Через неделю в Национальной опере – премьера. Долгожданная новая постановка в пику кризисным симптомам, которые сковывают возможности театра создавать дорогостоящие полноценные спектакли. И все-таки для «Любовного напитка» Доницетти как-то собрались с силами. Бросили даже лучшие силы на этот проект. В программке значатся имена талантливых исполнителей — Ольги Нагорной, Лилии Гревцовой, Дмитрия Попова, Дмитрия Кузьмина, Петра Примака, Геннадия Ващенко, некоторых других. Художник спектакля – Мария Левитская, дирижер – Владимир Кожухарь. А осуществляет постановку Итало Нунциато. Режиссер, для которого эта премьера не единственное «приключение» на сцене украинской оперы. До этого уже было несколько работ. А учитывая, что хорошая режиссура на национальных подмостках надолго не задерживается, то случай с синьором Нунциато действительно можно назвать «невероятным».
— Какие мотивы, помимо финансовых, вынуждают вас из года в год приезжать в Киев и работать с украинской оперной труппой?
— Проект моего сотрудничества с Национальной оперой изначально подразумевал не одну постановку, а длительный контакт, который может изменяться и трансформироваться.
После четырех лет сотрудничества я привязался к этому театру. В процессе планирования постановок мне приходилось приезжать в Киев по два-четыре раза в год. В общей сложности находился здесь два с половиной месяца. В связи с этим мне бы хотелось выразить свои теплые чувства к театру в целом и к отдельным исполнителям в частности. Ежедневно мы проводили вместе от шести до девяти часов. Между нами успели сложиться теплые отношения. Это не только способствовало творческому росту, но и обогащало по-человечески.
— В прошлые годы и вы, и ваш предшественник Марио Корради ставили исключительно «серьезные» оперы. На сей раз вы решили поставить комическую. Насколько легко украинские певцы смогли «внедриться» в стилистику итальянской комической оперы?
— Справедливо считается, что классическая итальянская комическая опера гораздо сложнее, чем драматическая. Она перекликается с миром комедии dell arte, в ней огромное количество речитативов, а с ними сложно обойтись элегантно. С другой стороны, все эти оперы были выверены авторами до мелочей. Они создавались и работают, как филигранный часовой механизм.
Конечно, для солистов, хора и миманса в них очень много трудностей. Здесь нет сцен, в которых артист может себе позволить простоять полминуты на одном месте. В то же время киевские вокалисты с энтузиазмом включились в работу, чувствуется, что им очень интересен новый музыкальный мир, в который им еще не приходилось окунаться. Многие из них видели записи постановок этой оперы, но сами в них не участвовали.
Надо сказать, что на этой же сцене я видел комическую оперу украинского композитора — «Запорожец за Дунаем» Гулака-Артемовского. Наблюдал, как исполнители наслаждаются ее жанровой стихией. Для меня очевидно, что эта опера создавалась под влиянием «Любовного напитка» и других подобных партитур.
— Можете назвать несколько имен из труппы Национальной оперы, о которых вы бы с радостью сказали: их место — на лучших оперных сценах мира?
— Я могу сказать даже больше, но только не называя имен. Потому что выдвигать одних за счет других все-таки не очень хорошо. Несколько дней назад мне по своим делам пришлось побывать в Венеции, в театре «Ла Фениче». Там я общался с арт-директором театра, у которого в то время находился в гостях арт-директор оперного театра в Турине, то есть с руководителями двух величайших театров Италии. Они знают, что я работаю в Украине, часто здесь бываю. Сначала один из них похвастался, что у него в труппе работает украинская певица, а потом и второй. Я ответил, что обеих хорошо знаю, потому что четыре года проработали вместе. И добавил: учтите, к чести украинской вокальной школы, этими певицами «украинский запас» не исчерпывается.
— А в рамках дипломатии можно было бы говорить о некоторых издержках украинской вокальной школы?
