При встрече с этим актером буквально у всех оживляются лица и в глазах вспыхивает восторженный вопрос: «Неужели он?» Популярность его огромна, любовь зрителей безгранична. И хотя актер вспоминает с улыбкой, как бывало путали его с Сергеем Бондарчуком, а когда-то и с Брежневым, не может он пожаловаться на отсутствие внимания. Где бы ни появлялся, разносится уважительный шепот «Банионис, Банионис...»
Господин Донатас Банионис не был частым гостем Украины и в советские времена, теперь же все усложнилось наличием границ, поэтому особенно ценной и теплой оказалась теперешняя встреча с артистом, приехавшим в Украину для участия в работе жюри Международного театрального фестиваля античной драмы «Боспорские агоны» в Керчи. Ну как было не воспользоваться возможностью пообщаться с кумиром миллионов зрителей! Банионис поседел, но такой же обаятельный, с мягкой ироничной улыбкой и мудростью взгляда. И не верилось, что в прошлом году Донатас Юозович отпраздновал свой 75-летний юбилей.
Да, да. Праздновали и в Литве, и в Санкт-Петербурге был творческий вечер. А Борис Ельцин наградил орденом Дружбы народов, самый дружественный орден. Подумал тогда, наверно, что-то все- таки сделал для искусства. И если меня где-то узнают, приветствуют, значит, думаю, сумел вложить в своих героев такие черты, благодаря которым зрители полюбили меня, актера.
— Что вас связывает с Украиной, приходилось ли приезжать в Киев?
— В Киеве бывал на гастролях с театром, встречался с украинскими кинозрителями. Как-то на фестивале видел ваш театр имени Ивана Франко, познакомился с прекраснейшим актером Богданом Ступкой. Слышал, он стал министром культуры. Это непросто для артиста, большая нагрузка и ответственность.
— А в Керчи раньше никогда не бывали?
— Вообще Крым для меня всегда ассоциировался с Ялтой, часто бывал на киностудии, снимался. Но то, что увидел в Керчи, меня совершенно поразило. Я объездил почти весь мир, но тут ощущается глубина веков. Рад, что на старости лет Бог ли, судьба или мои друзья дали мне возможность по- знакомиться с этим чудесным краем.
— Работа в жюри театрального фестиваля для вас не нова?
— Много езжу на различные фестивали в Москву, Санкт-Петербург, Германию, рад любой возможности увидеть что-то новое. Быть в жюри, судить — очень непросто. Я столько лет проработал в театре под руководством выдающегося мастера театра Юозаса Мильтиниса, сложились определенные взгляды на театральное искусство. Когда надо выносить вердикт, не иду на компромиссы, и у некоторых это вызывает недовольство. Но езжу с большим удовольствием: могу увидеть новые театры, спектакли, узнать, что сейчас происходит в театральном мире. Не все мне нравится, но все-таки хорошо, что могу поделиться своими мыслями, часто нахожу много полезного для себя, для своей актерской профессии.
— Вы посвятили свою творческую жизнь одному театру, Паневежисскому. Принято считать, что вы актер Мильтиниса, который создал этот театр, он сделал вас, он ваш учитель.
— Я пришел в театр выпускником керамической школы в 41-м, мне было 17 лет, хотел быть артистом. Мильтинис вернулся в Литву в 38-м, получив образование во Франции, где его друзьями были Жан Луи Барро, Мадлен Рено, Жан Вилар, Пикассо, и, конечно, хотел уехать обратно. Помешала война, потом Красная армия оккупировала Прибалтику и новые власти предложили Мильтинису на базе студии создать в Литве новый театр. Поскольку в Вильнюсе, Каунасе театры уже были, Мильтинис выбрал Паневежис. Мы-то думали, что сформируем тут труппу, поработаем год-два и переедем в большой город, но остались навсегда. Как Робинзонов выбросили нас на остров, надо было жить, и мы жили, работали. Все было — и закрывали нас, и Мильтириса выгоняли из театра за космополитизм, потом вернули, звание народного артиста СССР присвоили и орден Ленина дали. В общем, непросто было. Но я проработал с Мильтинисом с 1941-го по 1980-й. Он для меня и отец, и учитель.
— Творческий метод Мильтиниса в чем-то кардинально отличался от почерка других режиссеров. В чем была его загадка?
