«Нугзар и Мефистофель» |
Для тех, кто любит подводить итоги и резюмировать события, отмечу сразу — свой седьмой год фестиваль «Київ Травневий» встретил в творческом всеоружии и с непременным юмором. И значит, снова удался.
Об успехе питерского театра на Литейном «ЗН» писало в прошлом номере. Видимо, если актеры решат приехать к нам в гости в третий раз, то и тогда они потрясут воображение. Последующая неделя фестивальных перфомансов предоставила серьезную пищу не только для ума, но и для чувств. В современных постановках о чувствительности речи не было и быть не могло. Времена не те.
Представление Королевского драматического театра из Стокгольма моментально угодило прямо в яблочко зрительских симпатий. А все потому, что, взяв за основу хрестоматийный сюжет Шекспира, артисты не стали извращать его, не пытались найти очередной скрытый смысл или психологический подтекст. Они просто использовали фабулу как повод для создания удивительно гармоничной постановки, причем определение «ренесансна співогра», заявленное в буклете, как нельзя лучше отражало смысл происходящего. Десять человек, семь стульев на фоне зеркального задника, канцоны и мадригалы на английском и французском языках, блестящая игра и четко обрисованные характеры — словом, зрители допускаются не только на спектакль, но и в него. Бесконечная импровизационность, за которой — кропотливая, слаженная и по-настоящему талантливая работа коллектива, который смог увидеть в канонах повод немножко подурачиться, инструментально и вокально, а также поиграть с залом. Спектакль шел без перевода, что, впрочем, характерно для многих фестивальных действ, однако Киев, увы, все еще Европа лишь по географическому критерию — оценить тонкости английского юмора смогли те немногие из зала, кто владеет языком. Остальные довольствовались музыкой и актерской игрой.
Не менее легко воспринимался и следующий спектакль, привезенный белорусским ТЮЗом и заявленный как детский. Тем не менее уже в первом действии стало понятно, что под «детским» зрительским контингентом подразумеваются как минимум старшеклассники школы, а то и студенчество — уж слишком много фривольностей оказалось в постановке Натальи Башевой. Сюжет — из школьной программы: веселый лесник Тарас из белорусского села попадает, ни много ни мало, прямехонько на Парнас, и, пока Зевс отсутствует по уважительным причинам, начинает там наводить порядки. Делает он это весьма умело, а боги выглядят типичными для литературы XIX века представителями «заможного панства» — то есть бездельниками, интриганами и пьяницами.
Самым, пожалуй, необычным и завораживающим событием этих дней стал «Манифест» Виткевича, привезенный в Киев профессором Краковской театральной школы Жулей Зайонцовной. Основательница театра «Просцениум» Жуля — подлинный мастер монодрамы. Создается впечатление, что ей вообще никто не нужен — ни режиссер, ни сценарист, ни партнер по игре. Сама себе напарница, Зайонцовна на протяжении одного спектакля перевоплощалась в различных героев, причем настолько несложными, незамысловатыми средствами, что аж дух захватывало. Например, извлеченный из многофункционального чемодана шарф превратил актрису в месье… «Манифест» создан актрисой по мотивам произведения польского драматурга Станислава Виткевича, но совершенно явно переосмыслен, пропущен через себя и свой опыт, прожит и пережит заново и представлен на суд публики в виде монолога с залом. Особенно здорово действо смотрелось на крохотной сцене театра «Сузір’я», при этом зрители первых рядов оказались включенными в спектакль, хотя и не все обрадовались подобной чести. Умение импровизировать и воспринимать мысли с лету — большой дар, сполна дарованный краковской гостье, но далеко не столь доступный нашей консервативной, в массе своей, публике.
