Исполнилось 80 лет украинскому поэту и прозаику Олексе Яковлевичу Ющенко, автору многих сборников стихов, книги «Избранное», шести книг прозы, среди них - воспоминаний о многих писателях старшего поколения - Тычине, Рыльском, Сосюре, Яновском, Вишне, Головко, а также о Малышко, Косте Герасименко, очерков о своих друзьях, современниках.
Олекса Ющенко - заслуженный деятель искусств Украины, лауреат премии имени Павла Тычины, заслуженный деятель культуры Беларуси и Чувашии.
К юбилею автора вышел том прозы «Хоружівка - село моє», а также вторая книга «В пам'яті моїй», «Гомери України», «Зоря Миколи Хвильового». Поэт Олекса Ющенко также автор трех сборников песен - «Ромен-цвіт», «Серце матері», «Україно, серце моє». Многие из них исполняли Борис Гмыря, Михаил Гришко, Анатолий Мокренко, капеллы «Думка», «Трембіта», Украинский народный хор.
В нашей газете были опубликованы этюды «Ирпень я не забуду милый», «Легенда о песне». Среди изданий на русском языке - «Радуюсь каждому дню» (изд-во «Художественная литература), «Сердце матери» (изд-во «Огонек»), а также вьпущенные в разные годы шесть сборников стихов в издательстве Союза писателей.
Многие воспоминания, очерки, этюды написаны о Максиме Фадеевиче Рыльском как о своем учителе и старшем товарище.
Вяз на Аскольдовой могиле
Я люблю днепровские склоны во все времена года. Будто бы знаю и эту тропинку, и куст возле нее. Осенью он напоминает мне весенний цветок - весь облитый розовым цветом... Бывая здесь, обязательно посещаю Аскольдову могилу. Возможно, потому, что каждый раз хочется по-своему прочесть волнующую легенду...
Как-то раз я увидел здесь вяз. Удивительно - сколько проходил мимо раньше и не замечал! В его ствол впилась железная решетка, но рост не остановила. Дерево победило. Ему уж много лет...
Стою и слушаю, как в теплом дыхании мартовского ветра совсем по-весеннему шумят его ветви. Уже почти растаял глубокий снег, к Днепру сбежали прозрачные, журчащие ручьи...
Об этом вязе я написал стихотворение и как-то раз прочитал Максиму Фадеевичу. Ему захотелось увидеть дерево. Но все не получалось: то Рыльский срочно уехал в Москву, то просто загружен важными делами. И вот, наконец, мы у Аскольдовой могилы. Проходим по одной аллее, по другой. Я останавливаюсь. Максим Фадеевич внимательно всматривается - понял, что дерево близко. - Да вот же оно! - вырвалось у него.
Долго молчим. Жду, что скажет Максим Фадеевич. Через некоторое время он промолвил:
- Какая жизненная сила. И воля к победе... Как там в стихотворении?..
Читаю:
... сквозь сплетение оград
Прошла неудержная сила,
Что, чем металл, сильней в стократ.
Шумит листвой посланец леса.
А со ствола со всех сторон
Торчит измятое железо,
Само попавшее в полон.
Максим Фадеевич отходит на несколько шагов, присматривается с другой стороны, произнося:
Железные порвав оковы,
Стоя, свободой опьянен...
Тогда же по ассоциации мне вспомнились слова Юрия Яновского. С оттенком иронии он сказал: «Чтобы работать в литературе, нужно быть достаточно крепким и физически. Не мешало бы иметь… лошадиное здоровье!» А Ван Гог признавался в письме: «Символом святого Луки, покровителя художников, служит вол. Вот поэтому ты должен быть, как вол, терпеливым, если хочешь трудиться на поприще искусства». Как близка перекличка мыслей разных художников, какая мудрость, простота... »
«Вытри ботинки, когда входишь в литературу». Это сказал Остап Вишня. А Ван Гог, осмотрев одну из художественных выставок Парижа, записал: «Меня охватило приблизительно такое чувство: сними ботинки с ног своих, ведь место, на котором ты стоишь, - святая земля».
- Ваш вяз снился мне, - как-то признался Рыльский.
- Почему это он мой? - спрашиваю,
- Ведь вы открыли его своим стихотворением...
