кинотеатре им.Довженко — это же надо придумать такое кощунство! — было ночное шоу со стриптизом. Разгромлены фабрики, выпускающие аппаратуру, реквизит, мебель; никто не знает, куда исчезают те немногие фильмы, которые иногда все же удается снять.
— Прежде чем ты ответишь на мой вопрос о цели и смысле твоего прихода в директора, позволь, раз уж ты затронул тему развала украинского кино, спросить: считаешь ли ты это случайным? Либо это идет от бескультурья, от неопытности, от переходного периода?
— Нет. Нет и еще раз — категорически нет! Все четко спланировано и все повторяет — до мелочей — историю с Западной Европой. Смотри, что там было. Американские кинодельцы стали заваливать Францию своими фильмами. Продавали их по демпинговым ценам, почти даром. А цель такая: в рыночных условиях отечественный кинематограф не выдерживает, нет денег, сворачивается. Итак, достигается первая цель — уничтожается национальное кино; его кадры, его будущее, его техническая база (ржавеет и портится в бездействии). А за это время — 3—5 лет молодежь, основной контингент зрителя, приучается к их киножвачке. И в итоге — рынок завоеван. Что сделали французы? Приняли закон, защищающий отечественное кино. Т.е., вот ты — владелец кинотеатра. Крути, что хочешь. Но за иностранный фильм налог, условно скажем, 80%. А за свой, отечественный — 15—20%. Вот тут уж ты макулатуру из Голливуда не возьмешь. А хороший фильм возьмешь, он все равно окупится. Все то же самое повторяется и у нас. Скажем, снять фильм сейчас стоит примерно 500—700 тысяч долларов. А купить их боевик можно за 50 тысяч долларов. Какой же делец станет тратить — и то с риском! — 500, если можно готовое и тут же, сразу получить за 50! Так что случайности здесь исключены начисто. Все идет по плану.
— Но почему же мы, Украина, не можем принять такой закон?
— Я долго думал об этом, беседовал со многими и пришел к выводу: он невыгоден той небольшой группе дельцов, которая узурпировала прокат и кинотеатры. Вот и нет такого закона. Иначе — чем объяснить его отсутствие?
И тем не менее, все же — почему я пришел в это неудобное кресло? В прошлое свое директорство мне удалось кое-что сделать. Было выпущено изрядное количество картин («Украинская вендетта», «Лебединое озеро — зона», «Распад», «Порог», «Меланхолический вальс» и др.), т.е., мне удалось запустить в производство наших ведущих режиссеров: Ю.Ильенко, М.Беликова, Р.Сергиенко и других. Еще одно. Мне удалось решить жилищную проблему. Ты можешь поверить, что мы, студия им. Довженко, были практически единственным предприятием, где этой проблемы не было? Словом, что-то удалось, что-то нет. Но дальше я увидел, что правительство — то, прежнее — менее всего интересовала национальная культура, украинский кинематограф.
Нам удалось у властей получить для студии статус «Национальной». Второй объект после оперы. Это была вынужденная уступка властей, ничего им не стоившая, ибо кроме Указа Президента, это не меняло ровным счетом ничего. Но мы шли на это, ибо если бы, как требовали чиновники, сначала создать положение, то оно еще долгие годы мариновалось бы в их бесконечных столах. А вот теперь, когда мне второй раз предложили возглавить студию, я первым делом предложил материально подкрепить статус Национальной студии. И получил на всех уровнях поддержку. Везде, в том числе в Минфине, вот документы, сказано — материально, финансово обеспечить студию для производства фильмов.
Есть все указания, распоряжения, резолюции. Скажу больше — есть понимание и добрая воля правительства. Но есть и неистребимая чиновничья рать. Вот я и пришел, чтобы мы все вместе — студии, киносоюз, художники — помогли пробить, проломить эту глухую стену. Верха и низы заодно. Это первое, с чем я пришел.
Второе. Сложилось так, что ведущие режиссеры студии оказались за ее бортом. Сколько лет не снимают Ильенко, Гресь, тот же Беликов. Почему в Москве охотно дают снимать Балаяну, Криштофовичу, кинооператору Калюте (кстати, один из лучших операторов не только Украины, а мира! У него нет отбоя от предложений заграничных фирм, он постоянно снимает с Михалковым. А Украина?). И в то же время на студии подвизаются режиссеры, прямо скажем, не первой величины по таланту, но огромных возможностей по «пробиванию», и они снимают из года в год. Что они снимают, куда эти фильмы исчезают, почему их никто не видит — это другой вопрос. Я и пришел, чтобы с помощью ведущих художников обеспечить заслон серости и всяческое поощрение таланту. С этой целью я создал творческий координационный совет, он должен стать центром творческой жизни студии. Он не будет заниматься мелочной опекой, а решать стратегические репертуарные и кадровые вопросы. Далее. Я сейчас занимаюсь очень активно жилищной проблемой; на студии опять скопилась очередь в 150 человек. Решу эту проблему — это неминуемо скажется и на творчестве людей.