— Для меня как актера важен хороший режиссер, который увидит во мне то, о чем я могу даже не подозревать. Мне не интересен режиссер, который творчески не выше меня. Он должен быть умнее, увидеть мои возможности, направить и тогда мы вместе выдадим результат. Все это было у Мильтиниса. Я с ним никогда не спорил, только переспрашивал, советовался, старался вникнуть, и он так раскладывал весь спектакль и роль, что получался замечательный, стопроцентный творческий результат. Навсегда запомнил его фразу, которой руководствуюсь и поныне: «Художник должен искать не новое, а вечное».
— А что для вас «вечное»?
— Это вечные вопросы бытия. Они в десяти заповедях Господних. На них человечество всю свою историю пытается ответить. Эти же вопросы художественно поставлены в произведениях Софокла, Шекспира, вспомните Гамлета — «Быть иль не быть?» Актеру нужно так играть, чтобы зрители задумались, почему, как мы живем! Так что не новое, а вечное. И традиции — это то, что внутри нас, нечто истинное.
— В театре главным человеком для вас был Мильтинис, а в кино — кто «создавал» Баниониса-киноактера?
— Конечно, в первую очередь Жалакявичюс. Когда я впервые снимался в его «Адам хочет быть человеком», о кино вообще мало знал, перед камерой только кривлялся. Но Жалакявичюс очень умный режиссер, он знал, что со мной нужно делать. Да и не только со мной. В то время он вывел на большой экран хороших артистов, у которых сложились творческие судьбы — Адомайтиса, Виткуса, Будрайтиса, Норейку. Во втором его фильме — «Хроника одного дня» — я уже стал чувствовать, что к чему, понял, что такое короткий кадр, как он должен монтироваться со всем фильмом. Убежден, успех кинофильма — удача режиссера. Я никогда не сделаю творческого открытия сам, буду просто повторять наработанные штампы, а с хорошим режиссером успех обязательно будет. Ну и, конечно, один из сильнейших фильмов Жалакявичюса «Никто не хотел умирать». Вообще в кино я сыграл более 60 ролей, в театре 100, но ведь по-настоящему больших ролей немного. Впрочем, все роли и не могут быть удачными. Большим счастьем была работа с Андреем Тарковским в «Солярисе», с Саввой Кулишом в «Мертвом сезоне». Только со временем понимаю, какие это большие художники. И Швейцер, и Козинцев...
— А какое самое счастливое событие в вашей творческой жизни?
— Самый счастливый день был, когда я попал в театр, встреча с Мильтинисом.
— Вы «общественный» человек?
— Нет. Хотя и в партии был, и депутатом Верховного Совета СССР, и директором — художественным руководителем театра был. Но это все было наносное, временное. Тогда лучше было согласиться, чем лишиться работы и вообще всего. Меня никогда не интересовали политические игры. Моя идеология — творчество, единственная партия — человек. Для артиста самое главное — хорошо играть.
— Как протекает ваша теперешняя жизнь? Продолжаете играть в театре, сниматься в кино?
— Сейчас другие времена, другие условия. В кино есть работа, хотя положение кинематографа известно какое. Снимаюсь в Москве, уже три года в большом историческом фильме, где играю шведского посла княгини Ольги у режиссера Мансурова. В театрах Литвы тоже многое изменилось, старые мастера ушли, пришло новое поколение. Играю в Паневежисском театре, где есть пять моих спектаклей, но той режиссуры, которая устраивала бы меня, уже очень мало. Сейчас в моде все авангардное, не традиционное, но зачастую все эти выдумки только для того, чтобы прикрыть собственное режиссерское неумение, бесталанность, беспомощность. Авангард — не высокий уровень искусства, скорее совершенно наоборот. Паневежис уже не держит, хотя я остался единственным почетным гражданином города. Мильтиниса в театре нет, да и театр уже не тот. Мне всегда был близок театр Товстоногова, Любимова, Ефремова, но где они, их театры? Все в прошлом. И нет сейчас театра, о котором бы я хотел сказать, что он мой. Сейчас подписал контракт с Вильнюсским национальным. В спектакле о Генделе и Бахе, поставленном режиссером Раймундасом Банионисом, я играю с Регимантасом Адомайтисом. Не знаю, может быть, это будет какой-то новый виток в моей жизни, творчестве. Оглядываюсь назад, прожита интересная, насыщенная жизнь, сколько перечувствовано, переосмыслено, события человеческие переплетались с событиями искусства. В каждой роли хотел докопаться до сути, до настоящего. И до сих пор, помня Мильтиниса, продолжаю искать не новое, а вечное.
Вот такой он, сегодняшний Донатас Банионис. Молодость, зрелость, пик популярности, множество фильмов и спектаклей, оглушительный успех — все это хоть и позади, но никуда не девается. Все оно с Донатасом Юозовичем, в его душе, памяти, в памяти его зрителей.