17 апреля состоялось открытие V Международного конкурса юных пианистов памяти Владимира Горовица. В самом начале церемонии был показан видеоролик по мотивам книги Юрия Зильбермана и Юлии Смелянской «Киевская симфония Владимира Горовица». После фильма публике представили членов жюри, а затем состоялся концерт, на котором выступали лауреаты предыдущих лет — Александр Пироженко и Александр Гаврилюк. К сожалению, в концерте из-за болезни не смог играть Александр Гринюк.
В целом после регистрации изменилось число конкурсантов. По новым данным, в состязаниях примут участие 84 пианиста, причем в старшей и младшей группах представителей зарубежных стран, вопреки прогнозам, оказалось значительно меньше, чем украинских претендентов. В средней — 17 иностранцев и 16 граждан Украины.
В этом году решение общей конкурсной программы выглядит достаточно аскетическим. Всего один концерт в рамках акции. На следующий день после открытия в филармонии вместе с Национальным симфоническим оркестром Украины под руководством Владимира Сиренко выступал один из классиков отечественной фортепьянной школы Николай Петров. Музыкант играл на инструменте фирмы Зайлер, что наложило особый отпечаток на его интерпретацию этих сочинений.
Особенность звучания зайлеровского инструмента вполне вписалась в контекст «аналитического» стиля игры Петрова. Придала его «инженерной логике» особую игривость и даже озорство. Концерт Моцарта чем-то напоминал калейдоскоп из наивных детских песенок, в зеркалах которого иногда отражалось будущее — откровения Шуберта и патетика Бетховена. Музыка Рахманинова, возможно, вследствие опять-таки специфики инструмента, местами казалась несколько «суховатой».
14 апреля Николаю Арнольдовичу исполнилось 60 лет. В связи с юбилеем «Известия» опубликовали с ним интервью. Музыкант достаточно резко высказывался о конкурсной системе вообще, и, в частности, присвоил конкурсу им. П.Чайковского статус самого криминального за всю историю конкурсов. После такого публичного выступления приезд пианиста в Киев, да к тому же в качестве гостя международного конкурса, нуждался в комментариях.
— Николай Арнольдович, вы согласились дать концерт в рамках V Международного конкурса молодых пианистов памяти Владимира Горовица. Не означает ли это, что в ваших глазах киевский конкурс имеет иную репутацию, нежели другие?
— Нет, не означает. Все везде корумпированно. Единственное, за что я благодарен конкурсу, так это за то, что он открыл Сашу Гринюка. Слежу за его выступлениями, и сегодня его практически «усыновил». Он, безусловно, перспективный пианист, а о том, что творится в жюри, я не в курсе, но знаю — на этом конкурсе играют ученики членов жюри. А коль так, уже не может быть объективности — своя рубашка всегда ближе к телу. Даже не голосуя за своих, вы можете «опустить» двух-трех потенциальных противников. Механика очень проста. Если есть три члена жюри, которые думают одинаково, — дело сделано, два — тоже можно, но это сделать труднее.
— Значит, приезд в Киев и конкурс можно «развести по разные стороны»?
— Нет, это связано. Более того, меня очень интересует этот конкурс. В нем должен играть один молодой человек (сразу предупреждаю, не мой ученик), которого я пригласил участвовать в своем Кремлевском фестивале. Он очень интересный, и абсолютно не заслуженно задвинут на самый край. С выдающимися виртуозными данными, он сейчас работает концертмейстером Астраханского музыкального училища.
— Ваш фестиваль был запланирован на апрель, он уже прошел?
— Да, причем это был уже четвертый. Задача моего фестиваля — открыть какие-то новые имена. Это могут быть и молодые исполнители, но это могут быть и люди, у которых не хватило собственных сил пробиться на сцену, и которым мы пытаемся помочь.
— Вы неоднократно говорили о необходимости эмоций в музыке. Не означает ли это ограничение репертуара современного пианиста исключительно классикой?
— Не имею ничего против современной атональной музыки. Считаю, когда в музыке появляются ограничения, — кончается творчество. Когда нужно вместить вашу душу в какие-то рамки, сделать это очень и очень трудно. Иное дело, когда эмоции приходится скрывать. Например, японцы очень эмоциональные люди. Посмотрите их фильмы, театр кабуки, который во многом перекликается с греческим театром. Посмотрите на экзальтированные лица, выразительные фразы, очень яркие, громкие крики. У каких-то народов принято выплескивать эмоции наружу, у каких-то — носить в себе.