И еще одно. Не все знают, что творческие работники в простое короткое время получают 60% зарплаты, а потом — ничего. Если человек за 30 лет работы поставил 10 фильмов (такова средняя цифра, учитывающая поиск темы, сценария, подготовку и пр.), то выходит, он 15—16 лет не получает ни копейки. На Западе, где один гонорар за приличный фильм может позволить художнику безбедно жить 5, а то и 10 лет, это одно. Наши нищенские гонорары такого не позволяют. Я хочу добиться, чтобы люди получали зарплату, ведь простой бывает не по их вине. Это же позор для государства, когда ведущие сценаристы, режиссеры вынуждены работать сторожами, чтобы хоть как-то прокормить семью.
— Не растеряла ли студия лучшие кадры?
— Об этом я и говорю. Пока еще — пока! — процесс обратим, и мы можем спасти эти кадры. Но счет идет буквально на дни и часы. Потом может оказаться поздно.
Кадры нам нужны, как воздух. Я понимаю, страна бедна, но если ничего не делать, не закладывать фундамент сейчас — рискуем потерять национальное кино. Дело в том, что в нем, в кино, должна быть непрерывная связь поколений, возрастов. Это дает чувство локтя, это заставляет быть в форме, а главное — это беспрерывная учеба — у жизни, друг у друга — и здоровая конкуренция. Выпадает звено, несколько лет без профессионалов — и вся цепочка разорвана. Ведь обрати внимание — даже большевики после революции уж на что изничтожали интеллигенцию, но в искусстве постарались сохранить преемственность и учебу.
— Если попытаться сформулировать коротко твою задачу?
— Борьба с халтурой и все силы на поддержку талантам. Ведь поставить заслон серым фильмам — это помочь хорошим. Вот смотри, бумаги. Это я добился выделения средств на фильм сверх программы, сверх того, что дают на фильмы. Ну, это в честь 100-летия кино. Но у меня хватит решимости не дать никому эти деньги, если не будет достойного сценария и режиссера.
Мне хотелось бы еще и еще раз сказать о молодежи. Вот я ввел в совет Маслобойщикова, Андрейченко, Чернилевского, Дончика, Приходько. Задачей своей вижу возрождение творческого духа на студии! Ведь посмотри, что случилось. Люди не видели друг друга по 3—5 лет! Какой уж тут коллектив!
— Николай Павлович, верно ли, что государство содержало кино?
— Я понимаю, вопрос провокационный, так как ты сам прекрасно знаешь, что это байки чиновников, любивших попрекнуть художников. На самом деле мы давали в бюджет очень много; с каждого рубля, вырученного прокатом, нам государство возвращало лишь 10 копеек. И этого хватало и на фильмопроизводство и на строительство кинотеатров и фабрик (техники, аппаратуры и пр.). Остальное шло в бюджет. Мы стояли на втором месте по доходам после водки. И если в районе кинопрокат срабатывал плохо, мгновенно это отражалось на зарплате врачей, учителей — нечем было платить. Так что говоря все время о помощи, необходимой нам от государства, мы невольно извращаем постановку вопроса. Не помощь нам нужна. Верните отнятое у нас: кинотеатры, построенные на наши деньги, прокат, кинофикацию, фабрики и т.д. и т.п. Верните разгромленную и разграбленную прежним составом правительства отрасль.
— Веришь ли ты в будущее украинского кино?
— Иначе я не пришел бы сюда, а сидел и писал бы приключенческий роман или ставил пьесу. Я верю, но не в том, пассивном смысле, что вот, мол, оно придет. Я верю в то, что если мы — художники, честные люди впряжемся все вместе — вытащим воз. Будет Украина — будет и украинское кино. А не будет ее, вообще ничего не будет. Вот почему так важно сейчас поменьше болтать и побольше делать. И тут я жду помощи и от Союза кино, и от каждого художника поименно.
— Что снимается на студии в 1995 году?
— Я не хотел бы сейчас называть имена и сценарии, хотя есть уже бесспорные кандидатуры. Но вот департамент (я уже говорил) дал нам с конкурса сценарии. Их надо прочитать и решить с творческим координационным советом. Критерий один — появится что-то интересное, разобьюсь, а сделаю запуск. И навсегда изжить то, что еще можно услышать и на совете, когда некоторые пытаются отстоять свои интересы, так и эдак расхваливают сценарии — и вдруг фраза: «с точки зрения художественной он (сценарий) может быть уязвим, но...» Так вот — никаких «но»! Ни тема, ни материал и актуальность, ни заступничество высоких лиц — никаких «но». Только талант — и на вечные времена.