Как это все началось
Это довольно просто и банально и зависит только от того, как расставить акценты. Когда я только появился в Киеве, я понимал, что участие украинских художников в Венецианской биеннале это один из так сказать стратегических шагов. Для этого надо было только найти соответствующий момент. Но принимая во внимание структуру биеннале, то, что биеннале — официальная презентация, можно сказать, страны в целом, это нужно было решать через Министерство культуры — оно должно было брать на себя все организационные моменты. И мне казалось, что тогда было такое правительство и соответственно такое Министерство культуры, что я просто не верил в успех переговоров с ними и не пробовал поднимать этот вопрос. Контакты же с биеннале у меня были всегда. Очевидно, что пока участие Украины, с моей точки зрения, было нереальным, я не хотел говорить ни с кураторами биеннале, ни с президентом Паоло Бараттой. В предыдущей биеннале — в 1999 г. — часть стран бывшего СССР принимали участие: Эстония уже второй раз, Литва и Латвия — первый. И во всех этих странах это было организовано Центрами современного искусства Сороса. Просто потому, что это институты, готовые к такого типа действиям. Они естественно влились в этот процесс, были приняты, признаны, назначены кураторами и комиссарами. Та же ситуация была и раньше — с Хорватией, Словенией. И никто не видел в этом проблемы или угрозы. Представители Центров Сороса могли это сделать, потому что имели связи и знали, как работать на международных артфорумах без скандалов.
Но на прошлую биеннале мы не стали пытаться выйти, потому что были не готовы. И я начал серьезно думать о возможном участии в биеннале с начала 2000 г. — тогда я начал обсуждать эту возможность с коллегами, пока еще неофициально. И мы решили, что надо пробивать эту идею. Уже потому, что появилось правительство, которое само себя назвало правительством реформаторов. Где-то в начале года — приблизительно в марте — я встретился со Ступкой в театре им.Франко и разговаривал с ним в частности о биеннале. А потом состоялась выставка Энди Уорхола, которая оказалась этаким фейерверком, и на открытие этой выставки нам удалось пригласить и Ющенко, и Жулинского, и Ступку — они впервые были в наших стенах, увидели, что мы делаем. Это было в первых числах мая. А сразу после этого — 11 мая — я написал письма Жулинскому, Ступке о том, что нам пора бы заявить о себе на Венецианской биеннале. Это была первая попытка наладить официальный контакт по этому вопросу. Мне удалось встретиться и с Жулинским, и позже со Ступкой, я сказал им, что у нас есть такая возможность и грех ее не использовать. И после какого-то очередного разговора со Ступкой — а это был не один разговор — он хотел уже мне предложить быть комиссаром. Он говорил об этом на коллегии министерства. Но там одно из «дружественных нам» лиц заявило о том, что это могут неправильно понять, поскольку Онух не украинский гражданин. Но случилось еще и так, что Евген Карась стал советником министра.
В июне я был в Любляне на Манифесте. Там я долго беседовал о возможном участии Украины в биеннале с куратором Венецианского биеннале 2001 г. Гаральдом Земаном. И тогда я уже сказал ему, что Украина будет принимать участие. Хотя в тот момент не было еще ни комиссара, ни куратора, но было уже политическое решение об участии. Земану меня рекомендовали лучшим образом люди, уважаемые в мире, от них он знал, что со мной можно иметь дело. Мы обсудили с ним возможность участия по крайней мере одного украинского художника в международной выставке, которую делает в главном павильоне Земан.
Я вернулся в Киев и продолжал подталкивать эту идею — чтобы был наконец решен вопрос с комиссаром, куратором, письмами. Это затянулось где-то до середины июля по разным причинам. Ступка в это время уже принял решение о том, что комиссаром я быть не могу. Хотя бы потому, что комиссар — это политическая фигура. Это человек, которому доверяет министр. В то время как куратор — это фигура профессиональная, творческая. И в конце июля Ступка назначил комиссаром Карася. Но, как оказалось, этот приказ был написан не на таком, как надо, бланке. В министерстве, оказывается, есть для приказов специальные бланки, и если бланк не такой, как надо, даже подпись министра не сделает эту бумажку приказом. Из-за этого дело затормозилось, поскольку Ступка ушел в отпуск в августе. Приказ был недействительным, документы в Венецию отсылать было нельзя. И министр сделал этот приказ в должном виде только в конце августа.
После назначения Карась начал формировать совет, который, в основном, состоял из художников. И по крайней мере половина этих художников — потенциальные кандидаты на участие в биеннале. Потому, когда он советовался со мной, я предложил ему спрашивать мнение по возможности не у художников, потому что художники, конечно, будут предлагать того куратора, который наиболее вероятно будет представлять на биеннале их. То есть мне казалось, что он должен был консультироваться не у художников, а у искусствоведов, артменеджеров, и не только у наших — от Москвы до Нью-Йорка. Я знаю, он консультировался с Соловьевым, Сильваши, Савадовым, Тистолом, очевидно, Раевского в это время в Киеве не было. Спрашивал он и у меня. Но я считал, что с того момента, как министр назначил человека, ответственного за организацию, все это становится делом его и его совести. Я к тому моменту считал свою работу сделанной — я сдвинул это все с места.
