Читая в «ЗН» блестящие очерки профессора Марины Черкашиной о зарубежных оперных фестивалях, ставшие «топовым» событием в газетной музыкальной критике этого года, я невольно вспоминаю цикл статей Чайковского «Байрейтское музыкальное торжество», печатавшихся когда-то в «Русских ведомостях». Автор, сам часто выступавший с критическими статьями, сетовал на то, что критиками чаще всего выступают композиторы, которые навязчиво блюдут интересы своего цеха и выпячивают собственные вкусы и оценки. Сказано это было, когда во многих газетах России имелась постоянная колонка музыкальной критики, в которой даже рядовой симфонический концерт или оперный спектакль хронисты преподносили как целое событие. Сегодня ситуация уже давно так не выглядит. Ни в недавних номерах журнала «Музика», ни в последних сборниках «Українського музикознавства» мы не найдем среди авторов имен композиторов. Впрочем, названные издания являются узкоспециальными. И проблема состоит в том, что музыкальная тематика все с большим и большим трудом находит себе место на страницах общественно-публицистической прессы, которая от любого события требует в первую очередь пикантного светского соуса, а вовсе не глубины и взвешенности анализа, даже когда речь идет об академической музыке. Всегда ли было так?
Описывая трудности, связанные с проживанием и питанием огромного количества нахлынувших в Байрейт туристов, Чайковский, например, писал: «Я видел в Байрейте одну даму, супругу одного из самых высокопоставленных лиц в России, которая во все свое пребывание в Байрейте ни разу не обедала. Кофе был ее единственным пропитанием». Пикантная подробность. Безусловно. Но в каком контексте! Ведь в этой статье Чайковского в целом нет и намека на «светскую сенсацию любой ценой». А именно такая падкость на сенсации наиболее характерна для нашей современной прессы даже в тех случаях, когда она пишет об искусстве. Дело доходило до курьезов: в 1990-х годах в одной из киевских газет рецензия на премьеру «Пиковой дамы» в Национальной опере Украины сводилась… к подробному перечню всех представителей бомонда, посетивших этот спектакль! А в другой газете по поводу той же «Пиковой дамы» вышла «рецензия», сплошь содержавшая подробности истории создания оперы Чайковского. И лишь в конце было сказано: «Директор театра сообщил, что премьера прошла успешно» (?!). Причем материал был подписан журналистом, который искренне любит оперное искусство и действительно не пропускает ни одну премьеру. Наверное, печатное сообщение об оперной премьере волей автора имеет право то трансформироваться в репортаж, то превращаться в некую инструктивную заметку, напоминающую о деталях творческой биографии композитора. Но такие видоизменения жанра могут быть лишь исключением. Если же они начинают доминировать в общем информационном потоке, то мы в праве констатировать медленную смерть рецензии как одного из основных жанров газетной музыкальной критики. Ведь несколько ведущих профессоров-музыковедов — это особые авторы. Они не заменяют собой многочисленную армию разнообразных журналистов, пишущих о музыке. Ту армию, наличие которой и определяет меру музыкальности да и просто уровень культуры той или иной нации. Если говорить об Украине, то придется признать, что такая армия у нас пока не сформирована.
Вырождается и сам специфический стиль, свойственный газетной рецензии как наиболее демократичной форме музыкальной критики. Размыто толкование некоторых понятий. Например, не каждый из пишущих ясно себе представляет, какому понятию соответствует слово «примадонна». Недопустимым стало употреблять ряд выражений («открыть купюру», «взять вставную ноту», «снять каденцию» и т.п.), хотя и имеющих театрально-жаргонное происхождение, но столь необходимых для глубокого и обстоятельного критического анализа. Их попросту изымали из употребления за ненадобностью. И поэтому они на сегодняшний день уже мало понятны массовому читателю. А в области редактуры иногда происходят просто казусы. Так, в одном из материалов о юной Ольге Микитенко было употреблено выражение «эта двадцатидвухлетняя дива», которое волей литературного редактора почему-то превратилось в выражение «эта двадцатидвухлетняя дева». В течение последнего года больше всего в украинской прессе не повезло Джакомо Пуччини. В одной газете его окрестили романтиком. В другой — анонсировали спектакль Национальной оперы «Тоска», переведя его название как «Туга». В третьей — почему-то приписали перу Пуччини оперу Россини «Итальянка в Алжире». В четвертой — перепутали имя композитора.
