Любой человек, мало-мальски знакомый с отечественной арт-жизнью, может подтвердить: вокруг картин киевской художницы Евгении Гапчинской возник просто-таки мини-бум. Или макси-бум… Это уже с какой стороны посмотреть на ее живопись. Но факт остается фактом: только за последнее время ее работы пополнили коллекции практически всех украинских светских персонажей. От Софии Ротару до Юры Горбунова. Это, конечно, не художественный критерий. Однако, полотна Евгении и впрямь скрывают некую интригующую тайну. Многие ценители находят в них едва ли не «рецепт счастья». Эти очень добрые полудетские картины — с сонмом ангелоподобных существ — дарят хорошее настроение. Они излучают сугубо положительную энергетику. Не зря, должно быть, художница сама же себя и назвала «поставщиком счастья № 1». В общем, «ЗН» пришлось отправиться за этими «поставками» на улицу Михайловскую — в персональную галерею одной из самых модных ныне украинских художниц.
— Евгения, а вы сами-то как объясняете свою нынешнюю бурную популярность в светских кругах? Почему вдруг такой ажиотаж вокруг детского, трогательного, слегка наивного искусства?
— Скорее, какого-то весомого повода и нет… Я никогда даже не задумывалась над этим. Я просто работаю. Кроме того, что мы наполняем галерею картинами, еще занимаемся изготовлением разных подарков, художественным оформлением книг. Поэтому получается, что все время есть некий информповод и есть за что зацепиться — как поругать, так и похвалить.
— Ваша галерея в центре Киева. При нынешней активной работе чиновников и рейдеров, должно быть, было непросто здесь обустроиться?
— Эта галерея создавалась не из тщеславия. Мол, «хочу свою галерею!» Скорее, это жизненная необходимость. Раньше я работала на улице Горького, 41. Там у меня на первом этаже была своя маленькая студия — всего 30 кв. м. Естественно, на стенах висели работы. Приходили люди, смотрели… Потом в какой-то момент я осознала, что людей приходит все больше и больше. А я в это время работала… Надо было оторваться, открыть дверь. И час времени уделить человеку. В какой-то момент я осознала: если приходит человек десять в день, то этот день, к сожалению, у меня уже потерян для работы. В результате все мое время было посвящено только приему посетителей. Поэтому и возникла необходимость разделить место работы и место показа картин. Вскоре нашлось это помещение на Михайловской. Сделали ремонт. В общем-то, я думаю, простая и обыкновенная история.
— А как вы сами определяете свою авторскую художественную манеру?
— Я никогда не ломала голову над точным определением стиля или поисками смысла творчества. Поэтому и объяснить не могу. Этот вопрос, наверное, к другим.
— В Интернете можно найти «информацию», будто бы ваши работы резко подскочили в цене и некоторые картины могут потянуть до 100 тыс. долл. Это правда? Или пиар-технология?
— Нет, конечно! Это явное преувеличение. Но правда то, что желающих купить эти картины оказалось гораздо больше, чем я могу произвести на свет. В связи с этим возникали курьезные ситуации, когда люди приходили ко мне в мастерскую, хотели посмотреть работы, а их не было. Ситуация складывалась довольно глупая. Поэтому я сознательно поднимала цены, чтобы у меня оставалось какое-то количество работ, которые я могу экспонировать и участвовать в выставках.
— Ну а если все-таки о «ценовой политике», то в каком диапазоне сегодня котируются ваши работы?
— Это не тайна. От трех до пяти тысяч долларов. А 100 тыс. долл. — это не правда! Можно рассказать все что угодно.
— Кто же в таком случае ваши покупатели? Знаю, что многие звезды эстрады неравнодушны именно к вашему творчеству?
— Ну, я думаю, не тайна, что одну из работ приобрел Лучано Паваротти... Он приезжал в Киев два года назад и купил две мои работы. В том числе ту, которую я очень долго никому не хотела продавать. Никому! Ни за какие деньги! Называлась она «Мне все равно, где жить, только бы жить с тобой». Это было мое откровенное посвящение любимому человеку. Картина была сделана именно для него. Но вот перед превосходством великого Паваротти я устоять не смогла. Правда, потом несколько дней ревела. Называла себя и предательницей, и корыстной, и жадной, и тщеславной. Затем из Германии позвонила одна знакомая женщина. У нее самая большая коллекция моих работ. Она тогда сказала: «Женя, пойми, ты родилась для того, чтобы отпускать свои картины в жизнь... Ты не имеешь права держать их у себя… Может быть, какой-то человек жить не может без этой работы». Так что после той истории я в общем изменила свое отношение к моменту передачи своих картин в другие руки. Ну а кто приобрел мои работы совсем недавно? София Ротару, Наталья Могилевская, Ирина Билык, Юрий Никитин, Юрий Горбунов, Саша Положинский, Ассия Ахат, Дмитрий Коляденко…
— Вся телевизионная рать? А вы бы могли просто подарить свою картину?
