Ничто не наносит театральной премьере такого ущерба, как предварительная «раскрутка». На этой мине подрываются самые модные и успешные деятели смежных профессий: они приходят в театр со своим уставом и пытаются жить по законам, отлично работающим там, откуда они пришли, однако театр — вещь глупая, старомодная и упрямая. В прошлом году Олег Меньшиков со своим «Горем от ума», а теперь вот известный клип-мейкер Юрий Грымов с «Дали» сделали все, чтобы благополучно провалить свои премьеры в журналистской среде. Для театра заниматься активной саморекламой — значит вести себя вызывающе и нарываться на неприятности, которых могло не быть.
С другой стороны, и Меньшиков, и Грымов абсолютно правы. За полчаса до премьеры «Дали» самые дешевые билеты у спекулянтов шли по 400 рублей за штуку. О спектакле знали, его ждали, к нему заранее готовились как к событию шумному и престижному. Собственно театральную часть публики составляли приверженцы очень популярного и вполне уважаемого стиля — конъюнктурного авангарда. Но в целом аудитория подобралась посторонняя, свободная и преимущественно молодая. В поисках воспрявшего после кризиса немногочисленного молодого среднего класса следует отправляться именно на премьеру к Грымову.
У Грымова есть свои милые слабости. Например, ему скучно просто снимать фильм или делать спектакль, вокруг этого надо непременно развернуть определенный «экшн». В фойе вахтанговского театра (по которому, не по фойе, а по театру, создатель «Дали» не ровно дышит — главную роль в его киношной «My—My» исполняла Людмила Максакова) зритель мог приобрести майки, сувениры, гигиенические пакеты «от Грымова» с призывом: «Не сдерживайте свои эмоции!», а также огромное количество печатной продукции, напрямую связанной с выходом «Дали». Полиграфический бум с головой выдал все комплексы несчастного режиссера, который, очевидно, так трясся перед премьерой, что не только заранее все о ней объяснил, но даже попытался спрогнозировать будущие критические отклики. Грымова становится ужасно жаль и хочется сказать ему проникновенным голосом: «Не дрейфь, малыш, ты поставил хороший спектакль. Тем более для дебюта. Это и стильно, и красиво, и неглупо, и занимательно. Актрисы у тебя играют достойно, пространством ты владеешь замечательно, а неизвестный доселе автор, откопанный тобой среди собственных студентов на рекламных курсах, — классный стилист, и слушать его текст приятно, несмотря на обилие физиологического лексикона...».
Вот в сущности и все. Автор пьесы — армянин из Тбилиси Леван Варази, 22 (прописью: двадцать два) года проучившийся во ВГИКе, написал умную (иногда до скучноты умную) пьесу. Варази явно хорошо владеет и предметом, и литературным русским языком. Четыре актрисы — Наталья Коляканова («Школа драматического искусства»), Ирина Купченко (свободная звезда), Дарья Белоусова («Эрмитаж») и Наталья Вдовина («Сатирикон») — поочередно вживаются в образы Сальвадора Дали и его жены и музы Галы, причем Коляканова — лучший Дали, Купченко — лучшая Гала, а две остальные актрисы скромно работают на подхвате. Смысл исключительно женского состава, кажется, не столько в том, что Дали — бисексуал, сколько в том, что он андрогин, мужского и женского в нем поровну, а значит, поровну и того, и другого должно быть и в Гале. В принципе «Дали» мог бы разыгрываться и четырьмя мужчинами, но только в том случае, если бы его ставил Виктюк.
Сценография, в основном принадлежащая Грымову, очень эффектна, хотя, конечно, стилизовать пространство «под Дали» — несложное и благодарное занятие. Действие происходит на красном в золотых обивочных гвоздиках диване, который беспрестанно меняет конфигурацию и размеры: то дается в перспективе, то съеживается до состояния кресла и ездит по сцене, тихо гудя моторчиком... Свет, цвет, рок, бьющих по ушам, голографические примочки, огненные фейерверки, позы и повороты, крики и кувырки, эксцентрика и экзотика — это интересно. Еще интереснее основная идея Варази и Грымова: «Драма Сальвадора Дали в том, что у него не было никакой драмы». На этот парадокс, как на шампур, удачно нанизывается расползающийся сюжет. Более того, в огромном зеркале судьбы Дали могут разглядеть свои скромные отражения и сам Грымов, и многие из гостей, посетивших его премьеру. То есть ищешь человека с большими усами, а находишь человека с большими деньгами, бакенбардами, эспаньолкой и в золотых штанах (именно в таком «прикиде» постановщик выходил на поклоны).
Впрочем, у Грымова на протяжении всего спектакля ноги разъезжаются между лодкой и берегом. Вроде бы он намекает, что драма все-таки существует и называется общедоступностью и общепродажностью талантливого человека. Не трагедия, не будем преувеличивать, но, безусловно, драма. Однако ближе к финалу актуализируется вторая часть парадокса: никакой драмы нет. Дали рисовал, что хотел, и Грымов снимает и ставит, что хочет. Это ли, помилуйте, не счастье — заниматься тем, на что толкает тебя натура, да еще получать за это деньги?
Что касается смелостей и вольностей, то ничего экстраординарно неприличного в спектакле нет. Ну пара десятков вульгарных слов, смело озвучиваемых нежными женскими голосами. Это эпатаж милый, цивильный, культурный. Вообще драма наших общепризнанных эпатажников заключается в том, что у них кишки (или что-то другое) тонки для настоящего эпатажа.