Именно консерватизм и мешал многим на следующем спектакле фестивальной программы — немцы привезли в столицу не просто пьесу. Они привезли «Трех сестер». Без перевода, хотя и с комментариями. В постановке Евгения Местечкина. Да еще и с мужчиной в роли одной из сестер. Сложно описать словами то, что нужно один раз увидеть и составить собственную картину происходящего. Очередное прочтение классики, очередные поиски способа достучаться до зрительского сознания, очередная попытка вывернуть наизнанку собственное я и изучить его через увеличительное стекло нового времени. Лист бумаги превращается в живых героев, эмоции также выплескиваются на бумагу — ее рвут, мнут, комкают. Плюс абсолютно неорганичная поначалу немецкая речь, которая постепенно идентифицируется как своеобразный фактор создания специфического настроя (или настроения?). Это, конечно, не те «Три сестры», которые написал Чехов и ставят в наших традиционно-закостеневших театрах. Это очередной опыт современного человека, личности взглянуть на все те проблемы, которые не утрачивают актальности и в наш техногенный век.
Те же вечные мысли, вечные муки душевные — и в клайпедском представлении под названием «Шелк». Нелли Савиченко и Рената Шальтените словно складывают разноцветные стекляшки историй, создавая причудливую, не всегда понятную и благозвучную мозаику. Но вопросы, которые они задают, понятны. Ответы, которые находят, — уже были найдены нами. Ситуации, в которые попадают и о которых вспоминают, — кем-то пережиты, а выводы, к которым приходят, — давно осмыслены. Жизнь — как легкий шелк, она так же струится сквозь пальцы и так же неуловима. Две женщины — не героини. Они лишь части этого калейдоскопа, стеклышки, которые также перемещаются, когда чья-то рука нетерпеливо встряхнет свою волшебную трубку с картинками. Как в детстве, только со взрослым надрывом и ностальгией.
Самым нехарактерным участником фестиваля стал француз с псевдонимом Йомо. Он никого не изображал, ничего не пародировал, не искал инновационных форм и подтекстов. Он просто взял в руки гитару и почти два часа обаял публику не только своим искусством, но и собственной теплотой. Дело в том, что Йомо (Жан-Марк Леклерк) поет на 30 языках. Причем на всех тридцати — с отличным произношением и абсолютно неповторимым темпераментом. Честно говоря, поначалу призадумалась — а имеет ли отношение шансонье к театральному фестивалю? Оказалось, имеет и еще какое. Потому что песни ЙоМо не только поет, но и играет. И не только на гитаре. Завести зал артисту удалось с третьей минуты. И все потому, что между исполнением хитов вроде «Маруся, раз, два, три» и «Червона рута», а также «My Bonnie», «I wanna hold your hand» и других, Жан-Марк абсолютно свободно общался с публикой на украинском и эсперанто, вставляя английские, немецкие и французские слова. А еще — Леклерк сам переводит известные песни на все известные ему языки. Вот и получаются мегахиты, понятные в любой стране.
А вот выступление сербов со спектаклем «Золотое руно» воспринималось с трудом — невзирая даже на то, что сюжет был вкратце изложен самим режиссером. Спектакль держится исключительно на диалогах. Больше там практически ничего нет — три героя, две занавески и один аллегорический гроб. И все бы ничего, но сербский язык — не польский. Понять удалось лишь единичные фразы и высказывания персонажей, а из-за этого утратилась драматургия произведения. Философский смысл остался для зрителя в полутьме, и лишь хорошая актерская игра удерживала до конца, хотя многие не выдержали — сбежали.
Не понадобился перевод македонскому коллективу, который привез неоднозначное действо под названием «Балканский блюз». Не знаю, как насчет жизненной правды, которая, как гласил буклет, является основной «фишкой» спектакля, а газетную хронику напоминало действительно здорово. Вот только темное, пыльное и гнетущее ощущение действительности, воссозданное артистами, настолько уже навязло в зубах благодаря телевизионным продуктам разного уровня качества и страшилкам из журналов и газет, что возникает непреодолимое желание дистанцироваться и поскорее прополоскать рот. Чтобы не было так гадко.