— Последний раз я подарила свою работу Ани Лорак. Хотя лично с ней не знакома. Просто с ее творчеством у меня связана одна необычная история… В какой-то момент Ани мне очень помогла, вернее, ее песня «Зеркала». Тогда у меня в жизни был тяжелый переломный момент. И когда я попала на ее концерт, услышала эту песню, то расплакалась. И как будто от чего-то освободилась. То есть произошел своеобразный катарсис. После концерта мы созвонились, и я просто передала ей картину. Это был знак благодарности.
— А кто ваши учителя в живописи? Каков вообще ваш «путь в искусстве»?
— Родом я из Харькова. Самое главное на моем, как вы сказали, пути — это годы обучения. Я мечтала о художественном училище и поступила туда, как только окончила восемь классов. Потом был Художественный институт. Вскоре выиграла студенческий конкурс и еще год училась в Нюрнбергской академии искусств. То есть было целых одиннадцать лет обучения. Причем я рисовала с утра до вечера. С 9.00 до 18.15! После этого были два «голодных года» полного нерисования. Я хотела рисовать, но не знала, что и как. Как умела — сама не хотела. И ничего другого не могла. После института я переучивалась. И кем только ни работала — и маникюршей, и декоратором, и таможенным брокером, и менеджером. Не то чтобы меня бросала куда-то жизнь, просто в то время я не могла заработать живописью. А ведь у меня на руках был маленький ребенок. Я стала обычной мамой… Только очень голодной и очень нищей. Переходила с работы на работу. И вот через два года таких метаний я начала рисовать — сама для себя… Причем очень боялась даже показывать эти свои работы. Потом все же организовали мою первую выставку. Все работы были проданы. Внезапно возник неимоверный интерес к моим смешным человечкам. Вскоре появились и первые большие заказы от разных галерей, от российского журнала «Вог». Мне надо было выбирать — либо создавать картины с этими самыми эльфиками и человечками, либо продолжать ходить на службу. Хотя могу отметить: долгие годы обучения реалистической живописи дают о себе знать. Есть тень и свет. Есть проработка формы и переход перспективы. Есть передний и задний планы. Присутствуют также детали… В общем, с того времени выбор в пользу живописи был сделан. Вскоре я уволилась с работы и пустилась в самостоятельное плавание.
— В некоторых интервью вы говорите, что счастливы в личной жизни. А может ли счастливый человек в полной мере искренности передать человеческую боль в своих работах?
— Что касается моей семьи, то, как сказал классик, «все счастливые семьи похожи друг на друга…» Здесь нет ничего необычного. Все хорошо. Страдания и боль? Нет, это не обо мне… Я не знаю, как передавать боль… Если мне больно, то я вообще не могу в этот момент рисовать. Это есть, наверное, у других творцов. Считаю особым талантом умение одновременно и творить, и страдать. То есть здесь должна быть иная, отличная от моей внутренняя организация. Со мной же все намного по-детски проще.
— Почему так много в ваших картинах именно детского мира, столь непосредственного и одновременно простого и сложного?
— Я не придумываю своих человечков «насильственно». Не могу рассказать, как рождаются образы… Работаю без эскизов — сразу рисую карандашом на холсте. Мне кажется, пока делаешь эскиз, из тебя что-то выходит. Исчезает некое чувство, необходимое для рождения человечков. К тому же работа с эскизом подразумевает переделки, перестановки. А я считаю неправильным «много думать». И не хочу делать «умные картины». Они тогда получатся неинтересными. Даже названия никогда не придумываю. Мысли сами рождаются во время рисования. Например, «Ах, ты какая шкодница!» Но сидеть и специально придумывать какие-то выгодные фразы? Нет, в моей практике подобного нет.
— На Запад с персональными экспозициями часто приглашают?
— Были мы и в Великобритании, и в Германии, и во Франции… Также много проводили выставок в России — это Москва, Самара…
— И как там принимали ваших ангелоподобных человечков?
— А точно так же, как в Украине. Это же универсальный язык. Здесь нет никакого барьера.
— Говорят, что вашим картинам присуще нечто мистическое…
— Нет, я не верю в мистику. Это все фантазии.
