НЕ ВЗИРАЯ НА ЛИКИ

Напомню читателю: указ Президента «О преодолении последствий тоталитарной политики в отношении церкви» сначала считался обычной декларацией и поэтому выглядел довольно безобидно. Но потом как-то само собой он переименовался в СМИ в «Указ о возвращении собственности» — и тогда кое-кто заподозрил, что эта декларация может оказаться не такой уж «безобидной». Потому что когда речь заходит о собственности, вопрос становится ребром: так перед кем же государство будет заглаживать свою «историческую вину» и за счет чего/кого? Впрочем, за счет кого, ясно — что бы ни делало государство, оно делает это за счет своих граждан, т.е. нас с вами. Мы уже имели возможность убедиться, некоторые нюансы реституции остались непродуманными. Например, оказалось, что указ Президента в некоторых случаях в принципе невыполним в существующем законодательном поле. Не подумали произвести объективный анализ религиозно-демографической ситуации, чтобы на его основе разобраться, какая именно конфессия в данном регионе нуждается в больших «площадях». Исторический нюанс тоже остается за скобками, и идея «возвращать тем, у кого отнимали», оказалась ущербной.

Пожалуй, больнее всего указ и вызванный им процесс реституции ударил по памятникам. Если до его подписания существовал перечень зданий, которые не могли быть переданы в пользование церкви, то теперь «на отдачу» выставлено все. Конечно, реестр «неотдаваемых» сооружений во многом был спекулятивен, сильно раздут, но «склонен к компромиссу» и давал возможность «торга». Навряд ли можно закрыть глаза на то, что в Украине действительно есть несколько уникальных памятников древнерусского искусства — таких, например, как Софийский собор, — нуждающихся именно в музейном режиме. Тут формулировка «используются не по назначению» кажется несколько кощунственной — назначением музеев в этих помещениях было сохранить уникальные образцы монументального искусства. Сохранить то, что уже никогда и никак не сможет быть восстановлено. То, в чем мы нуждаемся, если хотим остаться хоть чуть-чуть культурными людьми. Если хотим сохранить хотя бы тоненькую связь с собственной историей. И ведь по пальцам можно пересчитать подобные сооружения по всей территории Украины. Их так мало, что отказ передавать их церкви в безраздельное пользование никак не ударит по имущественному статусу церкви и церковно-государственным отношениям. Не споря с тем, что церкви строились для того, чтобы быть церквями, не стыдно определить несколько исключений из этого правила.

«ЗН» неоднократно писало о конфликтах между церковью и государственными учреждениями, занимавшими храмовое помещение до распоряжения о передаче его общине. Сценарии подобных конфликтов, как правило, очень схожи: в ответ на притязания церкви, зачастую вполне справедливые, выходит распоряжение центральной власти о передаче, в котором отдельным пунктом выписано указание местной администрации обеспечить госучреждение альтернативным помещением и средствами на переезд. Местная администрация затягивает — у нее нет помещений и нет средств (зачастую и правда нет). Община, окрыленная распоряжением Кабмина, начинает хозяйничать в церкви, невзирая на интересы все еще живущего в том же помещении госучреждения. Начинаются конфликты. Иногда довольно острые. Страсти накаляются, и тогда наступает развязка — община, чувствуя свое право, выставляет госучреждение на улицу своими силами. Ее не интересует, что организации некуда идти — храм передали ей, и точка.

Одно дело, когда в церкви располагался склад стройматериалов или готовых изделий местной мебельной фабрики — тут пускай государство ломает голову над разбазариванием собственного имущества, приходящего в негодность под открытым небом. Совсем другое дело, когда речь идет о вещах, имеющих историческую и художественную ценность.

Ведь как бы там ни было, а довольно часто в церковных сооружениях устраивали музеи, фонды, архивы, концертные залы. Между прочим поведение чиновников, в частности, определяется и этим тоже — равнодушием и духовной низостью. Ведь если то, что хранится на складе готовой мебели, «стоит денег», а значит, заслуживает внимания, концертный зал, музейный фонд и т.п., по всей видимости, в глазах чиновника — совсем не те вещи, о которых стоит беспокоиться. А если ситуация еще более сложная — если само по себе храмовое помещение представляет собой памятник, требующий соблюдения тончайших требований в эксплуатации? Если в одном из центральных храмов Львова, прямо под боком у Блаженнейшего кардинала Гузара члены общины разрушили орган, который «не вписывался» в канонические представления об интерьерах церкви, то где гарантия, что то же самое не произойдет в Киеве, прямо под боком у Блаженнейшего митрополита Владимира, скажем, с праховским алтарем или врубелевскими росписями Кирилловской церкви?

Конечно, в некоторых случаях памятникам, перешедшим в пользование церкви, везет — в них правит образованный священник, который понимает, с чем имеет дело, и может найти разумный компромисс между желанием «улучшить» помещение или привести его «в полное соответствие канону» и задачей сохранить то, что уже есть. Иногда памятнику «везет» меньше, священник не силен в истории искусства, но рядом оказывается мудрый епископ. Но случается и так, что памятнику не везет вообще. А учитывая то, что сами церковники все чаще начинают сетовать на образовательный и культурный уровень своих клириков, можно предположить, что процент памятников, которым не повезет, будет немалым. Не исключено, что в их числе окажется и Кирилловская церковь.