— Есть две основные, очень крепкие опоры, на которых зиждется украинская вокальная школа, то, что я постоянно нахожу в исполнителях. Во-первых, прекрасное природное качество голоса. Во-вторых, отличное владение вокальной техникой, которой в Украине обучают очень грамотно. Если я могу себе позволить сопоставление, то украинская ситуация меня устраивает гораздо больше, чем то, как обстоят дела в России, где поют слишком форсированно.
Не знаю, по какой именно причине, но школа, которую я застал в Киеве, близка к итальянской. Когда поешь правильно, вырабатывается совершенно непринужденная манера исполнения, нет никакого напряжения для организма.
Впрочем, экспериментировать с белькантовым репертуаром — моцартианским, россинианским, беллинианским — у Национальной оперы было гораздо меньше возможностей. А ведь это тот репертуар, который сам по себе является школой, который просто обязателен для прохождения. Именно его не хватает как в украинских консерваториях, так и в театрах. Поэтому нынешняя постановка «Любовного напитка» — определенный сигнал, свидетельствующий о желании театра расширить репертуарную шкалу за счет этой совершенно обязательной школы. На подобных операх певцы учатся владеть голосом и всем его колоратурным богатством более деликатно.
— Сюжет «Любовного напитка» — традиционный любовный треугольник с не менее традиционным хеппи-эндом. Что вы как режиссер «вычитали» в этой истории?
— Если попытаться просто пересказать сюжет, то он представляется простым, даже затертым. Но сюжет — еще не опера. «Любовный напиток» Доницетти наполнен таким количеством всевозможных характеров и прицельно точных музыкальных характеристик, что такое богатство и разнообразие вполне позволяет приблизить эту оперу к сегодняшнему дню. Эта опера заставляет улыбаться и хохотать в гротескных сценах так же, как это случается с нами в повседневной жизни. И в то же время в ней есть обостренно лирические, даже меланхолические эпизоды, и эти фрагменты оперы тоже проецируются на каждого персонажа. В каждом характере есть черты достаточно простые и забавные, даже сатирические, но есть и лирика.
— На ваш субъективный вкус, любовный напиток чаще бывает горьким или все-таки сладким?
— На самом деле он горький. Для его определения в итальянском языке существует целый ряд синонимов, часть из которых невозможно перевести. Думаю, Доницетти помогает понять, что бессмысленно ожидать «эликсиров» извне. Ожидать какого-то волшебства, манны небесной. Мол, посыплется — и все проблемы решатся. Жизнь состоит из красивых и уродливых эпизодов, из приятных и не очень. И только нам дано как-то уравновесить эти моменты, выстроить их сообразно своему мироощущению, чтобы постепенно научиться худшие эпизоды жизни превращать в не такие уж плохие. Пожалуй, итальянская опера именно этим была полезна публике — она учила находить положительное даже в самом неприглядном.
— Получается, режиссура и в частной жизни просто необходима?
— Безусловно! Очень часто нужно уступать. В чем-то, безусловно, сохраняя собственную индивидуальность. Важно понять: наша жизнь — тоже опера, которую создают реальные люди и в которой ничего нельзя переиграть заново.
— Что сегодня в Италии говорят о «школе Висконти»? Она жива, интенсивна, влиятельна? Или же превратилась в один из мифов прошлого?
— Эта «школа» уже стала мифом. Но для того отрезка времени, когда она создавалась, то было сродни революции. Тем не менее многие художники, находясь под ее влиянием, продолжали двигаться вперед. Отталкивались от нее и шли дальше. Некоторые ушли далеко…
Так или иначе, концепция Висконти эволюционировала. То же самое происходило и раньше. Например, когда Леонардо выдвинул идею перспективы, а Микеланджело ею воспользовался. Он не остался на уровне Леонардо, а ушел вперед и что-то существенное подарил миру. Важно, чтобы любой эксперимент не оставался под витринным стеклом.