Мнимой проблемой, зачастую тормозящей развитие музыкальной журналистики в современной прессе, является риск углубиться в специальную терминологию. Упоминания о всяческих «диезах и бемолях» по умолчанию считаются недопустимыми, так как они якобы мало понятны читателю. Тем более сегодняшнему читателю, который склонен искать преимущественно «развлекательную» суть в любом тексте, преподносимом средствами массовой информации. Возможно, эта позиция является следствием каких-то перемен в образовательном уровне читающей аудитории. Потому что газетная пресса дореволюционного времени нисколько не смущалась пассажей, содержащих некоторую долю музыкантской терминологии. Вот одно из весьма типичных выражений, касавшееся выступления Шаляпина в «Фаусте»: «Его смех на нижнем sol в Серенаде Мефистофеля был откровенно плох».
«Зрителя по-настоящему интересует только три вещи — кровь, секс и деньги», — с благостной улыбкой сообщил руководитель одного из модных телеканалов, предлагавший мне продолжить карьеру телеведущего. Трудно было соблазниться такой концепцией, и я оставил мысль о работе на телевидении. Но ничто так, как этот разговор, не объяснило мне вдруг суть многих метаморфоз, происходящих с читателем-зрителем-слушателем в нашей стране. Вот чем, оказывается, можно объяснить полную утрату прессой если не воспитательной, то хотя бы образовательной функции. Вслед за этим, видимо, последует и ослабление информативной функции. Так как основной ориентир на «информационные шоки», вызванные сообщениями об убийствах, коррупции и звездных секс-скандалах, приведет к тому, что информация сама по себе обесценится и станет лишь своеобразным инструментом для щекотания нервов уставшего после работы соотечественника.
Классическая музыка вряд ли вписывается в упомянутую триаду ключевых тем. Поэтому никто и не обеспокоен усовершенствованием методов изложения музыкально-критической информации. Неужели мы зашли в безнадежный тупик, и наступила пора признать полную ненужность музыкальной критики если не для читателя, то, по крайней мере, для самих СМИ? Думаю, ситуация не покажется столь безнадежной, если попробовать определить роль музыкальной журналистики, по большому счету — ее сверхзадачу. Читая в прессе об оперной премьере или концерте, читатель получает шанс приблизится к чему-то, до чего у него «не дошли руки». Таким образом, ему предлагается окинуть взглядом некий горизонт искусства, а затем сделать свой выбор, сформировать определенное суждение, что-то запомнить или просто принять к сведению прочитанное. Но в результате должен произойти эффект, при котором в дальнейшем читатель оставит за собой право посетить тот или иной спектакль или концерт. Так же, как за ним в течение всей жизни остается право снять или не снять с полки какой-нибудь том Шекспира. Иметь такое право — одна из определяющих прерогатив взрослого мыслящего человека. Такой человек должен постоянно получать информацию обо всем лучшем и значительном в искусстве, дабы не утратить право делать свой выбор. Выбор из пестрой череды явлений и фактов, о которых он узнает именно из прессы.
В печатных выступлениях о музыке возможны, в первую очередь, два подхода к изложению материала. Биографическо-описательный (очерковый) и оценочно-аналитический (рецензионный). Каждый из них претерпел свои изменения и сейчас мыслится уже не так, как это было возможно раньше. В советское время биографический аспект очерковости был «стерилизован» до предела. Можно было подумать, что артист — это существо без пола и возраста, лишенное каких бы то ни было человеческих качеств, характера и личной жизни. Раскрепощенность, которой ознаменовались 1990-е годы, привела к новому крену в этой области. Все личностное и человеческое, что рассказывалось в прессе об артистах, приобрело «желтый» оттенок. И предпочтение оказалось за компроматом и негативом. Что же касается «оценочности», то она тормозилась двумя обстоятельствами. Кроме упомянутого страха перед специальной терминологией, раньше мы наблюдали еще и безмерный пиетет перед званиями и наградами. Ведь если кто-нибудь носил, например, звание народного артиста СССР, это уже автоматически означало, что в прессе критические выпады против него невозможны. Теперь, казалось бы, возможно все. Но критическая мысль не всегда спешит устремиться по этим открывшимся путям. Так как в водовороте прочих социальных преобразований пресса с неожиданным прилежанием усвоила и правило «кроваво-сексуально-финансовой триады», что в значительной степени снизило актуальность любой конструктивной музыкальной критики.
