За «постперестроечное» время украинское изобразительное искусство претерпело кардинальные изменения. Долгие годы вынужденной стагнации сменились бурным развитием, которое вывело Украину на широкий простор современного мирового искусства, и произошло это благодаря тому, что в искусство пришло новое поколение внутренне свободных людей. В те годы главой молодежной секции Союза художников был признанный мэтр украинской современной живописи Тиберий Сильваши, во многом благодаря усилиям которого этот рывок стал возможным. Мы попросили его поделиться с нами мыслями по поводу истории, сегодняшнего дня и перспектив этого поколения в искусстве.
— Вы стояли у истоков новой волны украинского авангарда, начавшейся в 1987 году. Расскажите, пожалуйста, как все начиналось.
— Прежде всего, я бы терминологически иначе построил вопрос, потому что, на мой взгляд, авангарда как такового сегодня не существует; последним авангардным течением был минимализм и отчасти концептуализм.
— Правомочен ли в таком случае, на ваш взгляд, термин «новая волна»?
— Да, потому что пришло новое поколение, принесшее свой пластический язык, новое мировоззрение, мироощущение, новые взаимоотношения с миром. Это абсолютно новая волна. Многие говорят, что она закончилась, а я считаю — сейчас она в определенном смысле перегруппировывает свои силы. Художники заявили о себе и сделали очень много.
В 1987 году целая группа молодых художников, не представляя еще, куда они идут, совершила удавшуюся, на мой взгляд, попытку прорыва. Именно так я оцениваю выставку «Молодость страны», прошедшую в Доме художника осенью того года. На следующий год я собрал творческую группу, которая работала в Доме творчества в Седневе. Основу ее составляли художники, так или иначе уже проявившие себя на выставках. Этот первый Седнев был попыткой собрать людей, составлявших костяк поколения. Сперва там были только разговоры — необходимо было выговориться, найти какие-то точки соприкосновения. Одной из основных обсуждаемых категорий была категория свободы — свободы творчества, свободы личности. Тогда же возникла идея большой картины. Если повесить просто белый холст размером 150х150, то это будет только холст, а такой же, но пятиметровый — это уже концепция. И судя по тому резонансу, который произвела отчетная выставка группы, попытка удалась. На молодежной выставке 1988 года в Москве, которая традиционно была своеобразной проверкой, и где Украина хорошо прозвучала, наша экспозиция базировалась на седневских работах.
— А как потом из монолитного целого выделились разные направления?
— Стилистически «седневское» искусство было изначально неоднородным, и моя задача состояла не столько в том, чтобы учить художника, сколько докопаться до основы его дара, по сути, нащупывая то, что составит его талант, природу его творчества. Это были совместные поиски, и разделение началось на втором Седневе (1989). Ко времени третьего Седнева художники уже разошлись по группам. Я начал работать с теми, кого интересовали специальные проблемы живописи, а люди, которые занимались трансавангардными, постмодернистскими вещами, создали свое объединение. Вот так, по сути, произошло это разделение, и третий «Седнев» собирался уже под конкретную концепцию — то, что сейчас не вполне удачно называется «Живописная пластика». Сегодня мы наблюдаем то, что я бы назвал структурализацией художественной жизни. Если в начале 90-х годов можно было сказать, что художественная жизнь вращалась вокруг двух очень ярких явлений — «Живописного заповедника» и «Парижской коммуны», то сейчас вокруг них образуются другие.
— Однако пластиков продолжает устраивать чисто изобразительное искусство.
— Это момент определяющий. Можно сказать, что «Заповедник» и его круг — это художники, принципиально придерживающиеся традиции, но традиции в широком ее понимании. Так, для нас принципиальна установка на плоскость без выхода из нее. (Отсюда — сложные взаимоотношения с рельефом, так как выход на рельеф, по сути, уже выход из картины.) Сама картина — это плоскость, которая является окном в другое измерение. Не все то, что написано маслом, является живописью. Мы же делаем именно живопись. Живописец — это тот человек, при помощи которого цвет воплощает себя в мире предметных вещей.
— Если бы можно было сделать какой-то прогноз: существует ли некий вектор развития ситуации в изобразительном искусстве?
— Действительно, сейчас все в какой-то растерянности и непонимании того, что делать. Я думаю, что, если говорить о направленности, можно выделить два вектора. С одной стороны — освоение искусством новых технологий. Это направление с натяжкой можно назвать авангардом. С другой стороны — искусство, развивающее некие классические, устоявшиеся формы, становится «частным делом»: максимально свободным выражением индивидуальности, не ограниченным идеологией и стилевой нормой.
— Не могли бы вы рассказать о вашем новом проекте?
— Проект, который я готовлю уже несколько лет, — первая выставка нефигуративного искусства, которая, надеюсь, откроется осенью этого года в Украинском доме. Я еще не решил, назвать ли это искусство нефигуративом, или более традиционным словом абстракция, или каким-то совершенно новым термином, потому что ни то, ни другое, на мой взгляд, неточно в той ситуации, которая существует сегодня в мировом искусстве. Но дело в том, что сейчас это направление оказалось самым мощным в Украине, и вот возникла идея собрать всех его представителей. В эту выставку мы планируем включить серьезный ретроспективный материал. Каталог будет состоять из двух блоков: первый будет посвящен ретроспекции с документами, фотографиями, текстами, а второй отразит современный художественный процесс. Комиссаром современного отдела А.Соловьев, ретроспектива отдела — И.Панич; техническим директором будет И.Оксамитный, а куратором всей выставки — Сахарук. Поскольку мои работы будут на выставке, я не могу быть в составе оргкомитета.
Мы связываем с этой выставкой обширные планы: хотим дать ей статус международного биеннале нефигуративной станковой живописи.
Нефигуративная живопись Европы нуждается в своем форуме, и Киев достоин стать городом его проведения.