Проекты Ренаты Кеерд «Места» и «Мистические звуки глубокой ночи» вызвали совершенно противоположные эмоции. Словно окунулся в кристальной чистоты горный ручей, который смывает всю пыль, всю усталость. Танцевальные миниатюры — не совсем подходящее определение для ее творчества. Это синтез танца, пластики, движения, видеопроекции, светового шоу. И еще чего-то, чему, наверное, пока не придумали названия. Свечи, которые в кромешной темноте движутся по сцене, влекомые невидимыми нитями, словно светлячки. И это только начало, а за ним — два отделения лаконичных пластических фраз и размышлений. Язык тела, понятный и доступный. Без выхолощенности и неестественности классических форм и поз. Хореография, как она есть и будет. Вместе со своим постоянным партнером Хелгуром Розенталем Рената органична и естественна. И можно долго спорить по поводу того, является ли находкой проецируемый на шарфе пюпитр, который постепенно сливается со стоящим за платком, но это — здорово.
Жизнь в эмиграции взволновала творцов неокабаре «Кукурузный торт» — с этими мыслями они и приехали на суд столичной публики. Хотя выражение «на суд публики» тут не подходит — в поисках понимания, скорее, которое здесь и обрели.
А на закуску — немного чертовщины от грузин из тбилисского Театра Королевского двора. Мефистофель современности, грузинский вариант — будем знакомы. Условия договора не изменились с тех самых времен — душа в обмен на все, чего жадная человеческая натура пожелает. Вот только вместо образованнейшего доктора Фауста у Лаши Бугадзе, автора пьесы — неудачник Нугзар, который безуспешно пытается повеситься на абажуре, а его энергичный сосед, директор коммерческого кладбища, только мешает ему осуществить самоубийственные планы. Впрочем, мешает этому и франтоватый Мефистофель, утомленный своей неблагодарной профессией, но абсолютно уверенный в результате. Нет, Нугзар не крикнет «остановись, мгновенье, ты прекрасно!..» Он просто-таки повесится на своем огромном абажуре, который замечательно вписывается в декорации Мураза Мурванидзе, и угодит туда, где, по меткому замечанию черта, 1005 градусов тепла и никаких осадков не предвидится.
Корейскими танцами и музыкой завершился фестиваль, хотя из своего рукава организаторы умудрились вытащить еще одного «кролика» — мастер-класс американской вокалистки Дайаны Зола. И еще — смотрели в ночное небо, уже в который раз. Только теперь это назвали модным словечком «флэш-моб».
Недели фестивальных вечеров хватило для того, чтобы напитаться впечатлениями, подобно губке. И подметить важную деталь — камерность современного искусства весьма созвучна его лаконичности. Героев на сцене мало, декораций — и того меньше, да и времени у зрителя отбирают не так уж много.
А что дают? Дают качество, в большинстве случаев, дают свежий и иногда оригинальный взгляд, запоминающиеся лица, удивившие своей характерностью образы. Театр приспосабливается к жизни всеми своими средствами и формами. Он стремится быть созвучным и органичным, хотя иногда агрессивен и угловат. Но он, как зеркало, отражает нас самих и наше отношение к жизни. Иногда — искривляя улыбку в усмешку или гримасу, жалость — в брезгливость. Еще одно «я», которое требует к себе внимания, как капризное дитя.
А чего бы хотелось? Хотелось бы, чтобы не получалось организационных накладок — когда три спектакля в одно и то же время идут на трех различных площадках. Посетить удается лишь один, а выбирать в таком случае, в отличие от принципов супермаркета, весьма непросто и всегда рискуешь прогадать.
Кроме того, хотелось, чтобы большее количество зрителей смогло побывать на фестивальных вечерах — уж слишком ограничивает круг ценителей система пригласительных для важных гостей.
А еще хотелось бы, чтобы фестиваль длился чуточку дольше. Хотя это желание — из детства, чтобы конфета была чуть-чуть больше и сказка хоть немножечко длиннее. А растягивать удовольствие, в особенности театральное, — занятие хоть и дорогое, но зато такое приятное!