И все же дело не только в том, чтобы осмыслить место музыкальной критики в мире журналистики. Хорошо бы иметь и кадры, способные этот жанр воплощать. Должен ли музыкальный критик непременно быть профессиональным музыкантом? Разумеется, нет. Но в нем должно быть что-то такое, что давало бы ему право голоса в дискуссиях о музыке. Иначе мы рискуем слишком далеко зайти. И без того ляпсусов в этом жанре (как бы худо-бедно он на сегодняшний день ни развивался) встречается предостаточно. Такие перлы я стараюсь коллекционировать. Вот лишь несколько из них. В начале рецензии на концерт одной замечательной киевской пианистки автор, подчеркивая творческое начало в ее интерпретациях, пишет: «Ведь техника — точное воспроизведение одной восьмой или одной шестнадцатой нотного интервала — это лишь повод к выражению, но не результат, не итог». Вчитываешься в эту фразу и понимаешь лишь одно: автор в погоне за наукообразным изложением обнаруживает полное непонимание таких понятий элементарной теории музыки, как длительность и интервал. Но, к сожалению, совершенно об этом не догадывается и в дальнейшем тексте допускает ряд столь же небесспорных «шероховатостей». Полярная противоположность такому претенциозному изложению — «святая простота» некоторых юных авторов, пытающихся под соусом демократичного изложения профанизировать сам жанр музыкальной критики. В отзыве на премьеру «Риголетто» в Молодой опере, сочиненном другой жрицей Пера и Слова, читаем: «В антракте нашла афишу, которая мне немного раскрыла глаза: выяснилось, что написал оперу Джузеппе Верди, а Риголетто — это вовсе не направление в музыке, как я поначалу думала, а главный герой…»
А каково же у нас состояние дел с журнальной прессой, пишущей о музыке, в том числе — хотя бы частично — о классике? Кроме журнала «Музика» можно было бы назвать исчезнувший «Новый rock’n’roll», почивший в бозе «Галас», еще существующую, но испытывающую немалые финансовые трудности «Ноту». Это почти все, если не считать еще журнал-призрак «Музыкальный клуб», выпустивший в 1996 году всего лишь один довольно сумбурный номер. Иногда о классической музыке пишут журналы не сугубо музыкальной, а общекультурной направленности. Среди них — выходящая с прошлого года «Большая игра». В ее последних номерах вышли блестящие очерки Владимира Лозового о Вильгельме Фуртвенглере, Димитри Митропулосе, Кэтлин Ферриер. Этот неожиданный прорыв выглядит счастливой случайностью и оставляет надежду на то, что авторы и издания, небезразличные к классической музыке, все равно будут пробивать себе дорогу к читателю. Существует у нас еще и «Українська музична газета», но в силу своеобразной периодичности и малого тиража она совершенно незаметна на украинском газетном рынке.
Несмотря на все описанные проблемы, есть все-таки у нас сферы, в которых музыкальная критика хоть в какой-то мере делает погоду, или, по крайней мере, не остается незамеченной. Свидетельством тому является выступление генерального директора Национальной оперы Украины Петра Чуприны на первом в текущем сезоне общем собрании труппы театра, прошедшем 3 сентября. В своем выступлении директор обнаружил немалую осведомленность по поводу критических публикаций в адрес театра и уделил некоторое внимание проблеме «неизбежной заангажированности» любой музыкальной критики. Была даже высказана мысль о том, что и самой-де Национальной опере неплохо бы иметь «своих» критиков (которые, надо полагать, были бы максимально лояльны по отношению к театру). Что ж, возможно, процесс позиционирования музыкальной критики переходит в активную фазу. Хотя не скрою, я хотел бы посетить то загадочное «бюро вербовки», которое якобы активно заказывает журналистам критические статьи о Национальной опере. Но боюсь, что эта призрачная структура существует лишь в сознании дирекции нашей оперы.