В конце концов, Карась позвонил мне и сказал, что принял решение и что куратором проекта должен быть я. Это было решение комиссара. Я с ним согласился и после этого он официально предложил это Ступке. Министр согласился тоже и после этого было отправлено письмо Венецианской биеннале.
10 октября мы сделали первый пресс-релиз о нашем участии в биеннале и о приближающейся встрече в Венеции и разослали его. 12 октября мы получили ответ от Нелли Корниенко, руководителя Центра Курбаса и жены Леся Танюка. А 17 октября пришел факс с подписью Земана о том, что из письма, полученного из украинского парламента, за подписью Леся Танюка, они поняли, что Украина будет презентовать на биеннале проект «Интервалы», куратор Валентин Раевский. Земан спрашивал нас в своем письме, знаем ли мы об этом. Письмо было датировано 13 октября, то есть через три дня после появления нашего пресс-релиза. Для нас это был шок. Я перезвонил Танюку, и мы в конце концов договорились. Он сказал, что был не совсем информирован и отметил, что мы с ним не проконсультировались. Я не знал, что должен был, оказывается, консультироваться с паном Танюком — и он был не единственным, с кем я не проконсультировался... Он написал еще одно письмо, из которого следует, что он соглашается с назначениями Министерства культуры.
Что же произошло в Венеции?
На этой встрече присутствовал представитель посольства господин Пономарев. И как это было в Венеции — можно прочитать в докладной записке нашего посла в Италии пана Гудымы. Он описывает это как скандал. Я же могу сказать, что это выглядело трагикомично. Присутствовали представители 51 страны, от каждой выступало по одному комиссару и одному куратору, а от Украины было 5 человек. Когда очередь дошла до нас, я дал короткую информацию об участии Украины. Потом председательствовавший Баратта передал слово следующей стране, но пани Мазаева перехватила инициативу, стала говорить что-то об американской агрессии. А как она вела себя с господином Пономаревым — просто ужасно. И после ее выступления Пономарев сделал заявление, какое он и должен был сделать, чтобы как-то сгладить ситуацию — он не знал ни нас, ни наших оппонентов, но понимал, что подобные решения и назначения не входят в компетенцию комитета Верховной Рады. Все это выглядело и грустно, и комично.
Наши оппоненты
Их поведение нахально. Их аргументы смешны. Например, смешны их рассуждения о том, что я не могу представлять Украину, потому что я не украинский гражданин, что насаждаю тут какие-то страшные чуждые украинцам ценности. Смешно и то, что они считают себя классиками. Тистолу и Савадову 38—40 лет, и они «классики современного украинского искусства». Если так пойдет, то следующие классики будут двадцатилетними. Каждый может считать себя кем хочет.
Эти люди не знают, что такое хорошие манеры и воспитание. Они напористы и нахальны. Они сами муссируют конфликт. Надо называть вещи своими именами: если кто-то не умеет себя вести — он плохо воспитан. И от таких людей можно ожидать чего угодно. Но это не значит, что и я должен вести себя так же. Это как в дзю-до — надо использовать негативную энергию, инерцию атаки соперника. То есть они фактически своими действиями дискредитируют себя сами. Конечно, они будут стараться бороться с нами любыми средствами. Вот, написали на меня донос в фонд «Відродження» о том, что я не так организовал выставку во Франции, потратил какие-то деньги неизвестно на что…
Как должно было быть
Цивилизованно, профессионально, открыто для контакта — и это возможно. И только в этом случае мы сможем присутствовать на таких форумах. Я думаю, что в дальнейшем на следующие биеннале должны проводиться конкурсы. Ситуация с этой биеннале просто экстраординарная, потому что нет ни времени, ни опыта. Но уже на следующую биеннале нужно будет создать консультативный совет при министре культуры, который будет предлагать позицию комиссара. Министр может согласиться с предложением этой комиссии, а может и не согласиться — окончательный выбор все равно должен сделать министр. А уже комиссар выбирает куратора. Тот же в свою очередь поступает так, как ему удобнее: делает конкурс, выбирает по своему вкусу и т.п. В соответствии со своим профессионализмом и профессиональной ответственностью. Даже если его выбор кого-то не устраивает.
Дальнейшие шаги
Я собираюсь определиться и сообщить художнику и общественности о своем выборе где-то между 15 и 20 декабря. И будем готовить проект. Этот проект должен быть представлен оргкомитету биеннале до 31 марта.
Мне ничего не известно о возможном конкурсе, хотя слухи такие ходят. Но мне об этом не говорил министр, и комиссар об этом тоже ничего не знает. Я не совсем понимаю, что это должен быть за конкурс. Министр уже принял некое решение и должен его придерживаться. Хотя, конечно, я не удивлюсь, даже если за неделю до биеннале что-то нам поменяют — возможно все. Я не против конкурса, надо только понять, для кого конкурс, какова его цель, кто будет определять достойного и по каким критериям. Надежда, что конкурс нивелирует конфликт или еще какие-то проблемы, наивна — этим мы добьемся только того, что разделим ответственность на нескольких людей. Но ответственность должна быть персональной…