— Какие из постулатов эстетики Висконти для вас персонально не утратили значения?
— Идея оперной драматургии. То, что опера — это разновидность драматического текста, что ее необходимо принять и воспринять как театральное произведение. И работать с ним по законам драматического театра. К сожалению, я не видел его знаменитой «Травиаты», действие которой было перенесено из середины ХІХ века в конец этого столетия. Но когда смотрю на известнейшую фотографию Марии Каллас в роли Виолетты, сразу же благодаря одежде и попавшим в кадр предметам догадываюсь о смещении во времени. Безусловно, в этой постановке Лукино вытащил наружу драматическую текстуру вердиевской «Травиаты». И этот драматизм представляет собой сущность «Травиаты» Висконти.
— Вы согласны, что Висконти — гений?
— В театре и в кино гениев не бывает. Слово «гений» в отношении художника или артиста каждый раз немного «зашкаливает». Ведь обязательно кто-то был «до», и кто-то придет «после»… Великий тот, кому это удается сделать так, как никому другому. С мастерами, в принципе, надо спорить, а гений — это неоспоримость.
— Приходилось ли вам раньше ставить оперу «Любовный напиток»?
— Ставил… Понятно, что ни одна из постановок не копировала предшествующие.
Недавно пытался подсчитать, сколько всего опер поставил (некоторые по нескольку раз, в различных версиях и в разных театрах). Получилось около ста!
— А в какой степени для оперной сцены начала XXI века важно такое явление, как «дива»?
— Этот вопрос я сам себе постоянно задаю. Безусловно, времена изменились. Сегодняшняя публика не нуждается в существовании «единственной» и «неповторимой» дивы. Зрители приходят в театр, чтобы увидеть и услышать красивую оперу — хорошо пропетую, хорошо проигранную, с хорошими режиссурой и постановкой мизансцен. И про себя отметить отличное качество выполнения всех этих пунктов. Вот это сегодняшней публике и нужно в гораздо большей степени, нежели лицезрение «мифа».
— То есть современной оперной публике сказка и трепет более не нужны? Только технология и хорошее качество продукта?
— У нас, в Италии, этот миф есть. У новой публики просто изменился посыл -- зачем идти в театр. Появились эрзацные фильмы, видео. Люди избалованы возможностью выбора. Они смотрят гораздо больше, чем раньше. Поэтому если даже и выбираются в театр, то мечтают, чтобы их чем-то поразили. Чтобы в ответ на увиденное хотелось воскликнуть: «О, да!».
— В Италии множество старых оперных театров — они сами по себе мифы. Что с ними сейчас? Превратились в театры-музеи? Или все-таки на их сценах есть место режиссерским экспериментам?
— Долгое время итальянцы считали свое оперное искусство образцом для подражания и примером максимальной выразительности. По принципу «лучше нас нет никого». И тем самым замыкались в самолюбовании, становясь все более консервативными. По мере того как опера завоевывала все больший успех за пределами Италии, на родине оперы поняли, что все-таки нужно что-то менять. Потому что если ты стоишь на месте, то ничего не происходит.
Это не значит, что действие всех опер подряд нужно переносить в сегодняшний день, натягивать на всех джинсы и т.п. Требовалось не эксплицитное новаторство, а новые способы «приготовления» старых опер.
Взять, к примеру, мою прошлогоднюю постановку оперы «Бал-маскарад» на сцене Национального театра оперы и балета. В опере, в которой идет речь о родине, семье, привязанности, дружбе и верности, для меня абсолютно естественным было перенести действие в XIX век, когда окончательно утвердились буржуазные ценности, а не оставлять все в XVII или XVIII веке, где эти ценности еще не обрели должного веса и социального звучания. На эту идею призвано было работать все: костюмы, мизансцены, расстановка сцен, интонация. Так же, как и в обычном драматическом театре. Режиссура — это внутренняя работа, а не дешевые внешние эффекты.