И все-таки давайте смотреть в будущее с оптимизмом. Мы мало что приобрели на фронте музыкальной журналистики, но и фатальных потерь пока, к счастью, не понесли.
Иван ГАМКАЛО, народный артист Украины, дирижер Национальной оперы Украины
— Я оцениваю состояние газетной музыкальной критики как негативное. Сейчас пишут люди, которые не имеют музыкального образования, не имеют понятия о предмете. Я не видел ни единого анализа исполнения крупных симфонических произведений, например симфоний Малера или музыки, звучавшей на берлиозовском фестивале или фестивале Крайнева. Музыкальная критика имеет различные направления. Это — и специальное, аналитическое, и общеознакомительное, информационное. Но бывают и дифирамбы. Бывают и статьи «на заказ», в которых хвалят или критикуют тех, «кого нужно». У нас нет системы освещения музыкальных событий, фестивалей. Роль критики — это и помогать исполнителям, высказывать свои пожелания молодежи. Ведь часто бывает, что певец берется за тот репертуар, который не предназначен для его голоса. Или имеет какие-то проблемы со звукоизвлечением, форсирует голос, детонирует. На это было бы нелишним указать в критических материалах. Что нам необходимо? Нужно, во-первых, сделать музыкальную журналистику затребованной. Во-вторых, необходима ее материальная стимуляция. В-третьих, музыкальная журналистика должна формировать вкус.
Лариса ИВЧЕНКО, музыковед,
кандидат искусствоведения, заведующая отделом
формирования музыкального фонда
Национальной библиотеки Украины им. В.И. Вернадского
— К сожалению, сейчас в Украине нет какого-либо постоянно выходящего журнала, который помещал бы не очень серьезные критические разработки, а популярные статьи о классической музыке. Украинский журнал «Музыка», по общему мнению, является слишком маленьким по объему и выходит слишком редко — раз в два месяца. Ведь российская «Музыкальная жизнь» выходила, например, дважды в месяц. Поэтому украинские музыкальные журналисты вынуждены печататься почти исключительно в газетной периодике и делать свои выступления в прессе уж очень популярными, приправляя их элементами скандальности или нелепыми заголовками. Иногда наши музыкальные журналисты печатаются в толстых журналах, но такие публикации невозможно предвидеть и они часто не попадают на глаза того читателя, которому они были бы интересны. Если так пойдет и дальше, то профессия музыкального журналиста просто исчезнет.
Евгений ГРОМОВ, пианист,
лауреат премии им. Л.М. Ревуцкого
— Я просто не припомню статьи музыкальной направленности, которую я дочитал бы до конца без ощущения тошноты. Резкие вспышки публикаций сразу после проведения очередного фестиваля типа «Премьер сезона» или «Киев Музик Феста», написанных студентками для зачётов, ни в какой расчёт браться не могут. В основном в них практикуется простое перечисление состоявшихся акций (как правило, невероятно панегирическое и хвалебное). Никто почему-то ни слова не напишет о том, что на открытии «Киев Музик Феста», во время премьеры очередной симфонии Сильвестрова в самом разгаре была развязная пьяная гульба в поддержку одного из кандидатов в президенты на Европейской площади. Причем слушатели и исполнители, не говоря уж об авторе, дрожали от бессилия и возмущения. Никогда я не видел никакой открытой полемики по принципиальным творческим, репертуарным, идеологическим и другим вопросам. Никогда не прочтёшь и подробной аналитической статьи (редакторы газет и журналов говорят, что это, дескать, никого не заинтересует и для этого существуют специализированные журналы.) Если бы меня попросили поставить диагноз состоянию современной музыкальной журналистики, я бы ответил фразой из медицинского анекдота: «Больной скорее мёртв, чем жив».