— Но бывает так, что пианист выходит на сцену и начинает «вкладывать» эмоции в игру. Получается достаточно вульгарно...
— Эмоции — не сметана. Их нельзя «вкладывать». Это значит играть с самим собой в поддавки. Эмоции — вещь, которая должна происходить вне вас, и, чтобы не превратиться в безобразие, должны быть контролируемы. Между подлинной эмоциональностью и хулиганством на сцене дистанция невелика.
— Как вы подбираете свой репертуар? Обновлялся ли он за последние три года?
— Поводом к составлению программы может быть и дата, и люди, и организации, и оркестры, которые просят заранее выучить какие-то сочинения. Каждый раз бывает по-разному. И в жизни тоже. Но если взял какое-то сочинение в свой репертуар, это значит оно меня заинтересовало. Что касается нового, за последние четыре сезона это 17 концертов Баха. Я переиграл всего Баха, в этом году — последний концерт для скрипки, флейты и клавира. Кое-что записано. Сейчас хочу взяться за Моцарта. Пойти к юности и в какой-то момент остановиться. Первые девять моцартовских концертов безусловно хороши, но это все-таки еще ребячество. Работы много.
— Вы воспринимаетесь как носитель определенных традиций русской музыкальной культуры. Что вы думаете об аристократизме?
— Можно быть чрезвычайно артистичным подлецом и очаровательным мерзавцем. Мы это достаточно часто встречаем. Понятие «аристократии» — вторично. Кстати, у меня никакого аристократичного бек-граунда нет. Мой дед, великий певец Василий Родионович Петров, вышел из семьи сапожника, из маленькой украинской деревни. А со стороны мамы — цирковые артисты в четвертом поколении, так что ни о каком аристократизме речи не шло. Если вы хотите спросить по поводу понятия культуры и могу ли я считать себя человеком интеллигентным, то вряд ли вам кто-либо скажет «Я — культурный». Если может сказать, никакой культуры уже нет. Знаете, когда вы получаете права и выезжаете на машине, у вас ощущение, что никто лучше вас машину не водит. Это все чувствуют. Но эйфория, телячий восторг закончится на первом же столбе. Неминуемо въедете, если вовремя себя не окоротите.
У нас, к сожалению, все обстоит именно так. Мы живем в нечистоплотную эпоху, в которой не существует сдерживающих центров. Люди достигают своей цели, карьеры, не брезгуя ничем. Например, я вот пожелал жить в этом доме, потому обращусь ко всем знакомым, найму омон. Он придет и всех прежних владельцев и претендентов втопчет в грязь. А потом приду, сяду и скажу: «Это мое». Но лично я как раз и не приду, но случаев таких немало. Вот в этом беда, я думаю, и России, и Украины. В меньшей степени эта проблема есть на Западе. Но там очень сильна юриспруденция и суды. А у нас стопроцентная коррупция власти. Найти честного судью и защитить свои права сейчас практически невозможно. Вот поэтому у нас так вольготно живется бандитам. Законы устроены так, чтобы прохвосту было легче уйти от ответственности, а человеку порядочному — еще труднее найти правду и добиться справедливости.
— Получается очень безнадежная картина...
— А у меня никаких надежд, никакого восторга по поводу будущего нет.
— А что делать?
— Ничего. Донашивать, что есть. Как в старом анекдоте.
— Часто людям доставляют радость всевозможные увлечения. Расскажите о ваших хобби?
— Мои увлечения закончились. Я собрал гигантскую коллекцию видео. Наверное, тысячу-полторы кассет. И вот недавно все подарил. Это были копии, которые я переписывал. Сейчас все стало доступно, и я понял, что мои «коллекционные» фильмы никогда уже смотреть не буду... Какое-то время увлекался гжелью. Безумно люблю ее, а сейчас просто не остается для этой коллекции места.
Я все больше ценю просто состояние покоя и удовлетворения. Очень хочется прийти, сесть в кресло и сказать: «Хорошо-о... Удобно-о... Комфортно-о-о!». Сесть за стол, и сказать: «Чудесно, изысканно!». Посмотреть на природу: «Красиво... Замечательно!», — то есть получить удовольствие. Я гедонист. Есть такое направление в философии. Давайте вспомним философию коммунизма, и христианская вся на крови, и фашистская. Там, где начинаются опыты с человеческими существами, получается кровь. А гедонизм — вполне безобидно.