Только год назад обсуждались притязания церкви на Софийский Собор и было принято решение о невозможности передачи этого уникального памятника. Теперь в Софийском заповеднике снова неспокойно: на этот раз речь идет о возможной передаче в пользование общине УПЦ Кирилловской церкви. С одной стороны, понять такое желание церковников заполучить памятник сложно: например, в Кирилловской церкви служба происходит с немалыми ограничениями — нельзя зажигать свечи, ходить через дьяконские двери, вешать лампады на иконостас, зачастую нельзя даже петь. Но с другой стороны, стремление церкви владеть именно памятниками можно понять — это настоящие святыни, а не какие-нибудь новостройки с сомнительным статусом. До сих пор община и заповедник использовали Кирилловскую церковь совместно – сотрудники музея обеспечивали сохранность и реставрацию, священник правил службы по праздникам и воскресным дням. Однако последнее время это положение перестало устраивать отца Федора, настоятеля Свято-Кирилловского прихода УПЦ – он оформил заявку на передачу Кирилловской церкви, используемой «не по назначению», в пользование. Заявку поддержал митрополит Киевский Владимир и несколько народных депутатов.

Что ж, Софийский не единственный украинский заповедник, живущий под дамокловым мечом реституции. Статус заповедника, как показывает, скажем, пример Почаевской лавры, теперь довольно эфемерный – сегодня заповедник, а завтра просто «помещение, используемое не по назначению». И ведь по сути к Кирилловской церкви это определение вряд ли подходит – не только потому, что ее назначение ввиду исключительной художественной и исторической ценности состоит в том, чтобы хранить для нас и наших потомков память веков. В Кирилловской церкви правятся службы – может, не так часто, как хотелось бы общине, но правятся, то есть свою «церковную функцию» здание Кирилловской церкви тоже выполняет.

Что же не устраивает общину? В многочисленных обращениях Настоятеля Свято-Кирилловского прихода идет речь о «постоянном пользовании», неоднократно он обращался к дирекции заповедника с требованием передать ему ключи от церкви. Притом что с заповедника никто не снимал (и, между прочим, не снимет даже в случае передачи в постоянное пользование общине) ответственности за состояние памятника. Более того, взваливать на себя полную ответственность за это состояние община и не собирается – согласно обращению настоятеля к Президенту Украины, община просит передачи «в постоянное пользование с сохранением статуса музея и бюджетного финансирования на содержание храма как памятника». Такая вот простая логика: эксплуатировать помещение мы будем по своему усмотрению, а за его состояние пускай отвечают другие, причем за государственный счет.

О дальнейшей судьбе этого уникального памятника мы справились в Госкомрелигии и выяснили, что вопрос пока не решен, но рано или поздно это сооружение будет передано в пользование общине, с «определенными ограничениями, поскольку речь идет о памятнике, — просто будет увеличено количество времени для служб». А вообще в Госкомрелигии уверены: заповедник и община обо всем договорятся. «Они и теперь успешно сотрудничают, — заверили нас, — мы их даже ставим в пример».

«Каковы же успехи сотрудничества?» — поинтересовались мы в Софийском заповеднике и получили вот какой ответ. Несмотря на просьбы музейных работников, в помещении Кирилловской церкви зажигаются свечи, во время богослужения прихожане обтирают и пачкают стены (напомню, речь идет не просто о «стенах», а фресковых росписях ХII в.), прикладываются к изображениям святых, в результате использования дьяконских дверей пострадали произведения Врубеля — отслаивается краска, разбилось стекло, в результате чего понадобилась срочная реставрация. «Клирики не до конца понимают ценность помещения, в котором правят, — сетуют сотрудники заповедника. — Они, например, обращались к администрации музея с просьбами записать «блеклые» фрески, сделать их «поярче». Они считают неуместными росписи Врубеля. Иконостас не соответствует канону...» Разумеется, с точки зрения церковника, тем более православного священника, «соответствие канону» — требование номер один. Но так случилось, что эти росписи и иконостас имеют не только (и уже не столько) церковную ценность, сколько ценность художественную и историческую. То есть, понимая точку зрения священника, не надо жертвовать и точкой зрения музейных работников — они, в конце концов, профессионалы, и заботятся о духовном наследии Украины не в меньшей степени, чем батюшка и его община. Отсутствие открытого конфликта между заповедником и общиной — скорее следствие принципиальной неконфликтности (или просто воспитания) обеих сторон. Но скрытый конфликт иногда хуже драки. Хотя Госкомрелигии с этим, скорее всего, не согласится. Его дело — выполнять указ Президента. Не взирая на лица, а также лики.

Такие вот превратности судьбы: «спорные моменты» реституции — отличный образчик того, что «духовное» — это не всегда «церковное», и наоборот. Как бы ни старались церковники и близкие к ним политики убедить нас в обратном. Неужели невдомек как «рядовым» священникам, так и архиереям, что таким образом они могут достигнуть только одного — конфронтации с внецерковным населением, в довесок к существующей конфронтации между прихожанами разных церков? Или они надеются на нашу «национальную особенность» — равнодушие к собственному наследию и решительную неспособность его защищать? Что ж, судя по всему, они не так уж неправы...