... «Вновь наступает весна. Под теплым дуновением мартовского ветра задумчиво шумят ветви вяза. Растаял глубокий снег. С днепровских склонов сбежали прозрачные, журчащие ручьи... Через несколько дней послышатся первые гудки пароходов - призывные, волнующие... И «дороженька запахнет», как любил говорить Максим Фадеевич...
«Не только
о рыбалке»…
Как-то раз возвращаясь из Полтавщины, мы остановились в Лубнах. Было уже поздновато, а у нас, кажется, еще не хватило и горючего для машины. Поэтому и решили заночевать в маленькой гостинице.
Максиму Фадеевичу и мне досталась крохотная, но уютная комната с двумя кроватями. На окне в банке полевые цветы - васильки и сокирки.
- Вы чувствуете, как успокоительны для глаз синие краски цветов... И синие тени за окном...
Перед сном еще немного поговорили. Не знаю почему, но именно тогда Максим Фадеевич вспомнил об одной рыбалке.
- Очень приятно рыбачить, когда рыбаки, с которыми выпало быть вместе, говорят не только о ней! На охоте тоже. Кое-кто начнет доказывать свою охотничью эрудицию, тогда прямо хочется сказать: «Довольно, дружище. Мы об этом не хуже твоего знаем, тоже ведь Аксакова читали!» Максим Фадеевич любил поговорить и о житейских, обычных делах.
- В прозе жизни много поэтического.
Иногда рассказывал о своих депутатских заботах, а было их много. Знали мы о его помощи известному народному певцу-кобзарю Егору Мовчану - он подарил ему новый инструмент - бандуру, дорогостоящую, побеспокоился о ремонте его домика в Сумской области, к его письмам в учреждения прислушивались руководители и представители судебных властей - не один напрасно пострадавший человек был освобожден от наказаний, реабилитированы писатели, в свое время осужденные и уничтоженные; всемерная помощь оказывалась семьям таких писателей, когда он был руководителем Союза писателей Украины. А судьбой молодых литераторов занимался до конца своих дней...
- Писателей, гостей, приезжавших в Киев, всегда трогало гостеприимство и радушие семьи Рыльского. Его дом в Голосееве памятен для многих.
В июне 1953 года в Киеве гостила группа белорусских литераторов. Среди них - Янка Брыль, Максим Танк, Пимен Панченко, Григорий Нехай, из боле молодых - Кастусь Кириенко и Антолий Велюгин. Отношение ко всем известным повсюду и людям скромного творческого наследия - почтительное, внимательное.
И вот 18 июня вместе с нашим патриархом литературы гости и их друзья - Нагнибеда, Малышко, Воронько, а также и со мной, захватив спининг и удочки, поехали за Киев, на живописный Жуков остров, отдохнуть... Помню, гости сразу же приступили к демонстрации своего рыбацкого искусства. Максим Танк, который у себя, на озере Нароч, был лучшим специалистом в рыболовстве, был так очарован живописностью нашего острова, Днепром, что отказался от удочки и только восхищался красотой чудесного уголка природы.
Однако успехи гостей и «хозяев» острова были не ахти какими - что-то на удочку поймал Янка Брыль, маленькую щучку моим спиннингом выловил Кастусь. Остальные скептически поглядывали на удалых рыбаков, некоторые купались и катались на лодках. В одной из них был Максим Фадеевич. Свежий ветерок шевелил его седые волосы, а он декламировал «Гамалию» Шевченко. Свои стихотворения он почти всегда читал по книге, но Шевченко мог читать без «Кобзаря» в руках. Признавался: «Их не заучивал, они приходили сами в мою память в нужный момент...»
Когда мы опять собрались на берегу, кто-то шутливо похвастался пойманным пескарем...
Максим Фадеевич лишь заметил: - Кириенко почти артистически забрасывал спиннинг!
Но на Жуковом острове мы услышали от Рыльского, что «и на рыбалке можно говорить не только о рыбе». Это было сказано тогда, когда кто-то из киевлян начал взахлеб рассказывать о своих рыболовных талантах, однако практически этого не подтвердил...
Вместо этого начался интересный разговор о песне. Янка Брыль заметил, что ему очень по душе белорусская песня «Ой в поле верба». Максим Фадеевич, улыбаясь, ответил ему;
- Мне тоже по душе эта украинская песня!