— А были ли случаи, когда ваши картины как-либо изменяли судьбы незнакомых людей или попросту влияли?
— Часто приходят письма от разных людей. В том числе и из-за границы. Например, один человек пишет: «У меня тяжелая работа. Возвращаюсь вечером домой, и ваша картина меня лечит». Еще люди делятся своей радостью, когда появляется долгожданный ребенок в той семье, где его ждали около пятнадцати лет. Бывает, что приходят посетители в галерею и рассказывают разные истории наподобие того, что моя картина излечила от какой-то боли. Именно эти сообщения вселяют уверенность в том, что я должна отдавать все больше и больше. Ради этого живу. И в положительный эффект от моих работ верю. Но никогда не буду этим пользоваться корыстно и говорить: вот это — 100-процентный рецепт. Это глупость… Впрочем, думаю, не имею права рассказывать о том, как они действуют. Каждый человек это чувствует по-своему. Я также не наблюдаю и за современным художественным процессом. Не делаю выводы. И четко не могу это сформулировать, подытожить, проследить… Просто у каждого человека есть в жизни выбор. Это касается всех срезов жизни и всех профессий. Человек рождается свободным, и ему решать, как себя вести. Всему цена — собственная инициатива.
— Какие образы и сюжеты занимают вас именно сейчас, вот в этот момент?
— Творим очередную книгу. Первая, которую уже выпустили, называется «Трехлетняя Мона». А вторая — «Гоша». Но это пока только рабочее название. Это небольшая история, совсем крохотный рассказик и очень много иллюстраций к нему. Сначала я придумываю историю. Уже потом делаю иллюстрации к ней — и заодно корректирую текст.
Коснувшись крылом…
В галерее Евгении Гапчинской на Михайловской особая аура детства. Повсюду — ангелоподобные маленькие человечки-детки. Причем у многих, даже у шкодников и животных, за спиной крохотные крылышки. Евгения сама же назвала себя «поставщиком счастья №1». Поэтому и картины ее жизнерадостные, светлые, населенные смешными и трогательными ангелами.
…Вот, к примеру, довольно большое по размеру полотно «Считают ворон». Снег, на зимней улице четыре юных «математика»… Вороны — на недосягаемой высоте деревьев. «Считаю, что это картина обо мне, о моем муже, обо всем нашем постсоветском поколении, — говорит Евгения. — О том детском «саде мечты», в котором мы так любили гулять…»
По словам Евгении, сюжеты ее полотен «из жизни». Есть и реальные прототипы… Ну разве не может быть такого? Разве можно не любить, «Когда подушка пахнет тобой»? Именно такое название у работы, на которой изображена юная розовощекая мечтательница. Но, несмотря на возраст, она уже не по-детски склоняет голову с рыжей копной волос на свою девичью постель.
Поэтому невольно веришь, что все человечки Гапчинской — самые настоящие. И они живут своей реальной жизнью: чувствуют, боятся, сомневаются, любят, скучают. Естественно, что эта атмосфера распространяется и на зрителей. Любой человек, видя птицу в клетке, захотел бы отпустить ее на волю. На эту тему у Евгении картина «Сегодня я отпускаю всех своих птичек»… Правда, уже повзрослев, начинаешь понимать, что именно таким экзотическим существам жить лучше все же в неволе, ведь куда ни кинь, везде опасность — и коты, и холод, и голод… И вообще, окружающие не очень-то приветствуют тех, кто резко отличается своим оперением.
Мир и дух галереи Гапчинской самодостаточен и гармоничен. Здесь все одновременно напоминает и сказку, и реальность. Но ту реальность, которая любое обыденное событие превращает в сияние и в праздник («В моем шкафу поселились ангелы», «Балованные», «Моя кошка родила котят», «Версаль. Дура»).
«Вряд ли я напишу уже что-то эдакое современное, странное. Кровавое, эпатажное или абстрактное. Экспериментировать хочется, но уже где-то внутри себя, на уровне этих чудиков, которых я вижу и люблю, мыслю этими любимыми мною человечками», — однажды сказала художница.
Язык ее человечков универсален. Его понимают в разных странах. Гапчинская оказалась настолько популярной, что ее манеру даже подделывают. Причем и в Украине, и за рубежом — в России, Венгрии, Польше.
«Детская» манера художницы поначалу удивляет, затем подкупает. Может, потому, что в душе самой художницы напрочь отсутствуют черные мысли и многочасовые поиски «смысла жизни»? И ее герои вряд ли стали бы ломать над этим голову. Они не ищут смысл, они просто живут.