К месту я рассказал, как, конечно, в шутку, поссорились Иван Нехода и Антон Белевич за одну песню. Наш Иван даже по поводу этого случая написал стихотворение. Его же я и прочитал тогда в своем переводе. Потом вспоминали не только воспетую вербу, но и много других песен общего происхождения...
Вечером Максим Фадеевич пригласил всех в Голосеев. Хозяйка, Екатерина Николаевна, угощала гостей клубникой Магомета, а Максим Фадеевич увлеченно рассказывал об этом волшебнике - садоводе и цветоводе, с которым его связывала старая дружба.
- Такому Магомету можно и поклониться! - сказали белорусы.
Конечно же, перед клубникой была и... рыба, которая не нашего улова!.. О том памятном дне и вечере не раз тепло вспоминали потом, встречаясь с нами, белорусские сябры.
У степного колодца
Начало августа 1952 года. Большая группа писателей Москвы, Тбилиси отправилась с нами на Полтавщину, посетила Лубны, Большие Сорочинцы, Зубовку, возложили венки на могилу Давида Гурамишвили в Миргороде. Максим Фадеевич в приподнятом настроении о чем-то оживленно рассказывает гостям.
По дороге вдруг останавливаемся: что-то особенное в пейзаже привлекло внимание гостей, и Максим Фадеевич произносит:
- Угощаю вас и этим пейзажем...
...Но вот путешественники выстраиваются у степного колодца. Вспоминаю зной и целительную колодезную воду.
Радостно улыбается Максим Фадеевич, он знает - всем гостям понравится степной, освежающий, чистый напиток.
- Здесь можно утолить любую творческую жажду! - говорит он.
Творческая жажда... Какое всесильное желание творить. Спустя неделю Рыльский подарил нам свои прекрасные «Миргородские записи». Незабытым в этих красочных поэтических рисунках остался и степной колодец:
Криница в балке и журавль над ней...
Мы в жаркий полдень, наглотавшись пыли,
Запекшимися до крови губами
Припали к деревянному ведру
С той самой легендарною водою...
«Легендарною» потому, что будто из того колодца когда-то пил и Шевченко...
Еще немного - и вот мы уже у реки. Залюбовался прекрасным видом на Псел Николай Заболоцкий.
- Впервые я встретился с этой рекой в ваших стихах, Максим Фадеевич, и теперь вновь вы ее открыли. Списибо за две реки - за ту, что переливается в ваших стихотворениях, и за эту, текущую в теплых берегах земли полтавской. Обе живые!
... Дорога в степи, беседы с зубовскими и миргородскими людьми, сорочинские девушки в красочном одеянии, совершенно очаровавшие пылких грузин и не менее взволнованных нас, теплое слово великого поэта на митинге в Миргороде, радостные минуты у реки Псел и теплая песенная волна девичьего счастья запомнились навсегда, как целительная вода степного полтавского колодца…
И нельзя не сказать о Рыльском его же словами;
А он неисчерпаемый родник
Народу подарил затем навеки,
И молодежь к прозрачному потоку,
Что честные сердца животворит,
Устами жаждущими припадает…
Доброе утро, радость моя!
Ветер нахлынул прозрачной волною,
Солнечный лучик вспорхнул у ручья…
- Доброе утро! - звучит над страною,
Доброе утро, радость моя!
Доброе утро, зеленые горы,
Доброе утро, леса и поля,
Завороженные солнцем просторы,
Все, чем богата родная земля!
Все отражается в зернах росинок,
Все расцветает в соцветьях тугих,
Все, с темнотою начав поединок,
Не отступает уже ни на миг,
Листья, колосья, целебные травы,
Клич журавлиный и клекот орла -
Все это нам по верховному праву
Наша природа родная дала,
Как бы сверяя биение сердца,
Плещет родник на лесном берегу, -
Все это видел я, а насмотреться
И до скончания дней не смогу!
Землю война беспощадно кромсала,
Только земля всем смертям вопреки
Из-под обломков нетленною встала,
Вспенилась мощью весенней реки.
Нашей природы волшебная сила,
Вновь осеняй нас величьем своим,
Будь нам и впредь дорогою и милой,
Мы же тебя от беды охраним!
Авторизованный перевод
с украинского
Леонида ВЫШЕСЛАВСКОГО